Ниочема 3

Где-то в императорском дворце.

Рано утром, не слишком выспавшись, Олег выбрался из постели, стараясь не потревожить спящую жену. Полюбовался раскинувшейся на простынях нагой девушкой и с чувством глубокого сожаления отправился мыться и одеваться. Быстро позавтракал, уселся в спорткар и отправился во дворец.

Там его уже ждали. Один из секретарей встретил у входа и проводил во дворец. Передал другому секретарю, тот довёл до приемной. А оттуда после высочайшего распоряжения его препроводили в небольшую тщательно отделанную комнату. Всей мебели в ней было — один стол и два одинаковых удобных кресла.

Едва один из секретарей открыл перед Песцовым дверь, как точно такая же дверь открылась в противоположной стене комнаты, и в переговорную шагнул Петр. Понятно: теперь у них статусы формально равны. И никаких столов типа «рядовой перед начальством» быть не может в принципе. Олег, чуть замешкавшись, шагнул навстречу. Пожал протянутую ему руку и, принимая приглашение, уселся за стол.

Пётр опустился в кресло напротив. Остро взглянул на своего «коллегу» и начал:

— Интересный вы человек, господин Песцов. Казалось, давно ли вашим уделом было ученичество в третьесортной Воронежской гимназии. Но ведь ни месяца не прошло, чтобы вы не удивили пусть не меня, но кого-нибудь из государственных чиновников. Нынче же, кажется, побиты все рекорды. Вчерашний гимназист в одночасье стал главой немалого государства: такой головокружительной карьеры в истории цивилизации еще не случалось и вряд ли случится впредь.

— Поверьте, господин Львов: менее всего я стремился к власти. И с радостью отдал бы трон более подходящему претенденту. Но так уж вышло, что ближайшие три года мне придется работать ханом. К тому же ваша племянница, как я узнал, происходит из династии основателей ханства. Возможно, она возьмет на себя основную часть забот по управлению Диким полем, оставив за мной лишь представительские функции.

— А чем займётесь вы?

— Я буду рисовать. Это мне нравится намного больше всех прочих дел. Даже больше, чем придумывание новых конструктов.

— Да, я наслышан о ваших талантах. Впрочем, давайте к делу. У нас с вами масса вопросов, которые следует решить прежде, чем подписывать мирный договор.

— Государь, в таком случае, давайте привлечем к нашему разговору Марию Каракалову. Раз фактическое управление будет лежать на ней, она должна как минимум быть в курсе договоренностей. Кроме того, я сильно подозреваю, что по части государственного управления она знает и умеет намного больше меня.

— Что ж, я не против.

Император нажал на столе кнопку. Тут же из «его» двери вошел чиновник, выслушал распоряжение и удалился.

— Ваша супруга появится не ранее, чем через сорок минут. Не хотелось бы терять это время, — заметил Пётр.

— У меня есть одна тема: взаимное признание удостоверяющих документов: паспортов, водительских прав и прочего. А то поездка из Караим-кала в Воронеж нынче вышла у меня весьма интересной и поучительной.

* * *

— Ну что скажешь?

Император с улыбкой, откровенно любуясь, смотрел на изумительно красивую смуглую женщину с роскошными черными волосами, ниспадающими до талии.

Женщина улыбнулась в ответ, шагнула навстречу. Прижалась к своему мужчине, потерлась, словно кошка, головой о сильную грудь, дождалась поцелуя.

— Все, как я и предсказывала. Да ты и сам это видел: мальчик взялся за дело с явной неохотой. Он ведь прекрасно понимает, что ему предстоит сделать. Работы в Диком поле невпроворот, лет на полста хватит, и еще останется. Но заметь: он, раз уж взялся, будет всё делать в полную силу. И за землю, которую хотя и вынужденно назвал своей, биться будет всерьез, что на поле дипломатии, что на поле военном. Но с тобой ему выгодно дружить, и он это прекрасно понимает, а потому пойдет на разумные компромиссы. Только не пытайся у него что-нибудь отобрать силой — наживешь опасного врага.

