Ночной консьерж

– Даже на международное?

– Увы… Они уже перешли черту, когда репутацию не восстановить. Как невинность… – Кристина замерла. – Ты, наверное, не вмешивайся. Романову нужен я. Если что-то пойдет не так, отходи в сторону и делай вид, что не в курсе происходящего. Ты – туристка, наняла меня в качестве гида, чтобы я показал тебе в Москве квартиры поэтов серебряного века.

– Во-первых, я действительно тебя наняла. Так что ты мне нужен, и уступать тебя какому-то Романову я не собираюсь. Во-вторых, они не такие уж хорошие сыщики, раз до сих пор никто из них сюда не сунулся. А в-третьих…

Лифт дернулся. Стулья, блокирующие его двери, напряглись, как вздувшиеся жилы.

– Накаркала!

Раздался звонок по городской линии. Кристина уверенно подошла к телефону, будто это был ее кабинет, и нажала клавишу громкой связи.

– Кристина Ларсен. Слушаю…

– Мисс Ларсен! Это вы?

– Да. Здесь я и мой российский гид.

– Линда Истман, российское бюро «Си-эн-эн». Мы находимся в отеле, пытаемся подняться в кабинет управляющего, пустите нас…

– Вы одни?

– Я, мой оператор и управляющий отелем.

– Поднимайтесь, сейчас мы освободим лифт.

Отключив телефон, Кристина скорчила гримасу Сержу.

– А вот и «в-третьих». Пока ты исследовал бар, я позвонила в «Си-эн-эн» и сказала им, что мы здесь в заложниках. Не уверена, что их очень интересуют права человека в России и твои права в частности. Но я все еще дочь миллиардера, а это попахивает международной сенсацией.

Кристина сделала шутливый реверанс.– Может, зря я всю жизнь пренебрегала своим положением? В том, чтобы быть богатой, есть свои прелести. Сейчас мы выйдем отсюда в сопровождении телекамер «Си-эн-эн». И пусть твои спецслужбы только посмеют появиться в кадре! То же самое относится к этим агрессивным арабам. Их сразу проинтервьюируют по всем вопросам! Ну, чего ты стоишь? Вытаскивай стулья! Пора впустить команду спасателей!

* * *

– Я вспоминаю… Да, сегодня я могу лишь вспоминать… В этот день уместно пожить воспоминаниями, а не настоящим, как мы все привыкли. Верю, вы поймете меня. Мы собрались здесь в трагическую, черную минуту. И мы будем вспоминать! Это было лет двадцать назад. Мы с Георгием, молодые тогда офицеры, улетели инспектировать особый отдел пограничного гарнизона в Орске. Сделали работу, а вечером начальник гарнизона пригласил нас в Дом офицеров смотреть кино. Я никогда не забуду, как Георгий буквально с открытым ртом уставился на экран. Я пошутил тогда: «Ты будто первый раз в жизни кино смотришь». А он серьезно ответил: «В четвертый». К чему я это говорю? У него не было надобности смотреть кино, чтобы занимать себя чужими страстями и битвами. Его повседневная жизнь была интересней и ярче любого фильма. Даже став начальником отдела, получив генерала, Георгий… генерал Березин ни на градус не снизил напряжение своей жизни. Каждый день он находился на передовой. Это не преувеличение, не красивые слова! Он был солдатом. Он воевал каждый день… Каждый день изменял реальность и выпрямлял дугу времени… Он был тем, кто создавал НАШЕ время.

Романов вздрогнул. Его насторожило, что последние слова полковника так выбивались из убаюкивающе тривиального текста всей речи. Капитан поднял голову. Вороны, самые благодарные жильцы погостов, облепили зазеленевшие кроны окружавших кладбище деревьев. Из-за деревьев, как любопытные наблюдатели, высовывались верхние этажи жилых домов. Капитану даже показалось, что жильцы вышли на балконы и молча пялятся на церемонию, будто перед ними – футбольный матч.

На полянке перед свежевырытой могилой в скорбном молчании застыли несколько десятков человек. Караульный взвод выстроился поодаль, держа наготове винтовки. В изножье гроба стоял полковник Казбеков. Одетый в строгий черный костюм и серую рубашку с черным галстуком, пиджак полковник застегнул наглухо. Ветер шевелил густые пряди его поседевших волос и заставлял слезиться глаза. Полковник часто моргал и оттого, казалось, его преследует нервный тик. Голос звучал глубоко и обреченно. Будто оперный баритон исполнял предсмертную арию. Но, несмотря на ситуацию, что-то томное слышалось капитану Романову в этом голосе.

