Никто об этом не узнает

Страх и напряжение постепенно отпускали, Алёна почти успокоилась и даже ощутила прилив аппетита, что, в общем-то, не удивительно — все эти дни она толком и не ела.

Выглянув в коридор, она настороженно прислушалась. Никого. Ни шороха, ни звука. Дом явно опустел.

И всё равно на кухню Алёна спускалась чуть ли не на цыпочках. Тут, правда, дело не только в одноклассниках Максима. Само по себе казалось неудобным хозяйничать в этом доме, который был для неё чужим. Особенно она стеснялась рыскать по кухонным шкафам и холодильнику. Словно нарушала границы, вторгаясь на территорию домработницы Веры, которую Жанна Валерьевна отпустила на выходные. Неловко, да, но голод не тётка…

Однако все чашки с едой были плотно, в несколько слоёв обёрнуты пищевой плёнкой. Рвать её Алёна постеснялась. Кто знает этого Максима? Открывать банки тоже не осмелилась и съела лишь помидорину, присыпав красную мякоть солью. Вкусно, но мало. Помедлив, она взяла ещё банан. Там целая связка, рассудила, они не заметит.

Глава 7

— Максим, мне страшно оставлять тебя одного, — вздыхала мать за завтраком. — Сегодня — пятница, а приедем мы только в воскресенье. Как ты тут один? Поедем с нами. Дедушка будет очень рад.

— Нет, у меня планы, — сказал, как отрезал.

— Какие планы? — встревожилась она ещё больше. — Максим, ты опять что-нибудь натворишь? Отец тогда тебя точно отправит в этот пансион. Он и так после твоего выступления на прошлой неделе вне себя был…

— Ничего я не натворю, — начал раздражаться Максим.

— А как же ты проживёшь? Что есть будешь? Вон и Вера взяла выходной.

— Жанна Валерьевна, я всё приготовлю, — вклинилась Вера, — и оставлю. Только подогреть.

— Я бы тоже дома остался, у деда скучно, — закинул пробный шар Артём, но надежды его тотчас пошли прахом.

— Ещё чего! — возмутилась мать.

— Не, малой. Ты мне тут нафиг не впёрся.

Артём замолк, но пока ехали в гимназию, снова затеял этот разговор. Пытался выспросить, что у Максима за планы и нельзя ли как-нибудь… Но Максим, даже не дослушав, резко оборвал его:

— Нельзя.

— Но…

Максим припечатал брата тяжёлым взглядом, тот осёкся и до самой гимназии молчал с обиженным видом. Под конец Максим не выдержал и, криво улыбнувшись, спросил:

— Я не понял, тебе что, малой, так хочется в оргии поучаствовать? А говорил — такие вещи тебя не интересуют.

Артём тотчас смутился, захлопал глазами.

— Я не… я просто… я бы в комнате своей сидел.

— Ну-ну, — хмыкнул Максим

— Нет, правда! Я бы проект готовил, вообще бы вас не потревожил… не хочу к деду…

Но Максим его как будто больше и не слышал. Хлопнул дверцей Кадиллака, злорадно отметив про себя, как при этом перекосилось лицо водителя, и направился к школьным воротам.

* * *

После занятий расходиться не спешили.

Ренат и Никита ещё накануне растрезвонили всем по поводу «пятничной вписки у Макса». Предложение встретили на ура, по пути завернули в супермаркет, где изрядно потрепали нервы охране, и в четыре завалились к Максиму дружной, галдящей толпой.

Максим опустил жалюзи — полумрак расслаблял вдвойне, врубил на компьютере, не заморачиваясь, хот-чарт Европы-плюс, и пошло-поехало веселье.

И всё было хорошо, даже замечательно: пили, курили, хохотали, отрывались, в общем, по полной. Крис уселась ему на колени и так соблазнительно ёрзала, что реакция не замедлила сказаться.

С Ренатом те же фокусы проделывала Диана, и судя по блеску в его глазах — тоже успешно.

Только Ник подкатывал то к одной, то к другой девчонке и всё напрасно. Но у него всегда так. Общались с ним охотно, а вот с сексом обламывали.

«Он толстый и прыщавый, — объяснила как-то Кристина Максиму. — С ним фу».

Но Ник надежды не терял и на этот раз вовсю обихаживал Вику. Правда, та кочевряжилась, но Ник не унывал и подливал ей раз за разом.

Потом кому-то стукнуло в голову послушать Максима, и началось: ну, сыграй, ну, спой, сделай людям приятно.

Раньше Максим по собственной инициативе везде и всюду и пел, и играл. Да и мать постоянно его таскала — хвасталась, какой одарённый у неё мальчик, как бесподобно поёт и играет на клавишных. Играл он и впрямь талантливо, совершенно не зная при этом музыкальной грамоты и наотрез отказываясь посещать музыкальную школу, ибо учить гаммы — скучно. Однако, услышав мелодию, мог тут же сыграть её на слух, ни разу не сфальшивив. И пел он — заслушаешься.

Потом звонкий и чистый голос стал ломаться, грубеть. Там уж не до пения было, когда он и просто в разговоре мог то басить, то давать петуха. Год целый мучился, замкнулся, потом голос оформился, стал сильнее, но появилась хрипотца, которая, впрочем, не портила, а даже придавала особый шарм, но… петь больше не хотелось. Мог иногда, под настроение, но редко.

Да и с клавишных Максим резко переключился на гитару. Начинал с обычной, вдохновенно учил лады. Играл каждую свободную минуту, стирая пальцы до кровавых мозолей.

А в прошлом году на семнадцатилетие отец подарил ему заветный фендер телекастер, правда, с условием, что играть он будет только в его отсутствие, иначе заберёт подарок назад. Отец не любил музыку.

— Макс, давай «Беспечный ангел», — попросил Ренат.

Но Максим начал с линии по фригийскому ля минору, играя знакомое вступление расслабленно, даже небрежно.

Нирвану он вообще любил, но «The Man Who Sold The World» выделял особенно. И исполнял её с душой так, что, когда умолкли последние аккорды, и парни, и даже девчонки, которые были к гранж-року, в общем-то, равнодушны, ещё какое-то время сидели молча и неподвижно. Но затем, оправившись, загалдели наперебой: сыграй то, спой это.

Однако Максим коротко мотнул головой, убрал телекастер и снова включил дабстеп.

Кристина снова умостилась на его коленях, одарив за чувственное исполнение чувственным поцелуем. Ренат с Дианой, глядя на них, тоже стали целоваться.

В общем, вечер катился по намеченному руслу, пока Ник с Киром не приволокли какого-то чёрта эту дуру.

Где они её только выцепили? И главное, зачем?

Хорошее настроение сразу почему-то испортилось. Волной поднялось раздражение, причём на всех. Даже на Кристину.

А эта… она смотрела на них так, будто её сейчас четвертуют. Только если раньше страх в её глазах забавлял его, то сейчас это ничуть не веселило. Наоборот, возникло тягостное, мерзкое ощущение, словно они тут ребёнка истязают. Даже когда она ушла, это гадское чувство осталось. И все попытки Кристины расшевелить его, больше не вызывали нужной реакции.

Он аккуратно ссадил её с колен и вышел на балкон. Почти сразу к нему присоединился Ренат. Оба закурили.

— Ты правда из-за отца её не трогаешь? — помолчав, спросил Ренат.