Ночной стрелок

С другой стороны, эта Юлия Николаевна сует свой нос, куда он сам боится заглядывать. Ее, конечно, можно понять — без информации она как без рук. И пользы от нее — ноль. Получается замкнутый круг, из которого нет выхода. Одна надежда, что этот подонок на каком-то этапе допустит осечку и девчонка выйдет на его след.

Пока он действует безошибочно и безнаказанно — во многом еще и потому, что отлично понимает: у Беднова тоже связаны руки. Он не может развернуть масштабной охоты — слишком велика цена возможной ошибки. А то, что ошибки неизбежны, показала ночная вылазка.

Неведомый шантажист сказал ему, когда он, Беднов, торчал, как обезьяна, на железной опоре:

— Ты все-таки пытался перехитрить меня, гнида! — В голосе его не было гнева, а только презрение. — Хорошенько потом посмотри в лицо своей шестерке, которая сидела там, где сидишь ты. Может быть, станешь умнее.

И он должен был выслушивать все это, вися на высоте пятиэтажного дома! Такого унижения Беднов не испытывал прежде никогда.

— Ладно, давай теперь о главном, — сказал дальше незнакомец. — Ты, надеюсь, понял, что все очень серьезно? Тогда ответь на такой вопрос: где ты заныкал то, что тебе не принадлежит?

— Не понимаю, о чем ты, — после паузы сказал ему Беднов.

Шантажист засмеялся.

— Полез бы ты, жирная морда, на мачту, если бы не понимал! — грубо сказал он. — Все ты отлично понимаешь, просто пользуешься тем, что я не могу засадить тебе стрелу в зад! Но не сомневайся, я тебя дожму! Если сейчас ничего не скажешь, то запасай гробы! Буду мочить всех твоих шестерок по одному! Или по одной…

Беднов ответил не сразу, потому что в горле появилась необычная сухость. Но он заставил себя говорить спокойно.

— А о своих похоронах ты побеспокоился? — спросил он, и голос его не дрогнул.

— Героя разыгрываешь? — уничтожающе произнес шантажист. — Учти, герой всегда погибает! Так герою положено. Вот я, например, уже погиб — мне и о похоронах заботиться не нужно — в отличие от тебя… Последний раз говорю — отдай, что заныкал! Оно не твое… Скоро вокруг тебя милиция начнет крутиться, органы про тебя вспомнят… Подохнешь ведь, как собака на сене! Так и так тебе не видать ничего, слышишь? Я тебя по-любому дожму!

Разумеется, он не мог с ним договориться. Не мог пойти на поводу у этого безродного шакала, вынырнувшего неизвестно откуда, из ночной тьмы. Кто навел его? Неужели Ростовцев? Могли натрепать и остальные, пока были живы, но тогда он пришел бы раньше. Нет, это точно — Ростовцев. Не иначе перед смертью решил напакостить — раньше бы у него духу не хватило.

Беднов задумался о том, как некстати сорвалась у него с языка фамилия Ростовцева. Но очень уж достала девчонка своими вопросами — вот он и брякнул первое, что пришло в голову. Впредь надо быть поосторожнее.

Но вряд ли она докопается до сути. Ростовцев чахнет в другом городе, всеми брошенный и забытый. Даже органы поставили на нем крест. Пятнадцать лет лагерей — это не шутка. И вообще вся эта история уже в прошлом, откуда ей может быть известно о ней? Чепуха!

Беднов заставил себя выбросить все из головы — организм требовал отдыха. Слишком велико было напряжение последних дней. Он решил, что ни минуты больше не будет думать о шантажисте. Наконец-то поиграет с дочерью, пообщается по-человечески. Он и забыл, когда последний раз это ему удавалось. Он выспится, наконец! Примет лошадиную дозу снотворного и выспится.

«Мерседес» подъехал в дому. Это был не тот «Мерседес», на котором Беднов катался ночью. Тот был обнаружен милицией на окраине города — без единой царапины и с ключами в замке зажигания. Пришлось соврать, что шофер напился и забыл, где поставил машину.

Но шофер был трезв как стеклышко и сидел сейчас рядом, за рулем. Он тоже был явно не в духе, и Беднов понимал, в чем причина — Петр терпеть не мог, когда вверенная ему машина попадала в чужие руки — даже если это были руки хозяина. А тут такой афронт!

Петр нажал на клаксон. Ворота медленно разъехались. Оба охранника — Володя и Слава — вышли встречать, демонстрируя хозяину, что его распоряжения об усиленном режиме выполняются. Оба были в бронежилетах и при оружии. Он раздраженно махнул им рукой.

Петр подвел «Мерседес» к крыльцу и выскочил, чтобы открыть хозяину дверцу, но Беднов выбрался из машины без его помощи и быстро поднялся по ступеням.

Виталий — тоже в жилете и с пистолетом на поясе — приветствовал его. Беднов кивнул ему и спросил:

— Все спокойно?

— Да все нормально, Андрей Борисыч! — солидно сказал Виталий. — Бдим!

— Ну, бдите, — с легкой угрозой в голосе ответил Беднов, — не дай бог вам уснуть!

— Обижаете, Андрей Борисович! — отозвался Виталий.

Беднов неожиданно взорвался.

— А ты Сашку видел?! — в ярости прошипел он. — Видел?! Не я вас обижаю — вы сами себя обижаете! — И с этими словами вошел в дом.

Ангелина Ивановна встретила его едва ли не на пороге — кажется, она спешила получить распоряжения насчет обеда.

— Потом, потом! — сказал Беднов, делая нетерпеливый жест рукой.

Он тотчас поднялся наверх и пошел на детский голосок, который доносился из комнаты дочери. Обе Наташи валялись на ковре и, задрав ноги, рассматривали какую-то книжку с большими яркими картинками. Маленькая Наташа казалась Беднову уменьшенной копией своей матери — те же волосы, те же черты лица, тот же смех — но все как-то миниатюрнее, забавнее и роднее.

При его появлении обе поднялись — дочь в радостном оживлении и ожидании какого-нибудь подарка, а жена — с некоторой досадой, которую даже не пыталась скрыть.

— Ты окончательно решил похоронить нас в четырех стенах? — повышенным тоном начала она. — В чем дело? Я здесь в качестве кого? Наложницы? Какой-то мужлан из твоей свиты запрещает мне выходит из дома!

Беднов был готов взорваться, щекочущая ненависть уже подкатывала к горлу, но младшая Наташка уже взобралась ему на руки, и глупо было бушевать, обнимая ребенка. Он глубоко вдохнул и задержал воздух в легких. Это помогло — злость рассосалась, и в душе осталась только какая-то болезненная усталость.