Нормандцы в Сицилии

В качестве одного из первых официальных шагов после занятия кафедры папа Григорий направил письмо с соболезнованиями Сишельгаите. Оно не включено в собрание его писем, но версия, приведенная у Аматуса, настолько соответствует всему, что мы знаем об образе мыслей Григория, что, скорее всего, оно представляет собой подлинный текст. Оно гласит:

"Смерть герцога Роберта, дражайшего сына святой церкви Римской, оставила церковь в глубокой и неисцелимой печали. Кардиналы и весь римский сенат горюют о его смерти… Но, дабы Ваша светлость знала о нашей доброй воле, о глубокой и чистой любви, которую мы питали к Вашему мужу, мы ныне желаем, чтобы Вы известили Вашего сына, что святая церковь с радостью предоставит ему все то, что его отец получил от папы, нашего предшественника".

Это — по всем меркам крайне лицемерное письмо. Григорию не за что было любить Роберта. Герцог не пошевелил пальцем, чтобы помочь папству в недавних бедах, в то время как его брат Годфри и сын Годфри Роберт из Лорителло до сих пор грабили ценные церковные земли в Абрупцо. Однако папа действительно хотел, чтобы преемник Гвискара получил надлежащие образом подтверждение своих прав на титул и земли. Отвили являлись папскими вассалами, и следовало периодически им об этом напоминать. Рожер Борса, по слухам, деликатный и набожный молодой человек, и, возможно, он окажется более податлив, чем его буйный отец. В таких обстоятельствах папа навряд ли обрадовался, когда неделей позже получил ответ на свое письмо не от безутешной вдовы, но от самого Роберта Гвискара, уже почти поправившегося. Роберт был счастлив сообщить папе, а через него кардиналам и сенату, что сообщение о его смерти было безосновательным. Однако, продолжал он жизнерадостно, его очень тронули те добрые слова, которые папа о нем сказал, и ничего более не желает, кроме как оставаться самым преданным слугой его святейшества.

Роберт, наверное, веселился, диктуя свое письмо, но он также хотел нового формального подтверждения своих прав. Во время сицилийской экспедиции благоволение папы послужило лишь для того, чтобы поднять боевой дух армии, но теперь, когда интересы Роберта снова сосредоточились на его итальянских владениях — а возможно, он уже вынашивал планы новых масштабных предприятий за их пределами, — возобновление соглашения с Григорием могло существенно укрепить его власть. Это произвело бы впечатление на его наиболее буйных вассалов, и, что более важно, папа не мог бы отказать Роберту в помощи, если тот ее попросит. Через аббата Дезидерия из Монте-Кассино была назначена встреча между Григорием и Гвискаром на 10 августа 1073 г. в Беневенто.

Затея потерпела полное фиаско. Неизвестно, встретились ли вообще участники переговоров. Для начала возникли серьезные затруднения с протоколом. Папа желал принять Роберта в своем дворце в Беневенто, герцог, очевидно сильно опасаясь покушений, отказался входить в город и предложил, чтобы встреча состоялась вне городских стен — решение, которое Григорий счел неподобающим своему папскому достоинству. Бедный Дезидерий вынужден был выполнять неблагодарную роль посредника между этими двумя решительными и недоверчивыми людьми. Он убеждал и уговаривал то одного, то другого в беспощадном пекле кампанского августа, но, даже если его труды увенчались успехом и герцог с первосвященником в конце концов встретились, это принесло скорее вред, нежели пользу. Единственным результатом стал полный разрыв отношений между ними — и признание обеими сторонами, что союз невозможен и следует предпринять другие шаги.

