Новая земля

Онъ ломалъ руки и ходилъ по контор быстрыми большими шагами, Ну, теперь онъ отплатитъ ей, онъ броситъ этой барышн въ лицо свое кольцо и этимъ положитъ конецъ всей этой комедіи. Онъ остановился у своего бюро, сорвалъ съ пальца кольцо, завернулъ и сунулъ въ конвертъ. Онъ сдлалъ надпись большими, грубыми буквами; рука его сильно дрожала. Кто-то постучалъ въ дверь, онъ бросилъ письмо въ бюро и захлопнулъ крышку.

Это былъ одинъ изъ его приказчиковъ, онъ пришелъ, чтобъ напомнить ему, что уже очень поздно: "не пора ли закрывать магазинъ?"

"Ну, конечно, пора закрывать. Но впрочемъ нтъ, онъ сейчасъ кончитъ и уйдетъ. Пустъ принесутъ сюда ключъ".

Онъ вышелъ изъ конторы.

"Нтъ, никто не сметъ говоритъ, что такой обыкновенный обманъ сломилъ его; онъ хочетъ показать людямъ, что онъ вполн владетъ собой! Ему доставитъ удовольствіе пойти въ Грандъ и отпраздновать свое возвращеніе обыкновенной кружкой пива. Хе, это будетъ замчательно! Нтъ, онъ совсмъ не намренъ прятаться отъ людей! Правда, у него въ контор, въ бюро есть револьверъ, но онъ не собирается воспользоваться имъ? Разв онъ хотъ мгновеніе задумался надъ этимъ? Совсмъ нтъ, ни въ какомъ случа, просто ему пришло въ голову, что онъ, вроятно, тамъ лежитъ и ржаветъ. Нтъ, слава Богу жизнь ему еще не надола…

Олэ Генрихсенъ отправился въ Грандъ.

Онъ слъ около двери и потребовалъ себ пива. Вскор онъ почувствовалъ ударъ по плечу, онъ взглянулъ, это былъ Мильде.

"Добрый молодецъ, чего же ты здсь слъ и молчишь", воскликнулъ Мильде, "поздравляю тебя съ пріздомъ. Перейдемъ туда къ окну, тамъ много нашихъ".

И Олэ Генрихсенъ пошелъ съ нимъ къ окну. Тамъ сидли Ойэнъ, Норемъ и Грегерсенъ, передъ ними стояли полупустые стаканы, Ойэнъ вскочилъ и сказалъ обрадованнымъ голосомъ:

"Добро пожаловалъ, милый Олэ. Очень пріятно тебя видть, мн очень недоставало тебя. Да, я, впрочемъ, приду къ теб завтра и поздороваюсь съ тобой по настоящему; у меня есть кое-о-чемъ переговорить съ тобой".

Грегерсенъ равнодушно протянулъ ему палецъ, Олэ взялъ его, потомъ слъ, позвалъ кельнера и потребовалъ пива.

"Какъ, ты пьешь пиво?" спросилъ Мильде удивленно. "Въ такую минуту нельзя пить пива, знаешь! Нтъ, давай пить вино!"

"Пейте, что хотите, я буду пить пиво".

Въ эту самую минуту вошелъ Иргенсъ, и Мильде крикнулъ ему:

"Олэ пьетъ пиво, но мы этого не хотимъ, что? Что ты на что скажешь?".

Иргенсъ глазомъ не моргнулъ, когда очутился лицомъ къ лицу съ Олэ; онъ кивнулъ ему и сказалъ что-то врод съ пріздомъ, потомъ онъ слъ, какъ-будто ничего не случилось.

Олэ посмотрлъ на него и замтилъ, что у него не совсмъ чистыя манжеты; и вообще все его платье было далеко не съ иголочки.

Но Мильде повторилъ свой вопросъ, не хочетъ ли кто-нибудь выпить винца? Олэ хочетъ пива, но это какъ-то ужъ очень обыкновенно, въ особенности по случаю двойного празднества.

"Двойного празднества?" спросилъ — Грегерсенъ.

"Да, двойное празднество. Во-первыхъ, Олэ вернулся домой, а это въ данную минуту для насъ очень важно, прямо это говорю, а потомъ еще меня выжили сегодня изъ моего ателье, и это тоже иметъ довольно веселое значеніе. "Да, можете вы себ это представитъ? Пришла хозяйка и потребовала денегъ. "Денегъ?" спросилъ я. И такъ дале, и такъ дале. Кончилось тмъ, что она объявила мн очень короткій срокъ, нсколько часовъ. Хе-хе, я никогда еще не слышалъ о такомъ срок. Да, правда, что она за мсяцъ предупредила меня объ этомъ, но, впрочемъ, мн пришлось оставить ей нсколько кусковъ раскрашеннаго полотна… Такъ что, я полагаю, намъ нужно побольше выпить вина. Вдь Олэ не будетъ имть ничего противъ того, что мы пьемъ".

