Ночной консьерж

– Значит, используем друг друга?

– В разведке это считается самым разумным вариантом партнерства.

– Как в жизни…

– Значит, ты согласен?

– Я не совсем… Я сейчас не могу принимать такие решения в одиночку. У меня вообще-то контракт, и мне необходимо посоветоваться с моим нанимателем.

– Кто он?

– Это девушка. Кристина.

– Я бы не рекомендовал тебе советоваться с ней.

– Почему?

– Потому что это ее отец, Свен Ларсен, заказал «Стае» похищение Мансура.

Глава девятнадцатая

После того как они с Сержем разделились, Кристина быстро смешалась со стайкой европейских туристов. Нацепила солнцезащитные очки, с помощью заколки поменяла прическу, приняла умеренно заинтересованный вид и, задрав голову кверху, принялась неторопливо перемещаться по квартире-музею. Что-то спросила наугад по-французски у старушки, бредущей рядом. Та, улыбнувшись, ответила по-немецки, и Кристина нарочито громко принялась на этом языке вещать ей о своей любви к русской литературе. К счастью, экскурсия двигалась в сторону выхода.

Рядом с дверью Кристина заметила громилу, внимательно сканирующего взглядом окружающее пространство. Пока он не мог ее разглядеть – старушка служила прикрытием. Поравнявшись с громилой, Кристина взяла старушку под локоть и склонила к ней голову, будто пожилая леди собралась что-то сказать ей на ухо. Старушке такое обращение неожиданно понравилось. Она действительно начала рассказ о том, как важно ей было приехать в Москву, потому что недалеко отсюда в сорок первом году в бою погиб ее старший брат. Кристина сочувственно выслушала и отпустила руку старушки только рядом с двухэтажным туристическим «Неопланом», припаркованном на Садовом кольце.

Короткий вздох облегчения и снова – собраться, чтобы не выдать себя в незнакомом городе, у которого такой хищный оскал.

«Мне надо обратно, в интернет-кафе рядом с вокзалом. Как Серж называл это место? «Отсрочник»? «Отстройник»?»

Кристина отошла с тротуара под козырек итальянского ресторана. Конечно, она понимала, что никогда не найдет такого названия на карте. Девушка зажмурилась. Пространственное мышление и ориентирование на местности никогда не представляли для нее сложности. Их путь от «Отстройника» сюда был коротким и немного извилистым. Оттуда – направо, несколько кварталов прямо, потом – опять направо, налево и еще раз налево.

Кристина открыла глаза и поняла, что таксист проехал по кругу. А нужное ей место находится на расстоянии всего пяти-шести кварталов по прямой. Она приняла решение пройти этот путь пешком. Сначала – вдоль широкой магистрали, заполненной дымящими автомобилями. Кристина двинулась вперед, брезгливо озираясь и физически ощущая, как гарь из выхлопных труб оседает на ее одежде, в ее легких, во рту.

Автомобили вели себя неистово и нелепо. Вместо того чтобы спокойно, пусть и неторопливо, следовать в своем ряду, они постоянно перестраивались, подрезая друг друга. Поэтому каждые пару десятков метров на магистрали образовывались маленькие заторы. Как узлы на веревке. Оттого вся магистраль стояла, толкалась и дымила. Вся эта авточехарда напоминала злонамеренный флешмоб, придуманный создателями примитивной ресторанной музыки, раздававшейся из-за полуоткрытых окон большинства автомобилей.

Кристина ускорила шаг. Она почти добежала до площади, вид которой заставил ее остановиться и несколько минут удивленно глазеть по сторонам. Справа невысокой декорацией расположилось ажурное здание со ступеньками меж белых известковых колонн. «Что-то концертно-выставочное. Как было бы здорово вместо муторной беготни зайти сейчас сюда. Послушать Малера и дать волю чувствам». Слева возвышался пузатый бочонок с островерхой крышей и воткнутым в нее шпилем. Уменьшенная копия сталинских высоток. Кристина задрала голову вверх, чтобы получше разглядеть верхнюю, самую интересную часть здания. Но главное, что привлекло ее внимание, – огромная статуя в центре площади. Человек с мрачным, решительным лицом, который почему-то нерешительно остановился именно в этом месте. И не знает куда деть руки.