Есть что-то загадочное во всем этом деле. Переписка между Гвискаром и папой не отличалась искренностью, но внешне была сердечной — даже чрезмерно — и свидетельствовала о готовности обеих сторон к диалогу. Что могло настолько радикально изменить ситуацию? Разрыв нельзя объяснить только подозрительностью Гвискара или гордостью Григория. Возможно, папа выставил в качестве основного условия любого соглашения, чтобы Роберт заставил своих людей — брата и племянника — прекратить набеги на Абруццо, а герцог заявил, что не может или не желает этого делать. Определенно Григория занимала судьба Абруццо: вскоре он послал страдавшим от грабежей епископа, известного своими жестокими методами; двумя годами он одобрил действия этого клирика, приказавшего ослепить мятежных монахов и вырвать у них языки. Но неизвестно, обсуждался ли вопрос об Абруццо в Беневенто. Все, что мы знаем, это то, что папа, покинув город, отправился прямо в Капую; там он подтвердил права князя Ричарда на его владения и вскоре заключил с Ричардом военный союз против герцога Апулии.

Осенью 1073 г. Григорий в тревоге вернулся в Рим. Несколькими месяцами ранее, вскоре после того, как он стал папой, Григорий получил секретное и срочное послание из Константинополя от нового византийского императора Михаила VII. Восточная империя переживала кризис — самый серьезный за всю ее историю. За два года до этого, когда Роберт Гвискар, взяв Бари, уничтожил последний оплот греческого владычества в Италии, византийская армия под командованием императора Романа IV Диогена потерпела сокрушительное поражение от турок-сельджуков около армянского города Манцикерта. Захватчиками был теперь открыт путь в Малую Азию, а из Малой Азии рукой подать до столицы. Роман попал в плен к сельджукам; их предводитель Альп Арслан вскоре отпустил его на свободу, но по возвращении в Константинополь Роман обнаружил, что его пасынок Михаил сместил его с имперского трона. Он попытался вернуть себе власть, но вскоре понял, что усилия его тщетны, и признал нового императора, получив гарантии личной безопасности. Со своим опытом жизни в Константинополе он мог бы быть умнее. Несмотря на все гарантии, смещенному императору выжгли глаза докрасна раскаленным железом, и через пять недель он умер. Сам Михаил не принимал участия в этих событиях. Этот ученый затворник не имел склонности к политическим интригам и во всем слушался своего наставника и министра, блестящего, но крайне гнусного Михаила Пселла. [51] Вероятно, именно по совету Пселла император Михаил написал папе, умоляя его собрать крепостную армию и спасти восточный христианский мир от ужасной напасти в лице неверных.

51

О характере Пселла можно судить по умирающему Роману. Будучи главным зачинщиком переворота и виновником гибели старика, он написал, что Роман получил счастливую возможность претерпеть мученичество, и заявил, что Господь лишил его глаз, ибо счел достойным узреть высший свет.

На Григория письмо произвело глубокое впечатление. Невзирая на схизму, он считал себя ответственным перед Богом за весь христианский мир. Кроме того, он воспринял это письмо как ниспосланную свыше возможность вернуть византийцев под власть Рима и не хотел упускать ее. Однако он не мог начать крестовый поход на Восток, пока дома ему угрожал Роберт Гвискар и его нормандцы. Их следовало убрать с дороги раз и навсегда. Но как? Григорий не возлагал особых надежд на союз с Ричардом Капуанским, который он заключил в основном для того, чтобы не дать объединиться двум нормандским предводителям. Роберт Гвискар, безусловно, превосходил в могуществе своего соперника, но после трех лет непрекращающегося военного противостояния стало ясно, что ни один из них не сможет окончательно победить другого. На единственного союзника папы на юге Гизульфа из Салерно также рассчитывать не приходилось. Нормандцы уже отобрали у него большую часть территорий, которые некогда делали его княжество самым могущественным на полуострове, а теперь, с приближением зимы 1073 г., его ждала новая неприятность: Амальфи добровольно перешел под покровительство герцога Апулии. Виноват в этом был сам Гизульф. Он так и не простил жителям Амальфи ту роль, которую они сыграли в гибели его отца двадцать один год назад. Хотя у него не хватало сил, чтобы взять город, но он всеми возможными способами отравлял амальфийцам жизнь; много душераздирающих истории ходило о тех несчастных альфийских купцах, которых угораздило попасть в его руки. [52] Когда в 1073 г. герцог Сергии Амальфийский умер, оставив малолетнего наследника, его подданные поступили единственно разумным способом. Роберт, естественно, принял их предложение. Он ненавидел своего шурина Гизульфа и давно положил глаз на Салерно — если бы не родственные чувства Сишельгаиты, он нанес бы удар гораздо раньше. Подчинение Амальфи упрощало его задачу — оставалось только выбрать подходящий момент.