"Нтъ, это совсмъ не касается меня", сказалъ Олэ Генрихсенъ. Иргенсъ взялъ пустую бутылку со стола, довольно подозрительно посмотрлъ на этикетъ и сказалъ:

"Что это такое? Нтъ, знаете ли что, если пить вино, то по крайней мр такое, которое можно проглотить".

Принесли вина.

Иргенсъ былъ въ довольно хорошемъ настроеніи, онъ сегодня удачно поработалъ, какъ онъ говорилъ, онъ написалъ стихотвореніе, нсколько стиховъ (жизнерадостныхъ), похожихъ на звонкій смхъ двушекъ. Но это было исключеніемъ; въ настоящее время его произведенія не были жизнерадостными и не должны быть таковыми.

Его младшій коллега Ойэнъ тоже не былъ огорченъ. Правда, у него не было денегъ и добра, но онъ довольствовался немногимъ, и добрые люди помогали ему; это было бы несправедливо, если бъ онъ утверждалъ что-нибудь другое. Но именно сегодня его нчто обрадовало особенно: одинъ датскій коллекціонеръ автографовъ написалъ ему и просилъ у него его подпись. Это, конечно, пустяки, но все-таки доказывало, что міръ не совсмъ забылъ его. Говоря это, Ойэнъ посмотрлъ на всхъ присутствующихъ, взглядъ его былъ открытый и прямой.

Мужчины чокались другъ съ другомъ, они были въ хорошемъ и веселомъ настроеніи духа. Иргенсъ первый поднялся; затмъ попрощался Ойэнъ и тоже ушелъ. Олэ Генрихсенъ все еще сидлъ, пока не ушелъ самый послдній; оставался одинъ только Норемъ; но по своему обыкновенію онъ заснулъ.

Олэ прислушивался къ разговору этихъ господъ, порой онъ даже вставлялъ свое слово. Онъ чувствовалъ себя спокойнымъ, но усталымъ, возбужденіе исчезло, но имъ овладло какое-то злобное упорство и сдлало его равнодушнымъ ко всему. Вотъ онъ сидитъ въ Гранд среди толпы напившихся людей, Иргенсъ сидлъ рядомъ съ нимъ и радовался, можетъ быть, своей побд надъ пилъ, а между тмъ онъ не всталъ и не пошелъ своей дорогой! Нтъ, онъ не ушелъ. Разв не все равно, гд онъ проведетъ эти два, три часа.

Наконецъ, онъ заплатилъ и всталъ.

Кельнеръ задержалъ его.

"Извините-съ, а вино… "Вино?" спросилъ Олэ Генрихсенъ, я выпилъ только дв кружки пива".

"Но вдь за вино не заплачено!"

"Ахъ такъ, значитъ эти господа не заплатили за свое вино?" На минуту въ немъ опять поднялся гнвъ, онъ готовъ былъ сказать, что пусть счетъ пошлютъ въ Торахусъ, тамъ будетъ заплачено, но онъ этого не сказалъ, онъ только замтилъ: "Я, собственно говоря, не пилъ никакого вина, но тмъ не мене я могу вамъ заплатитъ". И при этомъ онъ вынулъ свой бумажникъ.

Кельнеръ началъ болтать, распространяться о всякаго рода гостяхъ. Есть такіе, которыхъ постоянно нужно имть на глазахъ, а то они, не заплативъ, ускользаютъ.

Конечно, онъ намекаетъ не на этотъ случай, это не нужно такъ понимать, онъ далекъ отъ этого. Писатели и художники честны отъ головы до ногтей, въ особенности писатели, они не опасны. Онъ знаетъ ихъ хорошо и знаетъ, какъ имъ угодить. Это, конечно, такіе люди, у нихъ у каждаго свои особенности, которыя нужно принимать во вниманіе, когда ты кельнеръ: обыкновенно они забываютъ платитъ, у нихъ голова полна другихъ вещей, они такъ много изучаютъ и думаютъ. Но постоянно есть кто-нибудь, кто вступается за нихъ, да, и кто длаетъ это съ радостью, нужно только напомнить объ этомъ…

Олэ заплатилъ и вышелъ.

Нтъ, впрочемъ, что ему длать дома? Лечь въ постель и спать? Да, если бъ онъ могъ сдлать это! На пароход онъ плохо спалъ, вдь онъ прямо съ дороги, но лучше если онъ попробуетъ не спать, насколько возможно, врядъ ли изъ сна что-нибудь выйдетъ. Онъ отыскалъ самыя темныя улицы, гд чувствовалъ себя боле одинокимъ; онъ былъ на пути домой, но вдругъ рзко повернулъ и пошелъ по направленію къ крпости.

Тутъ онъ неожиданно встртилъ Тидемана, Тидемана одного — онъ молча стоялъ у темной двери и смотрлъ наверхъ на домъ, напротивъ. Что он тутъ длалъ?