Новозеландский дождь

А мы даже не увиделись с Ларсом… я не попросила у него прощения… мы так ничего и не прояснили. Как бы я хотела, чтобы время можно было отмотать назад… во всем виновата я. И моя глупость. Если бы не она, мы сейчас были бы вместе… и возможно, втроем.

На глаза накатывают слезы. И я чертовски боюсь этой маски.

– я не знаю, Ники, - она растеряна, в ее глазах слезы.

– Ники, давай, - твердо, но нетерпеливо говорит доктор Уэллс.

– давай, - говорит медсестра мисс Ньюби.

Я поглядываю на их лица, на моем лице неожиданно появляется глуповатая улыбка, какая появлялась всегда, когда я впервые делала что-то глупое. Будь что будет, я готова.

– все ведь будет так, как вы говорите? – спрашиваю я и глубоко вдыхаю.

Ларсен. Я знаю, он будет рядом.

– давайте. Я готова.

И этого будет достаточно. Хоть я и не увижу его…

Свет! Чувствую сквозь прикрытые веки холодный свет ламп. Я пытаюсь открыть глаза. Неужели все закончилось?

Но не получается. Черт. Что это? Я слышу голоса.

– скальпель, доктор Швайцер.

Звон и звяканье металлических инструментов. Я чувствую себя как в кошмаре, когда не можешь проснуться.

Меня схватывает дикий страх, и я с ужасом осознаю, что происходит. Он давит мне на грудь, на сердце, и я чувствую, что начинаю задыхаться от ужаса. Нет. Нет. Этого не может быть.

Из моей груди вырывается дикий вопль, хоть я и не могу открыть глаза и вскочить. Боже…

– Господи. Марк, - слышу я голос доктора, обращающийся к анестезиологу.

Слышу звон инструментов, которые кладут на стол.

– ты уверен, что сделал все правильно?

– да, доктор Уэллс…

– она в сознании. – я чувствую, что он склонился надо мной.

– она чувствует? Слышит нас? – спрашивает мистер Райман.

Меня парализует страх. Я не могу ни шевельнуться, ни произнести ни звука больше… я фактически умираю. Господи, помоги мне.

– маску еще раз, Марк.

Меня схватывает ледяной ужас.

Я чувствую, как мне пытаются надеть ее на лицо, пытаюсь увернуться, Господи, Господи, вызволи меня с этого адского стола! Но все усилия тщетны, анестезиолог знает свое дело, и вскоре нос и рот мне чуть ли не затыкают, и я начинаю проваливаться в темноту…

Ларсен… я люблю тебя…

– где она, где она?

Оцепенение сменилось яростью, расталкивая всех вокруг, я несусь по коридору. Операционная. В коридоре сидят миссис Маклемур с мистером Маклемур, брат Ники, Ли с бабушкой, Этан и многие другие родственники и друзья Ники…

– как она, что с ней? – я в ужасе смотрю на табличку «операционная».

– Ники на операции, - со слезами отвечает мама Ники.

Я растерянно замираю на месте. Сердце готово выпрыгнуть из груди. Бедная моя, бедная Ники!

– мы все молимся за нее… - говорит одна из бабушек Ники, и в этот момент из-за дверей доносится неистовый вопль.

– Ники!!!

Мое сердце пронзается ужасом и болью.

– что с ней?! Нет!!! – кричу я.

Сэм хватает меня.

– Ларс, Ларс, успокойся, Ларс…

Но я отбиваюсь, ударяю друга, вырываюсь и кричу.

– что с ней? Что с ней делают? Зачем? Зачем? Если она все равно умрет! Зачем эти мучения? Зачем я ее люблю? Зачем жить? – я уже не соображаю, что нему.

– Зачем существует наш мир, если все мы умрем? Зачем это все?!

– Ларс!

– к черту!!!

Я слышу, что один из врачей выходит, чтобы отругать меня, но я разворачиваюсь и бегу по лестнице, выбегаю на улицу… сажусь в арендованную машину, еду, еду, пока мне на глаза не попадается какой-то бар.

Я сижу полночи и пью, безудержно заливая свое горе коньяком и виски, я уже даже не плачу, я трясусь от горя. Никто не подходит ко мне и не спрашивает меня ни о чем – я просто умираю в одиночестве.

Ближе к полуночи звонит мой телефон.

– мистер Столлингворт… - слышу я траурный голос. – только что Николь Маклемур умерла…

– суки!!! Суки!!! – кричу я в трубку. – суки!!! Она не должна была умереть!!! Суки!!!

Бармен просит меня покинуть заведение, я швыряю деньги на стойку и выхожу, беспомощно валюсь на лавочку под ближайшими деревьями. Льет дождь как из ведра. Темно. Ветрено.

Я не чувствую ничего, я сижу, обхватив голову руками и безудержно рыдая. Все, все, все, все кончено.

Мир исчез. Остались лишь темнота, дождь, холод, ветер, отчаяние, и боль. Боль. Боль. Бесконечная боль.

Вместо сердца будто дыра, словно его вырвали. Боль пронзает насквозь. Я не чувствую ничего.

Вот и все. Ники умерла. Умерла. Зачем теперь существую и я.

– Ларс, Ларс, я нашел тебя! – кто-то трясет меня за плечо.

Я чувствую, что лежу на мокрой жесткой скамейке. Темно. Я сразу вспоминаю все последние события. Сердце пронзает боль.

– Ларс! – посмотри на меня.

Усилием Сэм поднимает меня и разворачивает к себе.

– Ларс! Ларс!

– Сэм. Она умерла. Все. Ники больше нет. Понимаешь? Умерла. А с ней умер, и я…

– Ларсен, не пори ерунду! – Сэм хватает меня за воротник рубашки и поднимает. – пошли, Ларс.

– куда? Пусти меня! – я начинаю вырываться.

Зачем? Куда мне идти? Для меня все кончено. Мне никуда возвращаться. У меня больше нет никого.

Я произношу эти слова и осознаю сказанное.

Действительно, действительно… что… кто у меня теперь есть?

Родители? Родителям я не нужен очень давно. Для родителей я – всего лишь блудный сын, раз в год вспоминающий об их существовании, а в остальное время просаживающий своим же честно заработанным трудом деньги, распущенный идиот с чувством вседозволенности.

Остальные родственники? Да та же хрень.

Мириам? Не думаю, что она меня простила. Я так безжалостно ей пользовался, что даже и не знаю, откуда во мне взялось столько жестокости. Мириам может утешить, пригреть, но… простить она не сможет никогда. Я знаю, я так ранил ее сердце, как никто другой никого не ранил никогда.

Рози? Моя первая, школьная любовь, оказавшаяся не невинной в момент первой нашей близости? Готов поспорить, что с тех пор, как я стал знаменитым, она сидит и бесится, что не может стрясти с меня алименты, и ничего более. Или вообще, давным –давно уже позабыла про меня, и имя мое проклято.