Ночная

Увы, нахцерер, в отличие от бокора, благоговейно тянуть руки и мирно растворяться не спешил.

Монетка ярко озарила погост всеми цветами радуги, на мгновение ослепив и меня, и Раинера. Мертвяку этого промедления хватило, чтобы полоснуть когтями по руке храмовника, выбив меч, и нацелить зубы уже на меня.

Оказавшись лицом к лицу с озлобленным нахцерером, я позорно растерялась и застыла столбом.

Лицо, как назло, сохранилось превосходно. Наверное, я даже встречала бокора при жизни, беспечно прогуливающимся по улочкам близ Нищего квартала, — кто знает? Выглядел он типичнейшим тангаррцем: такое же узкое, как и у Раинера, серовато-бледное лицо с четко выраженными скулами и упрямым подбородком, будто вырубленным в три замаха топором, и большие выразительные глаза. Будь он жив, я бы даже назвала нахцерера красивым.

Но сейчас на комплименты что-то не тянуло.

От первого взмаха когтями я увернулась не иначе как чудом. Ноги казались ватными, ужасно неуклюжими и неустойчивыми, а о лопате в руках я вспомнила, только когда нахцерер решил не мелочиться и к чертям загрызть строптивую добычу. Мертвец прыгнул — я едва успела выставить вперед черенок лопаты, и он налетел на него животом. Лопату я, естественно, не удержала, но нахцерера отпихнула.

Раинер воспользовался моментом, чтобы коварно напасть на него со спины. Увы, меч он был вынужден держать в левой руке, и отрубить колдуну голову с одного удара ему не удалось — а шанса на второй нахцерер не предоставил. Оставшись безоружным, храмовник коротко дернул уголком рта и поднял кулаки, закрывая корпус от предполагаемой атаки.

Я увидела, что нормально сжать в кулак он смог только левую руку, и, заскулив от безнадеги, прыгнула нахцереру на закорки.

Такой вопиющей фамильярности мертвец не ожидал и предсказуемо не удержал равновесие. Мы упали на рыхлый земляной отвал возле свежей могилы, но из меня все равно вышибло весь воздух, а рухнувшее сверху тело — пусть и по-тангаррски узкокостное — только усугубило положение. Кроме того, тело было чертовски недовольно таким обращением и вообще жаждало меня загрызть.

Такое обращение меня тоже не устраивало, и я с невесть откуда взявшимися силами двинула ему ногой, тут же отползая назад, — и с воплем скатилась с земляного отвала прямиком в могилу.

На мое счастье, Раинер поленился рыть яму на священные два метра вглубь, справедливо полагая, что братские могилы вообще никто особо не утруждался копать в соответствии с доктриной храма. Но даже получившегося в итоге метра хватило, чтобы я отбила плечо и ногу, а нахцерер возрадовался и собрался сигануть следом — когтями вперед.

Но наскочил на меч, любезно подставленный Раинером.

Приземлившееся в могилу тело исторгло из меня вопль, на какой не мог бы рассчитывать даже целый нахцерер, но последовавшая за ним голова быстро прекратила это безобразие. Позабыв про брезгливость и страх, я мстительно запихнула переливающийся всеми цветами радуги артефакт в раззявленную пасть и собственноручно ее захлопнула.

Потусторонний свет струился через остановившиеся глаза и обрубок шеи еще долгие три минуты, прежде чем погаснуть. За это время я поклялась себе, что больше ни на шаг не приближусь ни к одну мертвецу, куплю дом в Высоком квартале и лично заплачу всем храмовникам, колдунам и шарлатанам, чтобы мое жилище закляли ото всякой инфернальной мути. А потом подумала, что теперь-то уж точно не упаду в обморок в морге, как это было в первый визит.

Раинер несколько пошатнул эту мою уверенность, когда выронил меч.

Располосованная рука выглядела плохо. Так плохо, как будто нахцерер прошелся по ней когтями с неделю назад — и с тех пор ее никто не догадался промыть.

– Раинер… — растерянно охнула я и прикусила губу.

Он поднял побелевшее от боли и открывшихся перспектив лицо.

Нет, на самом-то деле проблема почти наверняка решалась двумя заклинаниями, которые проходили на третьем курсе. Только вот я больше не могла их сплести — да и не помнила наизусть.

– Ты же говорила, что он не заразный, — недоверчиво произнес храмовник, будто я могла воскликнуть: «О, точно!» — и рана бы рассосалась на глазах, пристыженная своей необразованностью.

Нахцерер и не должен быть заразным. Он разносит чуму, отнимая душевные силы — постепенно, по крупице, истощая жертв.

Видимо, на когти мертвеца это не распространялось.

Черт подери, Раинер мне жизнь спас! Я ведь могла, как идиотка, попытаться справиться с нахцерером сама, уповая на мирный опыт упокоения первого бокора! Вот бы братская могила пригодилась — все равно здесь никто не знает, как меня зовут…

– Нам нужно к Старшому, — неуверенно сказала я.

– Да нечем мне ему заплатить! — вспылил десятник. — Сначала нужно вернуться в храм и доложить обо всем настоятелю.

– Настоятель отправит тебя в храмовую лечебницу, — неожиданно тонким голосом произнесла я. — А там…

Раинер опустил взгляд на распухшую руку — и потемнел лицом.

– Те чужаки, про которых говорил Длинный… — я сглотнула, понимая, что после этого от допроса будет не отвертеться. — Они смогут помочь.

Храмовник дернулся всем телом. Было очевидно, что сейчас он готов душу продать за любую надежду сохранить руку — но в каких-то чужаков не верит.

Местная медицина в таком случае могла предложить только ампутацию. Раинер, повидавший многое за время службы в храмовой дружине, это знал наверняка.

– Они… — я с несчастным видом переступила с ноги на ногу. — Слушай… им нужна я. Надо только их найти, и в благодарность они… — я прикусила губу.

Интересно, какова вероятность, что брат Раинер предаст служение храму и согласится усилить Темное облако, чтобы спасти свою руку?

– А что будет с тобой?

– Со мной? — я настолько растерялась, что даже не сразу поняла, о чем он и как отвечать. — Мне тоже нужно к ним.

– Он тебя тоже оцарапал? — спросил храмовник и побледнел еще сильнее — будто было куда.

Я криво усмехнулась и кивнула. Маленькая ложь во спасение — почему бы и нет? Нахцерер-то меня и пальцем не тронул, но два падения расцветили меня синяками и царапинами в самых неожиданных местах. Выбрать какую-нибудь пострашнее…

– Кто они такие? — все-таки спросил Раинер, пытаясь загнать меч в ножны левой рукой.

Я не выдержала издевательства над оружием и убрала его сама.

– Пообещай, что отдашь меня им, — потребовала я, подняв глаза и не убирая руку с его пояса.

Храмовник хоть и не терялся так сильно, как в первый раз, когда я с перепугу бросилась к нему на шею, но все же замер, пристально всматриваясь в мое лицо — будто рассчитывал внезапно обнаружить на лбу крупную и разборчивую надпись «ведьма, сжечь немедленно!».

– Старшой тебя не выдал, — заметил он таким тоном, словно события минувшей ночи ставили его в один ряд с моим бывшим любовником.

– И если ты думаешь, что я ему благодарна… — проворчала я и потянула его в сторону Мертвого квартала. — Пойдем. Каждый час на счету.