52

Аматус рассказывает об одном несчастном страдальце, которого Гизульф держал в ледяной темнице, вырвав сперва правый глаз, а затем каждый день отрубая у него по одному пальцу. Он добавляет, что императрица Агнеса, которая теперь проводила большую часть времени в южной Италии, лично предлагала сто фунтов золота и собственный палец в придачу в качестве выкупа, но ее мольбы не были услышаны.

Новый и неожиданный успех Гвискара еще больше встревожил папу, и он немедля стал собирать армию. В начале 1074 г. папские посланники отправились из Рима на север к Беатрисе Тосканской и ее дочери Матильде, к мужу Матильды Годфри Горбатому Лотарингскому, [53] к Аццо, маркизу Эсте, и Вильгельму, герцогу Бургундии, который должен был передать просьбу папы также графам Раймонду Тулузскому и Амадею Савойскому. Папа ясно выразил свои намерения и разъяснил, в каком порядке он собирается их исполнять. Он всячески подчеркивал, что собирает такую большую армию не для того, чтобы проливать христианскую кровь; он надеется, что само существование подобного войска устранит его врагов. Кроме того, добавлял он, "мы видим еще одну благую цель: как только нормандцы будут покорены, мы отправимся в Константинополь на помощь христианам, которые страдают от постоянных нападений сарацин, и умоляют нас о помощи".

53

Связи между тосканской и лотарингской династиями были весьма запутанными с тех пор, как пасынок Беатрисы стал ее зятем. Они выглядели так:

Судя по всему, адресаты этого послания откликнулись быстро. В марте папа смог объявить, что его армия соберется в июне около Витербо и оттуда выступит в поход против герцога Апулии и его сторонников — которых он на всякий случай отлучил от церкви. По мере того как все больше войск собиралось в условленном месте, настроение папы улучшалось, и в начале июня он настолько преисполнился уверенности, что решил дать своему врагу еще один шанс. Повелительно, как всегда, он предложил Роберту встретиться в Беневенто для последнего разговора.

Теперь пришла очередь Гвискара встревожиться. При Чивитате он и его братья вместе с Ричардом из Аверсы успешно разгромили папскую армию, но в те дни нормандцы выступали заодно. Теперь их единство раскололось, поскольку герцог Капуи заключил союз с папой. Роберт и его люди, сражаясь без союзников, должны были действовать осмотрительно. Но в конце концов, еще оставался шанс договориться. Ответ, который он отправил Григорию, был елейно смиренен. Его совесть чиста, он никогда не давал папе повода для обвинений или недоверия, и, конечно, он почтет за честь где угодно и когда угодно предстать перед его святейшеством. После этого в сопровождении большого эскорта — поскольку он по-прежнему не доверял Григорию — Роберт направился в Беневенто.

За его долгую и бурную жизнь Роберту Гвискару часто везло, но никогда ему не выпадало такой удачи, как в тот момент. Три дня он ждал у ворот города — папа не являлся. Как раз тогда, когда Григорий все продумал, и его армия была готова выступить в поход, в ее рядах вспыхнул раздор. Вина лежала опять-таки на Гизульфе из Салерно. В последние годы его корабли в море практически откровенно пиратствовали. Больше всех, вероятно, страдали амальфийцы, но многим пизанским купцам приходилось не легче. Поэтому, когда войско из Пизы, посланное графиней Матильдой, встретилось с Гизульфом, они не скрывали своих чувств по отношению к нему. Григорий, увидев, что происходит, поспешно отправил князя Салерно в Рим, но было поздно. Армия разделилась на сторонников Гизульфа и пизанцев. В течение нескольких дней все пришло в смятение.