Ноги из глины
Шрифт:
— Зато вы сможете пить столько бренди, сколько захотите, — пообещал чей-то заискивающий голос.
— А чем, интересно, я его буду пить? Головы-то у меня не будет!
— Да что вы такое говорите?
— Командор Ваймс отрубит мне ее! Вот что! Возьмет и отрубит мне голову!
— О боги, да пойми же, придурок…
— Граф, — поправил кто-то.
— Да поймите же, граф: став КОРОЛЕМ, вы сможете приказать этому хаму сэру Сэмюелю что угодно! Вы станете, как это на вашем языке называется… боссом! Вы…
— То есть я
— Именно!
— Став королем, я смогу приказывать Старине Камнелицу? — переспросил Шнобби.
— Да!
Шнобби уставился в задымленный полумрак.
— Нет, он точно ОТРУБИТ мне голову!
— Слушай, ты, идиот…
— ГРАФ…
— …Ты, идиотский граф, если потребуется, ты сможешь приказать казнить его!
— Ну да, как же!
— Это почему?
— А потому, что он отрубит мне голову!
— Этот человек называет себя служителем закона, но чьим законам он подчиняется, а? Кто диктует ему законы?
— Не знаю! — простонал Шнобби. — Он говорит, что законы диктует разум!
Он оглянулся. Окутанные дымом тени подступали все ближе.
— Я не могу быть королем! Старик Ваймс отрубит мне голову!
— ПОСЛУШАЙ, ТЕБЯ ЧТО, ЗАКЛИНИЛО НА ЭТОМ?!
Шнобби оттянул воротник.
— Тут немного душно и так задымлено, — пожаловался он. — Где здесь окно?
— Вон там…
Кресло отлетело в сторону. В затяжном прыжке Шнобби боднул стекло шлемом, упал вместе с дождем осколков на крышу одного из экипажей, скатился на землю и умчался в ночь, удирая со всех ног от судьбы в целом и от топора в частности.
Шелли Задранец ворвалась в дворцовую кухню и пальнула из арбалета в потолок.
— Никому не двигаться! — завопила она.
Вся прислуга патриция подняла на нее глаза.
— Под «НИКОМУ не двигаться», — осторожно промолвил Стукпостук, брезгливо вылавливая кусок штукатурки из своей тарелки, — вы, вероятно, подразумевали…
— Отличная работа, капрал, дальше я сам, — сказал Ваймс, похлопав Шелли по плечу. — Милдред Ветерок здесь?
Все повернули головы.
Милдред уронила ложку в тарелку с супом.
— Не волнуйся, — успокоил Ваймс. — Мне просто надо задать тебе несколько дополнительных вопросов…
— Я… из-з-звините, сэр…
— Ничего плохо ты не сделала, — продолжал Ваймс, обходя стол. — Но ты ведь не только еду носила домой?
— С-сэр?
— Что ЕЩЕ ты брала?
Милдред оглянулась на других слуг. Их лица были абсолютно лишены какого-либо выражения.
— С-старые простыни, но госпожа Дипплок с-сказала, что…
— А еще? — настаивал Ваймс.
Милдред облизнула пересохшие губы.
— Ну… э-э… крем для чистки обуви…
— Послушай, Милдред, — как можно мягче промолвил Ваймс, — все слуги что-то берут из домов, где работают. Да и не только слуги, все люди такие, где бы они ни работали… Они берут всякую мелочь, на которую никто не обратит внимания. И никто не считает это воровством… Это… это нормально. Остатки и излишки.
Ну, госпожа Ветерок, что за остатки ты брала?— Э… вы говорите об… огарках свечей, сэр?
Ваймс глубоко вздохнул. Так приятно быть правым, пусть даже сначала ты испробовал все остальные варианты до единого и все они привели тебя в тупик.
— Ага, — выдохнул он.
— Н-но это не воровство, сэр! Я никогда ничего не крала, с-сэр!
— Но ты брала домой огарки свечей? Наверное, каждого такого огарка хватало на добрых полчаса, если положить его в плошку? — мягко поинтересовался Ваймс.
— Но это же не воровство, сэр! Это как… как премия, сэр.
Сэм Ваймс хлопнул себя по лбу.
— Премия! Ну конечно! Именно это слово я искал. Премия! Всем нужны премии, не так ли? Ладно, пойдем дальше. И, видимо, ты забирала те свечки, что горели в спальне патриция. Я прав?
Даже несмотря на все свое волнение, Милдред Ветерок гордо улыбнулась. Ведь у нее были привилегии, которым другие могли только завидовать.
— Да, сэр. Но мне это ПОЗВОЛЕНО, сэр. И эти огарки намного лучше тех, что остаются в обычных залах, сэр.
— Итак, ты забираешь огарки и вставляешь новые свечи?
— Да, сэр.
«И, наверное, несколько чаще, чем необходимо, — усмехнулся про себя Ваймс. — Ведь если свеча догорит до конца, никакого огарка не останется…»
— А не могла бы ты показать нам, где эти свечи хранятся?
Служанка посмотрела вдоль стола на домоправительницу, которая, бросив, в свою очередь, взгляд на командора Ваймса, согласно кивнула. Она прекрасно понимала: не все то, что произнесли с вопросительной интонацией, есть вопрос.
— Мы храним их в специальной кладовой, здесь, по соседству, сэр, — сказала Милдред.
— Проводи нас, пожалуйста.
Это оказалась небольшая комнатка, но полки в ней до самого потолка были забиты свечами. Там были настоящие свечи-великаны длиной в ярд, предназначенные для больших приемов, и маленькие свечки для ежедневного использования, отсортированные по качеству.
— Вот эти горят в комнатах его сиятельства, сэр. — Милдред протянула Ваймсу белую двенадцатидюймовую свечу.
— О да… ОЧЕНЬ хорошее качество. Номер пять. Отличное белое сало, — сказал Ваймс, подбрасывая свечку в руке. — Такие свечи мы жжем дома. А те, что горят у нас в Ярде, по-моему, чуть ли не из свиного навоза делаются. Мы покупаем их у Нувриша. Он дает лучшую цену. Раньше мы пользовались услугами Спаджера и Вильямса, но господин Нувриш сейчас лучший на данном рынке, не правда ли?
— Именно так, сэр. И он поставляет нам свечи особого качества.
— И ты каждый день меняешь их в комнате его сиятельства?
— Да, сэр.
— А где-нибудь еще они используются?
— О нет, сэр. Его сиятельство очень строг в этом вопросе. Во всем остальном дворце горят свечи номер три.
— И огарки ты носишь к себе домой?
— Да, сэр. Бабушка говорила, у них такое красивое пламя, сэр…
— Наверное, она любовалась свечками вместе с твоим младшим братишкой? И, насколько понимаю, он заболел первым. А она просиживала с ним ночи напролет и, насколько я знаю старую госпожу Ветерок, все шила, шила…