— И в чем же опасность?

— В том, что нельзя заранее предсказать, кто выйдет победителем при вашем прямом столкновении.

Где-то в империи

Империя ликовала. Конечно, находились герои, сокрушавшиеся о том, что война закончилась, не начавшись. Еще бы: степнякам не наподдали, подвигов не насовершали, орденов, медалей и звезд на погоны не получили. Но другие, те, кто пороху всё же понюхал, были дальновидней: не будет цинковых гробов, не будет безруких-безногих инвалидов, не прибавится вдов и сирот.

Медные трубы трубили на всю катушку. Со всех экранов лились победные реляции, и портреты императора в новостных выпусках соседствовали с портретами еще недавно малоизвестного Олега Песцова, а ныне — полновластного хана Дикого поля. Патриоты, недавно штурмовавшие призывные пункты, теперь устраивали шествия во славу императора, а молодые патриотки от двенадцати и до бесконечности скупали у подсуетившихся торговцев фотографии Песцова. Кто вешал их над кроватью, кто клал под подушку, и каждая мечтала о сказочной жизни ханши с молодым, красивым, богатым, щедрым и могучим во всех отношениях супругом.

Репортеры пестрой крикливой толпой осадили столичный особняк Песцовых, и уставшие за день переговоров Олег с Машей смогли попасть домой лишь с помощью полиции, которая, во избежание непредвиденных случаев, сопровождала их спорткар от самого дворца.

Но были и те, кто не слишком обрадовался новостям. Вернее, тому, что имя Песцова фигурирует в них уж больно часто.

Граф Кобрин был в бешенстве. Правда, это не было заметно никому, кроме самых близких, хорошо знающих графа людей. Песцов должен был давно уже сдохнуть, но не подох. А, напротив, поднимался всё выше и, наконец, стал суверенным монархом. Впрочем, в этом есть и уязвимость врага: в степи лишних глаз нет. Устроить засаду несложно. Но мерзавец стал довольно сильным магом, так что придется посылать лучших. Вот поедет он после празднеств к своим дикарям, там-то всё и решится.

Граф Орлов злобствовал ничуть не меньше. И мысли его были не менее кровожадны. Правда, посылать ему было некого: от родовой гвардии остались крохи, не более десятка бойцов. Тех, кто служил не за деньги и не по магическому принуждению, а исполняя однажды данный обет верности. Жертвовать такими людьми граф не хотел. Верность — дорогой товар, и не стоит его разменивать на банальную месть. На наемников же — хороших наемников — не было денег.

Каптенармус Жабин, послушав утром радио, срочно заболел. Ему стало нехорошо. Он побледнел, посерел и, посетивши доктора и получивши бюллетень, засобирался домой. Прежде, глядя на высеченную в камне угрозу Песцова, он лишь посмеивался: мол, что сможет какой-то там Песцов против могучих Жабиных. Но теперь угроза стремительно приобретала вес и вполне могла стать реальностью. Следовало исчезнуть — хотя бы на то время, пока мерзкий тип не свалит в свою степь. А после можно будет и вернуться на прежнее место. Только надо сперва заехать домой, взять необходимые вещи и запас продуктов.

Каптенармус подхватил чемоданчик с овеществленным эквивалентом своего труда и направился к машине. Ездил он на скромной малолитражке, чтобы не привлекать внимания ни властей, ни бандитов, ни начальства. Выехал за ворота части, и порулил себе дальше. Доехал до дома, загнал машину в гараж, поднялся наверх и остановился: в его любимом кресле у окна сидел человек. И не какой-то там, а хорошо знакомый троюродный дядюшка.

— Что-то ты сегодня рано, — нехорошо улыбаясь произнес дядюшка.

— Да приболел, знаешь ли. Больничный взял. Завтра доктора вызову.