Ниочема 3
Шрифт:
Шум с улицы был слышен еще в комнате. А стоило выйти на балкон, как уши едва не заложило. Внизу, перед дворцом шумело натуральное людское море. До сего дня Олег думал, что это — лишь фигура речи. Ан нет: так оно и есть, море. Плещет, волнуется, руки тянет. Но стоило руку поднять самому, как тут же народ внизу замер. В одно мгновение, словно по щелчку пальцев, затих шум.
Олег взглянул на текст, написанный Сункаром, и тут же понял: это будет неправильно. Нельзя с народом по бумажке говорить. Ибо как ты к людям, так и люди к тебе. Под удивленным взглядом советника он сунул в карман лист дорогой, почти что драгоценной бумаги, и подвесил перед
— Люди степи! — произнес он. — Я не знаю вашего языка. Кто из вас понимает имперскую речь?
Подняли руки многие. Достаточно, чтобы можно было продолжать.
— Тогда выслушайте мои слова и передайте тем, кто не знает языка.
Люди внизу активно закивали, показывая: они действительно это сделают.
— Я пришел в этот город не для того, чтобы стать ханом. Что направило мой путь — судьба, воля Предков, или что-то еще, неизвестно. Но в итоге прежний хан умер, а я в ханской шапке стою перед вами.
Олег оглядел притихшую толпу, ощутил повисшее в воздухе напряженное внимание, перемешанное с наивным, детским ожиданием чуда. И тут его понесло:
— Было бы ложью обещать с завтрашнего дня новую сытную и счастливую жизнь для всех. Я не знаю, когда это произойдет, но знаю, что лучше жить в мире и торговать, чем воевать, лучше строить, нежели разрушать, и лучше заработать, чем украсть. Так живу я, и хочу, чтобы так жили вы…
Дженкинс стоял в толпе. Он не хотел сюда идти, но люди сжали его со всех сторон и вынесли на огромную площадь перед местным дворцом. Лейтенант попробовал выбраться, но не хватило сил. Слишком тесно стояли люди, и было их слишком много. Толпа чего-то ждала. Шум стоял невыразимый и, несмотря на относительное знание языка, не было возможности разобрать хоть слово.
Вдруг все разом стихли. Головы соседей обратились в сторону дворца. Дженкинс глянут туда, куда и все. И — удача это была или, напротив, проклятие — на широком балконе в парадном ханском облачении стоял тот самый диверсант. Он начал говорить, и все до единого его слушали. Дженкинс тоже слушал какое-то время, но не понимал ни слова. Сейчас можно было бы покончить с врагом одной очередью, но не было возможностибыстро вынуть автомат из-под рваного халата, найденного где-то в развалинах. Но теперь он знал, где скрывается враг. Разумеется, пройти во дворец ему не дадут. Но он дождется своего часа.
Олег закончил говорить и ушел с балкона под крики:
— Ит-кирдык-оглы!
К нему буквально метнулся Сункар.
— Это была гениальная речь, мой господин!
Олег внимательно посмотрел на советника, но не заметил ни капли насмешки. Напротив, тот был крайне серьёзен и даже несколько взбудоражен.
— Скажите только: вы действительно верите в то, о чем сейчас говорили? — уточнил Сункар.
— Разумеется, — заверил его Песцов, — я вообще стараюсь не врать. Считаю, что в средней и дальней перспективе ложь объективно невыгодна. Ближайшие три года мне так или иначе придется быть ханом, а делать что-то наполовину я не привык.
Сункар просиял:
— Это много больше, того, на что я смел рассчитывать! С вашего позволения, господин, я займусь своими делами.
— Погоди минуту, мне нужно решить с тобой несколько государственных вопросов.
— Слушаю, господин!
В руках советника мгновенно возникли блокнот
и карандаш.— Скажи, Сункар, как в моём ханстве обстоят дела с государственной регистрацией прав на управление транспортными средствами?
Капитан Соловьёв мысленно составлял рапорт начальству. Рапорт — это первое, что от него потребуют после возвращения на базу. И как в этом рапорте писать? Обеспечивал секретные эфирные переговоры хана Дикого поля с императором? А если сам факт этих переговоров является секретом? Вот же…
— Десятник!
Громкий голос, раздавшийся за спиной, невольно заставил вздрогнуть. Тело сработало на рефлексах. Капитан прямо с места прыгнул в сторону, на лету окутывая себя магическим щитом, перекатился и замер, направив ствол изготовленного к бою пистолета в то место, откуда был слышен голос.
— Ха-ха-ха-ха!
В пустой комнате из облака дыма неторопливо соткалась голова хранителя, которому Песцов дал странное имя: Хоттабыч.
— Ты забавляешь меня, десятник. Ха-ха-ха! — сотрясалась от хохота голова, отчего кончик призрачной бороды елозил по полу.
— Зато меня ты бесишь, — ругнулся Соловьёв, поднимаясь на ноги и убирая пистолет. — Чего хотел?
Хоттабыч тут же стал серьезным и величественным.
— Великий хан Дикого поля повелевает тебе явиться к нему!
— А нормально сказать нельзя было? — мрачно спросил капитан.
Он ушиб плечо, и теперь оно чувствительно болело.
— И вообще: почему десятник? Если считать по-твоему, я как минимум полутысячник.
— При тебе десяток воинов, значит, десятник, — ехидно заметил хранитель. — Следуй за мной, десятник. Хе-хе!
Хоттабыч привел капитана к дверям.
— Входи, десятник! — пафосно провозгласил он. — Великий хан ждет тебя!
Соловьёв вошел, и за его спиной тут же сама собой захлопнулась дверь.
— О, великий хан! — с ехидцей произнес он и шутовски поклонился.
— Я рад, Тимофей Игнатьевич, что чувство юмора вам не изменяет, — ответил Песцов. — Хочу поставить вас в известность вот о чём: завтра из империи должна прибыть колонна транспорта для эвакуации пленных, и вы с вместе ней отправитесь домой с чувством выполненного долга.
— Зачем вы мне это говорите? — удивился Соловьёв.
— Затем, что я уеду в империю сегодня. Прежде, чем там начнется шумиха, надо успеть сделать ещё пару дел.
— А как же пленные, колонна?
— Это не ваша забота. Все необходимые распоряжения отданы. Сункар и Хоттабыч проследят, чтобы всё было исполнено строго по моему слову. А сейчас давайте скатаемся в одно место. Я передам вам пару офицеров из армии потенциального противника, а вы доставите их в Питер.
Капитан выругался, но строго про себя. Приказ есть приказ. И тот факт, что его отдает салага, никого не волнует. Начальство сказало перейти в подчинение, значит, надо выполнять. Тем более, от Песцова пока что не было ни глупых, ни пустых приказов.
Группа собралась, погрузилась в транспорт и отчалила. И спустя полчаса колонна из грузовика и двух броневичков остановилась у той самой вражеской базы. Соловьеву хватало сил удерживать лицо, пока пацан, вчерашний новобранец, колдовал над управлением защитным полем. А когда он завел группу прямо на базу — не удержался, присвистнул. И было отчего: в большом ангаре сидело два десятка человек в европейской форме.
При виде Песцова сидельцы резво поднялись, построились, а один из них доложил, словно генералу: