Новогодние истории

Вижу на столе два бокала. Бутылка вина открыта, но пробка плотно вкручена обратно. Лешка действительно ждал семейного вечера. Не дождался. А что думал? В сказку попал?

Глава 2 "Ночью"

Тише, тише… Кот на крыше… Мамы умеют ходить так тихо, что ни одно чуткое ухо не услышит. Особенно папино. Если папа спит.

— Инга, не надевай пижаму.

О, нет… Судорожно путаюсь в петельках…

— Пожалуйста…

Эту интонацию он позаимствовал у сыночка: “Мам, не уходи…” Но я упрямо, хоть и нервно, нащупываю нижнюю пуговицу.

— Леш, три часа ночи…

Тут я приврала. Половина или уже без двадцати. Я малость выспалась. Залезла ВК и залипла на присланные Олькой фотки настоящей орегонской зимы. Не чета нашей новогодней слякоти. Брр… Олька как раз с подъемника слезла, ножки в лыжных ботинках вытянула и какао отогревалась. Я читала ее сообщения и косилась на непочатую бутылку вина. Не… в одно рыло, это уже алкоголизм! Да и спать надо… Упахалась сегодня, полдня на работе и полдня дома…

— Инга...

Не три часа, но близко. В семь уши разорвет треклятый будильник. Думаешь, мне хочется чего-то, кроме поспать? Но говорю другое. Угрожающе-предупреждающим шепотом:

— Монстр скоро придет.

Да, в полночь наш любимый сыночек превращается в монстра, забирающего у нас половину кровати. Иногда в полночь. Иногда в час. Инога в два. Как повезет. Сейчас три, а он пока еще в своей кроватке. А вдруг сегодня исключение из правил и он проспит в ней до маминого будильника?

— Сегодня не придет, — слышу я в ответ такой же шепот. — Мы пять остановок пешком до магазина шли и столько же обратно. Думаешь, зря?

Думаю — зря, а вслух говорю:

— Леш, я честно не хочу сейчас.

Сказала правду, и сразу легче стало. Четыре часа до будильника! Какой еще секс!

— Блин, Инга… Издеваешься? Сама посмотри, как я с таким теперь усну…

Посмотреть? Чего я там не видела за десять-то лет!

— Отвернись к стенке, — говорю и тянусь за пижамными штанами.

— К которой? У нас кровать по центру стоит! — про шепот забыл. Рычит. — Ну, хочешь, вина принесу… Для разогрева.

Я уже натянула штаны. Темно, но он все равно меня видит. И я его. Лежит, не шевельнется.

— Инга, у нас секса неделю не было.

— Три дня, — отвечаю ему на автомате.

— У тебя всегда три дня!

Стою у своего края и понимаю, что Лешка лежит ровнехонько посередине. Ни там, ни там места для меня нет. Но умудряюсь зависнуть на самом краю и прячу ладонь под ухо. Как маленькая… И тут же получаю под взрослую грудь мужскую руку. Одно движение, и пуговицы я буду собирать по всей комнате.

— Ну я же сказала, — рычу в темноту.

Такой же рык в ответ:

— Я просто обнять… Нельзя, что ли, обнять жену?

Ага… Как на первом свидании — расстегну всего одну пуговицу… Двигаю локтем. Отодвигается. А потом отодвигаюсь я. От края, на самую середину. Где только что лежал Лешка. Теперь он на мне или я под ним… Но это уже несущественные мелочи.

На нем нет футболки. У меня уже расстегнуты все пуговицы. Блин… Картошку бы так проворно чистил!

— Да тише ты! — шиплю, пытаясь понять, что это скрипит, кровать или уже мои кости. Или паркет под маленькими ножками? Нет, не паркет. Фу...

Вытягиваю из-под Лешки руку, чтобы та осталась целой, и обнимаю… Сначала за шею, потом все ниже и ниже, минуя незначительную родинку под лопаткой, чтобы сжать пальцами крупную на позвоночнике, которую в темноте мне уже десятый год хочется открутить, как ненужную гайку…

Лешкины руки тоже бродят по моей спине, по жениховской привычке ищут то, чего там давно нет — застежки от лифчика. У нас всегда вот так, под одеялом, без романтических стриптизов. По-семейному, по-родительски, пока нас не застукали…

Бросает спину, находит щеки… Целует в губы осторожно. Как в первый раз. Всегда так начинает, точно боится, что оттолкну с воплем “Идет!”… Вместе прислушиваемся к тишине. Пока все тихо. Теперь можно целоваться по-взрослому, проверяя пальцами длину волос — мои выскальзывают быстро, его путаются в длинных прядях. Приходится приподниматься и спасать свои лохмы. Каждый раз говорю, что постригусь под мальчика, и снова раскидываю белесые пряди по подушке, чтобы он топтал их локтями.

— Давай вина принесу…

Глаза горят. С такого ракурса с полуоткрытым ртом он кажется лет на десять моложе, а я… Я слушаю тишину. Выпить и расслабиться в три часа ночи?

— Завтра на работу…

Я просто отказываюсь от вина, а он воспринимает это командой к действию. Верх на мне, а низа уже нет и найти его смогу лишь утром. Хочу помочь ему с трусами — куда там, угонишься разве… Пять лет отцовства будет покруче любого спецкурса молодого бойца. А меня постоянные оглядывания на дверь оставят вечно молодой — только б не застукали, только б…

Страх быть пойманными круче любого вина. Такой катализатор еще поискать надо... Мы знаем, что срабатывает в нас за секунду и безотказно. Скольжу губами по гладкой щеке. Ждал меня, выскоблилися до блеска. Сжимаю губы на мочке. Знакомый стон. От него я вспыхиваю бенгальским огнем. Одеяло на нас по привычке, оно нам не нужно… И не в батареях дело… Распахиваю пижаму, чтобы грудью чувствовать его грудь…

Вечно ломаюсь, вечно отнекиваюсь, потому что потом меня не остановить. Мы плюем на сон и утром молимся на кофе… Сколько сейчас? Уже четыре? Похоже, я шепчу свой вопрос ему в ухо, безжалостно сжимая губами мочку, и Лешка вырывается и стаскивает меня с подушки. До четырех он успеет, точно. Руки скользят вниз, чтобы он не покидал меня больше. Никогда...

— Не торопи меня, — со стоном молит Лешка, сбрасывая мои руки.

Тогда нахожу его пальцы, сжимаю так крепко, что слышу их хруст. О, нет… Акробатическим движением скидываю его с себя и чувствую на глазах слезы… Хлопает дверь. И я тут же получаю по лицу краем одеяла, сжимаю его у голой груди и смотрю в темноту, где уже горят два маленьких глаза. Потом они закрываются, и Кирюша на ощупь лезет в кровать и тащит на себя одеяло. Я шарю ногами, но не могу нащупать пижамных штанов. Щелкает резинка трусов, как тетива у лука.

— Пойдем, я с тобой посижу, — рычит папочка голосом голодного пса.

Маленькие ручки исчезают с моей шеи, но острые коленки еще секунду упираются мне в живот. Теперь глаза у меня точно мокрые.

Хлопнула дверь. Затихло шарканье и приглушенное бурчание моих любимых мужчин. Закрываю мокрые глаза.

Быть папой непростое ремесло.

Однако же ему не учат в школе.

В отцы случайно многих занесло

И многие не взяли этой роли.