– Прощай, друг! Это твоя страна и твое время. Ты сделал их такими, какими мы их знали и такими их запомним. Ты навсегда останешься одним из памятников этого времени. А мы… Мы будем хранить и стараться соответствовать…

Казбеков дернул кадыком, помолчал несколько секунд, затем наклонился и положил старый офицерский погон на крышку гроба. Застыв на пару секунд со склоненной головой, он выпрямился и отошел, уступив место следующему оратору.

Спустя еще несколько речей распорядитель с траурной лентой подал знак. Мужчины засуетились, заскрипели тросы, и гроб медленно поплыл вниз, в черный прямоугольник могилы. Раздались приглушенные рыдания. Солдаты щелкнули затворами и расстреляли ясное июньское небо троекратным залпом. Вороны испуганно взметнулись с деревьев, карканьем проклиная незваных пришельцев, вторгшихся в их размеренную жизнь.

Люди друг за другом прошли мимо могилы, бросили по горсти земли на полированную крышку гроба. Затем медленно, с торжественной степенностью персон, исполнивших важный долг, начали расходиться.

Казбеков сделал знак Романову. Тот пристроился через пару человек за шефом и поравнялся с ним у кладбищенской ограды.

– Про дугу времени было неожиданно… Откуда это? Немецкие экспрессионисты? Пелевин?

– Есть сдвиги по заказчику? – проигнорировал замечание полковник.

– Никаких. У меня семь человек работают по нему круглые сутки. Пока без зацепок. Но, я думаю, используем Консьержа.

– А что по нему?

– Ни с кем не связывался, дома не появлялся. Телефон выключен, видимо, понял, что мы слушаем. И электронной почтой больше не пользовался.

– Капитан! Этот косяк полностью на тебе! Он же был у тебя в руках… и то, что ты упустил его – непростительный промах. Ты головой отвечаешь за результат. Я не преувеличиваю! – Казбеков посмотрел на Романова акульим взглядом, прозрачным и безжизненным, таким же, каким несколько минут назад смотрел на гроб генерала Березина.

– Я понимаю. – Романову меньше всего хотелось в эту минуту оправдываться, но он повторил заученную фразу. – Девушка появилась, как черт из шкатулки. Из ниоткуда. Она не проходит у нас ни по контактам Консьержа, ни по связям Али. Вообще неизвестно, кто она и на кого работает. Возможно, из числа обиженных клиентов. Прорабатываем сейчас эту линию.

– Хорошо, если б так…

– Что вы имеете в виду?

– А сам-то как думаешь? – Полковник остановился у автомобиля. – Время сейчас такое… зыбкое. Все вокруг начинают с чем-то бороться. Эти – с коррупцией, те – с оборотнями, третьи – черт знает с чем! Полицию чистят, переименовывают, мать их. Тьфу! И генерал Березин, царствие ему небесное, слухи ходили, работал последнее время для какого-то очень закрытого комитета в Администрации президента. Как ты думаешь, что он мог для них делать?

Романов пожал плечами:

– Консультировал, наверное…

– Да? – Казбеков взглянул на Романова коротко, но взгляд этот был как удар хлыстом. – Консультировал, говоришь… И умер скоропостижно от инсульта в пятьдесят шесть лет. Ты веришь, что это был инсульт? Настоящий инсульт, а не тот, который нас с тобой и покойного генерала учили делать в школе разведки? – Казбеков снова впился взглядом в лицо Романова. Только теперь это был взгляд проницательный, которым выворачивают собеседника наизнанку, пытаются прочесть его между строк.

– Я… Не знаю. Я запрещаю себе об этом думать. – Романов старался выглядеть растерянно.

– Думать всегда надо. Только не со всеми нужно делиться мыслями. Мне жаль генерала. Говорю это тебе, потому что ты ведь раньше в его ведомстве служил…

– Пять лет назад. Кажется, две жизни прожил за эту пятилетку. Столько всего поменялось, столько дел завели, закрыли, закончили…

– Мне не следует говорить такое… Но ты мне нравишься, капитан. По-человечески нравишься. В кабинете об этом не скажешь, а здесь… здесь все располагает. – Полковник глубоко вдохнул густой, насыщенный озоном кладбищенский воздух. – Когда-то и нас сюда проводят. Но… – В голосе Казбекова вновь зазвучал металл. – Я ничего не смогу сделать, если ты провалишь дело с Заказчиком. И с Консьержем… Он сейчас главная персона и для них, и для нас. Никто не должен его получить. Информация об операции «Шейх» не должна выйти наружу. Любой ценой. Понимаешь меня?