Новочеркасск: Книга первая и вторая
Шрифт:
— Я — милостивый государь? — незлобиво проворчал Дронов. — Я пролетарий.
Александр Сергеевич снял пенсне и, рассматривая гостя близорукими глазами, от души расхохотался.
— Молодой человек, ну что поделаешь? Милостивый государь — это та форма обращения, к которой я привык с восьми лет, а слово «товарищ» употребляю лишь с двадцатого года. Так что извините за старомодность и решайте. Когда добьетесь результата, позовите. Я отлучусь в другую комнату по своим хозяйским надобностям.
Через несколько минут из кабинета донесся
— Александр Сергеевич, а я решил.
— Ну-те-с, ну-те-с, — проговорил Якушев, входя в кабинет и отбирая у него листок. Лохматые брови педагога сошлись над переносьем, цепким взглядом пробежал он по цифрам и озадаченно воскликнул:
— За пять минут, и без единой ошибки?
— Выходит, так, — разулыбался Дронов.
— Просто не верится, — протянул Александр Сергеевич. — Тогда этот вот пример решите, чтобы развеять мои сомнения.
И Якушев набросал новые цифры. Ему почему-то вдруг остро захотелось, чтобы этот огромный парень с бычьей шеей и кулаками настоящего молотобойца сейчас бессильно опустил руки. Он было подумал, что так оно и случится, потому что увидел, как замерла в крупных пальцах у Дронова черная ручка с пером. С большим трудом Александр Сергеевич подавил в себе коварное желание спросить: «Ну что? Не получается?»
Неожиданно Дронов положил ручку на чернильный прибор и шумно вздохнул. Потом провел ладонью по вспотевшему крутому лбу.
— Фу, Александр Сергеевич, уморили, — сказал он, отдуваясь, и тут же облегченно воскликнул: — А все-таки я решил!
Якушев взял в руки листок, поднес к глазам и застыл в недоумении:
— Не может быть, милостивый государь! Ни одной ошибки. О! Вы очень сообразительный ученик.
— Значит, полагаете, мне можно на рабфак? — с надеждой спросил крутолобый парень.
— Не только можно, но попросту нужно! — вскричал Александр Сергеевич, у которого переходы от скептического настроения к настроению доброму совершались внезапно.
— Вот спасибочки за доброе слово! — обрадовался Дронов. Порывшись в глубоком своем кармане, он достал старательно разглаженную десятирублевку и положил на зеленое сукно стола.
— Это что? — осевшим голосом вдруг спросил Якушев, и мохнатые брови его ниже обычного нависли над глазами.
— Как что? — спокойно переспросил молодой кузнец. — Это за ваши труды, за то, что уверенность во мне пробудили, стало быть.
Александр Сергеевич побагровел. Еле справляясь с подступающим кашлем, рявкнул:
— Немедленно заберите свои деньги назад, иначе я попрошу вас покинуть мой дом!..
— Да я что, — растерянно глядя на него, зачастил Дронов, — я же хотел как лучше, а получилось… Но если вы требуете, я, конечно, повинуюсь… — И, скомкав десятирублевку, он сунул ее обратно в карман.
Якушеву стало жаль парня, и он произнес:
— Ладно, Ваня, будем считать, я погорячился. Простите. Давайте забудем эту маленькую размолвку. У вас подлинные способности, и, если когда-либо понадобится
моя помощь по математике, всегда заходите. Вот вам моя рука.Покидая дом Якушевых, Дронов почти лицом к лицу столкнулся с Надеждой Яковлевной и мальчиками, которые, весело подпрыгивая, тащили с базара тяжелые сумки. Торопясь, он не обратил на них никакого внимания и пропустил мимо ушей озадаченное Венькино восклицание:
— Мама, да ведь это же Дрон!..
— Странно, — удивленно промолвила Надежда Яковлевна и заторопилась к парадному.
— Саша, кто у нас был? — спросила она, войдя в кабинет.
Александр Сергеевич сидел за столом в серой расстегнутой косоворотке какой-то отрешенно-торжественный. Будто сквозь сон переспросил:
— А? Кто у нас был? Хороший человек. Первый богатырь на нашей окраине Ваня Дронов.
— Зачем? — с еще большим удивлением спросила супруга.
— У него алгебраическая задача не получалась, вот и пришел.
— Дрон и алгебра? — удивилась Надежда Яковлевна. — Что-то не верится.
Якушев пристально посмотрел на нее:
— А ты не смейся, Наденька. Именно так. Дрон и алгебра. У этого еще вчера малограмотного парня несомненные способности к математике. И знаешь, о чем я подумал?
Держа в руках цветастую косынку, в которой ходила на рынок, она задумчиво улыбнулась:
— О том, что каждая кухарка может научиться управлять государством, как любил говаривать наш погибший Павел?
— Примерно об этом, — согласился муж и стал протирать запотевшие стекла пенсне. — А если конкретнее, то о том, что нисколько не удивлюсь, если несколько лет спустя увижу его на посту директора большого завода, а то и наркома. Вот как оно пробивается, то новое, с которым я некогда не соглашался, — закончил он задумчиво.
Если бы в ту пору Венька Якушев вел дневник, сколько интересного смог бы сообщить о себе! Но он в ту пору не только не умел писать, но даже и алфавита не знал. Надежда Яковлевна упорно считала, что это в дошкольном возрасте совершенно не обязательно.
— Зачем превращать нормально развивающегося ребенка в вундеркинда? — говорила она мужу. — Все должно приходить к человеку своим естественным путем и развиваться в нем гармонично.
— Конечно, — ворчал Александр Сергеевич. — В вундеркинда превращать не надо — пусть в хулигана превращается.
Однако, немного поворчав, он махнул на все рукой.
Венькины сборы в первый класс вылились в целое событие. Мать гладила и чистила его одежду. Отец давал последние педагогические наставления, даже Гришатка, который уже ходил в седьмой класс, и тот принял во всем этом участие, старательно начистив желтым кремом ботинки меньшого брата. Странная перемена произошла в Гришатке за последнее время. Он повзрослел, на его лбу появилась глубокая продольная складка, над верхней губой наметились усики. Матери как-то удалось научиться быть ровной в своем отношении к обоим сыновьям.