Ночные видения

— Давненько не виделись. Даже удивился, когда получил от тебя весточку. — Биггинс оглядывает гостя, отмечая и усталый вид, и поношенное платье. — Так все-таки что ты здесь делаешь?

— Дома уже не то, что было. Пришлось убраться.

— И тебя случайно занесло в Уилмингтон?

— Ну, вспомнил, что ты переехал сюда, и заглянул в телефонную книгу. Я здесь первый день.

— Хорошо, что напомнил. Надо попросить незарегистрированный номер.

Биггинс смеется над собственной шуткой, и они вместе идут по набережной.

Биггинс расспрашивает о доме, о старых приятелях, излюбленных местечках и былых любовницах. Уехал он достаточно давно, так что теперь в нем просыпается ностальгия, а воспоминания снимают первоначальное напряжение. Насколько легче любить что-то, когда знаешь, что уже никогда к этому не вернешься, размышляет Пульо.

— Мне надо остановиться где-то на несколько дней, может быть, на неделю. — Пульо просительно заламывает руки. Последние годы изрядно подточили его врожденное обаяние. Голос звучит неубедительно, неуверенно, как-то слишком пронзительно. — Мне бы только встать на ноги. Плохо сплю после смерти Томсона и… мне сильно не везет…

— Тебе никогда особенно не везло.

— Ты понимаешь, что я имею в виду.

— Нет, Джей-Пи, не понимаю. И вообще я не знаю тебя больше. Мы все изменились. Я изменился.— Биггинс смотрит на него, потом добавляет: — У тебя проблемы с копами?

— Нет. Дело не в этом… Я просто устал проигрывать, вот и все.

Биггинс отвечает не сразу, потом останавливается.

— Неделю. Не больше. У меня здесь новая жизнь. У меня были причины оставить прошлое в прошлом.

— Я всего лишь пытаюсь сделать то же самое.

Снаружи дом кажется обшарпанным и изъеденным временем, проливными дождями, ветрами и безжалостным солнцем. Под слоями отшелушивающейся краски обнаруживаются цвета минувших десятилетий, бело-красный кирпич и часть рекламы кока-колы, занимавшей в далекие пятидесятые почти всю стену. Прошлое пробивается на поверхность, и в этом есть что-то такое, что вызывает у Пульо страх перед будущим.

В небольшой квартирке стоит запах, напоминающий запах пригоревшего рыбного сандвича. Большую часть гостиной занимает пожелтевший диван с растрепанными, потерявшими форму подушками. Напротив дивана фанерная коробка с телевизором и видеомагнитофоном. На электронных часах мелькают одни и те же цифры, 12.00, — похоже, Биггинсу не до них. На полу валяется с полдюжины видеокассет, основная же их часть занимает несколько полок покосившегося книжного шкафа. На самом верху пара книг и стопка журналов.

Пульо идет вслед за хозяином на кухню. Биггинс открывает холодильник и бросает ему банку пива. Они садятся у карточного столика на разнокалиберные стулья. На стене плакат с изображением маяков Северной Каролины.

— Переехал сюда на прошлой неделе.

Говоря это, Биггинс полностью сосредоточивается на пиве, и Пульо понимает, что его старому приятелю не хочется говорить о квартире.

Не зная, что еще сказать, он спрашивает:

— Сыграем?

— Конечно.

Они играют в покер несколько часов подряд, поочередно сдавая карты и разнообразя игру новыми правилами и вариациями. Пульо уже не помнит, когда в последний раз играл ради интереса, а не на деньги. Может быть, никогда. Но это уже не имеет значения. Он выпивает целую шестибаночную упаковку, выкуривает три сигареты и рассказывает о том, как играли раньше, когда по домам расходились только с рассветом. Может быть, удача все-таки поворачивается к нему лицом.

Проиграв четыре партии кряду, Биггинс допивает остатки пива и говорит:

— Мне пора ложиться, Джей-Пи. Завтра рано вставать. Занимай вторую комнату.

— Спасибо.

Вдвоем они проходят в комнату, занятую нераспакованными ящиками и коробками. У окна, возле батареи отопления, расстелен матрас.

— Я принесу одеяло и подушку.

Биггинс уходит. Пульо снимает рубашку и трусы, открывает рюкзак и достает пару наручников. В комнате душно и пыльно. Он пытается открыть окно, но окрашенные створки присохли к раме, и у него ничего не получается. Пульо садится на матрас, пристегивает себя наручниками к батарее и ждет.

— Ну вот, это тебе.— Биггинс кладет на пол подушку и одеяло. — У меня… Эй, это что еще такое?

— Отдашь утром.

Пульо протягивает ему ключ от наручников.

— Господи! — Биггинс нервно усмехается. — Надеюсь, ты не сдвинулся на почве секса, а?

— А ты бы хотел? — улыбается Пульо. — Нет. Просто я хожу во сне, и иногда… В общем, это опасно.

— Никогда не слышал, чтобы кто-то приковывал себя к батарее из-за того, что ходит во сне.

— У тебя много знакомых лунатиков?

— Ну, вообще-то нет, но все-таки… Ты не перестраховываешься? А если, к примеру, захочешь пойти в туалет?

— Мочевой пузырь у меня крепкий. Пусть ключ побудет у тебя до рассвета, ладно?

— Ладно. — Биггинс осторожно берет ключ. — Ты только не сорви мне батарею, если уж очень разыграешься.

— Постараюсь не забыть.

11 июня 1994 года 5.33

В квартире еще темно. Биггинс входит в комнату и видит распростершегося на полу Джея-Пи. Правая рука и плечо вывернуты, как будто кто-то пытался оторвать их от тела, лицо искажено болью. Биггинс подходит ближе и кладет ключ рядом с телом. Тихо. Он слышит только приглушенный ковром звук собственных шагов. Джей-Пи лежит совершенно неподвижно, и Биггинсу становится не по себе. Он поспешно выходит из дома, чтобы успеть на автобус. Прохладный воздух приятно освежает лицо.