«Это же Маяковский!» И тут же – «Целовался волшебно, но уж слишком влажно!» – Голос прабабки Беллы отчетливо зазвучал в голове. Глуховатый, надтреснутый, как со старинной грамофонной пластинки, голос истории, чье каменное напутствие угрюмо уставилось с постамента куда-то в облака.

«Неужели в этой стране всем поэтам ставят огромные памятники?» Удивительно! Белла употребляла другое, ласкающее слух слово: «Ахательно!»

С подачи прабабки Кристина перечитала всего Маяковского еще в детстве, очень любила его лирику. И сейчас, завороженно уставившись в каменное лицо поэта, впервые интуитивно, а не по учебнику, она поняла, почему он перестал писать лирику и почему покончил с собой. Окружающий пейзаж, автомобильный чад, булыжник под ногами, низкое небо с тяжелыми облаками и даже ажурный концертный зал – дали ей ответ на этот вопрос. Кристина пересекла площадь по диагонали, еще раз взглянула снизу вверх на трагический монумент поэту и свернула налево по широкой улице, которая – Кристина четко ориентировалась – должна была привести ее к месту назначения.

Она вдруг поняла, что впервые после прилета идет по Москве без сопровождающих. Впервые одна в этом городе. И город показывает ей себя как товар на прилавке, для которого важно произвести хорошее первое впечатление. Чтобы продать себя. И возможно, у нее больше не будет возможности вникнуть в этот город и его обитателей. Кристина замедлила шаг и, сощурившись, принялась вглядываться в лица прохожих.

Люди спешили, не обращая на нее никакого внимания. Сосредоточенные, похожие на пружины, которые сжались еще в детстве и никак не могут распрямиться. Время идет, они ржавеют, теряют упругость, но по-прежнему сжаты и, кажется, уже никогда не вытянутся. Никто не улыбался. Случайно встретившись с ней взглядом, прохожие спешили отвести глаза.

Кристина смутилась. Должно быть, после всего пережитого она выглядела несколько дико, и встречные, отводя взгляды, таким образом намекали ей об этом. Мужчины, источающие агрессию или апатию. И женщины, несущие свою усталость, как вечернее платье, в котором им сегодня идти на бал. «Светские горгульи» – так Серж говорил о каких-то своих клиентках. В этом городе – везде одни крайности и контрасты. И в архитектуре, и в людях.

Кристина ускорила шаг. Она вдруг почувствовала, что ей хочется поскорее уйти с этой улицы. Даже в самом неприглядном ресторанном интерьере ей сейчас хотелось оказаться больше, чем здесь. «Город хорош, когда прогулка по нему доставляет удовольствие», – вспомнила Кристина слова одного монаха, который учил ее радоваться жизни. «Город существует и пригоден для жизни, когда по нему хочется гулять, – перефразировала она его мысль для себя. – Иначе это – всего лишь рабочий офис, в котором люди еще вынуждены спать».

Огромные серые коробки с окнами нависли с двух сторон, сдавливая сознание. Как защитная реакция, в памяти всплыли улицы других городов, по которым она гуляла. Барселона, Париж, Берлин, Прага. Нигде она не чувствовала себя такой беззащитной, раздавленной и потерянной, как здесь, в центре Москвы. Кристина машинально ускоряла шаг до тех пор, пока до нее не дошло, что она бегом несется по широкому тротуару, под косые взгляды прохожих и гудки автомобилей.

Она бежала и чувствовала, как город-хищник гонится за ней – не потому, что ему что-то от нее нужно. Просто этот город не может по-другому, он нуждается в свежей крови, в жертвенной плоти, такой у него инстинкт.

* * *

Она вошла в кафе, предварительно отдышавшись снаружи. Кима и его длинноногой подружки еще не было на месте. Кристина поморщилась, поймав себя на том, что при мысли об импозантном и атлетичном Киме в ней шевельнулись подавленные простые инстинкты. Конечно, рядом с такими парнями всегда будут вышагивать ходульной походкой бесконечной длины ноги. А контакта с тонкой, быть может, самой родственной душой не произойдет, потому что эта тонкая душа по злому умыслу природы находится в слишком упитанном теле.