Новенькая

– Впереди поворот! – оповестила Новенькая.

– Да вижу я!

Мы не вписались и вылетели с тротуара в прибрежную рощу тополей. Колесо запрыгало на корнях, но берег круто уходил вниз и скорость лишь нарастала. Холодильник несся вперед: вот-вот, и мы полетим за ним параллельно земле, дрыгая ногами, как в мультиках. Руки свела судорога, пот заливал глаза, я чудом увернулся от дерева, нас бросило вбок – в просветах между деревьями блеснул пруд.

– Держись! – заорал я. Новенькая завизжала.

Еще немного – и мы бы плюхнулись в воду, но нас спас тополь. Ну как спас… Холодильник врезался в ствол и лопнул, как перезрелый арбуз, – в воздух взлетел салют из разноцветных упаковок. Мы с Новенькой кубарем покатились по земле.

Бутерброд падает маслом вниз, кошка – на лапы, а Новенькая всегда оказывается сверху. Я лежал на спине, бережно обнимая девичье тело, вокруг падали мороженки, Новенькая хохотала и месила ногами воздух, словно продолжала бежать, юбка задралась, демонстрируя белые кружевные трусы.

– Ты живой? – опомнилась она.

– Угу.

– Мог и не отвечать, я чувствую, – сказала она, поерзав.

Потом мы ходили среди деревьев и собирали мороженки, как грибы. Пару упаковок пришлось даже выловить из воды. Мы закинули все в холодильник, где сохранилась корка белого льда, и Новенькая стала плясать вокруг, словно пещерный человек, ликующий над тушей поверженного мамонта.

– Обожаю тебя! – выпалила она.

– И я тебя.

Она взмахнула сложенным зонтиком и сказала:

– Встань на одно колено.

Я повиновался с удивлением – обычно я вставал на оба! Новенькая напустила на себя торжественный вид, зонтик поочередно коснулся моих плечей.

– Посвящаю тебя в рыцари-хуицари, – провозгласила Новенькая. – Клянешься ли ты служить мне верой и правдой и выполнять все мои приказания?

– Клянусь, моя королева, – сказал я, бросаясь ей в ноги.

Она захихикала, прыгнула сверху, и вместе мы свалились на землю.

– Какая же ты охуенная, – прошептал я, втягивая запах ее волос, как пылесос.

– Лучший комплимент, что я слышала!

Долго не могли выбрать ни одной мороженки – глаза разбегались. Попробовали винное и отложили, расхохотавшись. Никакого виноградного или винного вкуса – обычный розовый пломбир с запахом перегара. Пришла очередь фирменных "баунти" и "сникерсов", которые я никогда не покупал, потому что дорогие и маленькие. Вот они оказались весьма и весьма, или, как выразилась Новенькая, белиссимо. Мы объелись, мороженое восстановило силы и превратило жару в ласковую благодать.

Когда Новенькая бросила в рот последний кусочек "марса", выяснилось, что "марс" был единственный.

– Ну вот, – вздохнул я. – Не успел попробовать.

– Не проблема, – невнятно сказала Новенькая с набитым ртом. – Иди скорей сюда!

Она нависла надо мной, небрежно взяла за подбородок и выплюнула кусок мне в рот, после чего внимательно наблюдала, как я жую, глотаю и краснею. Ее измазанные в мороженом бордовые губы растянулись в улыбке, в глазах вспыхнул такой огонь, что я заволновался, как бы все наше мороженое не растаяло. (А "марс" показался невероятно вкусным.)

Пресыщенные и ленивые, мы сидели на краю берега под плакучей ивой, щурясь от водных бликов. Новенькая раскрыла зонтик, и зеленоватая тень покрылась узорами.

– О! – вдруг сказала она и достала из холодильника тот самый "Армагеддон".

– Он же сломанный, – сказал я.

Новенькая загадочно улыбнулась. Вскрыв упаковку, она взяла пальцами кусочек и поднесла к моему рту. Я послушно взял угощение и сомкнул губы на ее пальцах. Она медленно их вытянула и улыбнулась.

– Вкус победы, – прокомментировал я. – Десерт после обеда из десертов.

– Не-ет, твой десерт будет сейчас!

Новенькая отыскала ванильный пломбир в стаканчике, театрально огляделась и задрала блузку (лифчика, конечно, не было). Насладившись выражением моего лица, она погрузила палец в подтаявший до состояния взбитых сливок пломбир. Я судорожно сглотнул, видя, как она намазывает его на розовый сосок. Тот мгновенно затвердел и оттопырился, такой крупный, что напоминал ядрышко фундука. Новенькая подалась вперед и выгнулась. Предложение было очевидным, но она все равно сказала, смакуя каждое слово:

– Слижи его с меня.

Я сделал это медленно и нежно, ощущая кончиком языка все рельефные очертания. Я учащенно дышал, но не ради кислорода, а в попытке уловить тонкий запах нежнейшей кожи, ускользающий, словно силуэт нимфы в мифическом саду.

Новенькая положила ладонь мне на голову, удерживая меня в сидячем положении, а сама поднялась. Я взглянул снизу вверх. Прикрываясь зонтиком, она размазывала мороженое по груди. Пломбир таял на разгоряченном теле, густые сладкие струйки обогнули полушария, побежали по ребрам к плоскому животу, смешиваясь с потом. "Она же вся перемажется!" – мелькнуло в голове… Но вскоре Новенькая еще стала чище, чем прежде, а я совсем объелся.

Этого ей было недостаточно. Новенькая уселась на выпирающий корень, на покатом берегу ее ноги спустились вниз, где в томительном ожидании сидел я. Она задрала юбку до бедер – тонкие белые ноги и сами были словно из пломбира! Очередной стаканчик мороженого стал в ее руках художественной кистью, которой она покрыла свои икры и бедра сливочными узорами. Новенькая поманила меня пальчиком. Мороженого-то я наелся, но ее хотел всегда!

Меня накрыла полосатая юбка, и я оказался в шатре, где пахло Новенькой и ванилью, лучи солнца проникали сюда приглушенные и такие же полосатые. Я начал снизу, медленно продвигаясь к бедрам, где кожа становилась такой нежной, что я боялся поцарапать ее своим языком. Я добросовестно слизал все мороженое и двинулся к белеющим впереди трусикам, но сверху мою голову оттолкнула рука. Впереди мороженого не было, и потому я мог лишь смотреть, удерживаемый невидимым поводком. Понимая это, Новенькая раздвинула ноги шире. Я томительно застонал, а она засмеялась.

Вдруг ее рука снова легла мне на голову, но теперь упиралась не в лоб, а в затылок. Я затаил дыхание. Бесконечно медленно, сжигая в страсти секунду за секундой, Новенькая стала приближать мое лицо к себе. Становилось темнее, воздух густел, а белые кружева увеличивались, словно я спускался на парашюте в центр лабиринта, где находится сокровенный источник трансцендентного блаженства.

Раздался плеск, смех и гудок, как на пароходе. Новенькая ойкнула и свела ноги – бедра хлопнули меня по щекам.