Новый год по новому стилю

Я почему-то вспыхнула. Розовая, ну да… Ну и что? Она — девочка!

— У нас театральный роман, — выдал с опозданием Гриша, точно впервые был шокирован речью отца. — Мы играли вместе на сцене для чужих детей, когда поняли, что созданы друг для друга.

— Игрок! Иди за курткой, тебе сказали!

Отец так двинул сыну рукой в спину, что я очень удивилась, что Гриша не долетел до шкафа пущенной стрелой. Ну разве так можно… Ему не восемнадцать, чтобы вести с сыном себя так распущенно — Гриша взрослый самостоятельный человек. Да еще у меня на глазах, свинство…

— Сядь! — скомандовала Елена, когда мы остались одни на огромной кухне, которая казалась в два раза больше той, что была в пушкинской квартире.

Темного дерева — под корицу, шкафчики до потолка, который был метра три, если не больше. Стол, за которым мы сидели, с мраморной столешницей служил, наверное, для скорых перекусов, потому что столовая помещалась у меня за спиной, а за ней были большие стеклянные двери, выходившие, скорее всего на террасу, потому что я увидела, как все пятеро прошли мимо нас за стеклом. Любу держал за руку не Гриша, а старший мальчик, лет десяти.

— Не переживай. Когда Антон с детьми, я более спокойна за детей, чем когда они со мной. Он с ними, как дедушка, очень осторожен.

Какая у нее разница с мужем? Лет пятнадцать? Или больше?

— Я не переживаю, — соврала я, потому что не могла в чужом доме и на чужой кухне сказать правду. — Чем я могу помочь? — спросила, уже стоя на ногах.

— Сядь! — снова скомандовала Елена, и я снова села. — Сначала выпьем за знакомство!

— Сейчас даже часу нет… — пролепетала я.

— А тебе что, за руль? — усмехнулась хозяйка и встала, чтобы вытащить из шкафчика какую-то бутылку. — Собственного изготовления, настойка из черной смородины. Женское лекарство…

— Да я вообще не вожу… — выдала я с опозданием, заразившись Гришиной тормознутостью в разговоре со старшим поколением Вербовых.

— Серьезно? — Елена поставила бутылку на стол. — И как ты собираешься добираться в город из Пушкина?

Я молчала — неужели я должна перечислить весь доступный пушкинцам общественный транспорт?

— Мы же с Гришей работаем вместе, — выдала я спасительную фразу. Думала, что спасительную.

Елена поставила рюмку.

— Так дело не пойдёт, красотка! В Пушкине с ребёнком и без машины ты жить не сможешь. С Гришкой я это обсуждать не хочу. Я сама найму тебе инструктора. И у нас есть старый танк, на котором мы за грибами ездим. Пара новых царапин только украсит Хайлендер, а внутри безопасно. Научишься ездить, заморочитесь с новой машиной. И никаких «но»!

Какие «но», я даже рта не раскрыла для вдоха, а внутри уже не осталось воздуха. Что он сказал про меня родителям? Ещё до того, как так по-дурацки сделал мне предложение на лестничной площадке…

— Ну не идиот ли?

Я вскинула голову — неужели озвучила мысли? Нет, Елена смотрела на экран своего огромного Самсунга.

— Погляди!

Теперь на него смотрела я: на Любу, которая сидела вместе с мальчишками на украшенном огоньками багажнике.

— Похоже, у твоего ни одной извилины нет! Даже пунктиром! Но ты не бойся… Антон там…

Но Антон Сергеевич был уже здесь. Он чудом не снес стол, когда вдавил в него обе ладони, чтобы вперить в меня взгляд поверх очков:

— Вот скажи мне, ты — дура? Совсем дура?

Господи, что я такого сделала… Что Гриша наговорил отцу?

Глава 6.6 "Кто кому два сапога"

— Антон! — это закричала не я, а Елена Владимировна.

Я и не могла обратиться к нему по имени. Вообще я только, как рыба, могла хватать ртом воздух. Ноги отказывались разгибаться, и я не встала. Хотя и не смогла бы — Гришин отец совсем навалился на стол и, подскочи я, ужаленная его вопросом, мы стукнулись бы лбами. Определенно!

— Для тебя это нормально, да? А если к Ульяне побежит, тоже отпустишь?

— Антон!

Но Антон жену не слышал.

— Отстань! — махнул он рукой и смахнул бутылку.

Я просто чудом ее поймала: сработала материнская реакция ловить все, что падает: одушевленное и неодушевленное. Хотя сейчас бутылка с домашней настойкой казалась более душевной, чем хозяин дома. Он злился — явно — но лицо его при этом оставалось каменной маской: щеки цветом сравнялись с белой бородой.

— Я не с тобой разговариваю! — прорычал он жене, смотря на меня.

— Антон, что случилось?

Елена Владимировна подошла и резким движением руки развернула к себе мужа за плечо. Он встал в позу, но не закричал: по-прежнему рычал львом:

— Ничего! — и развел руками, чтобы избавиться от руки жены. — Ничего у нас не случилось! Не случилось ничего нового! У меня просто сын дебил, а больше ничего! Абсолютно ничего!

— Антон! Не при Лизе!

— Не при ней? — Теперь он обернулся ко мне всем корпусом, а я, действительно как полная дура, продолжала сжимать двумя руками пойманную бутылку. — Да она такая же, как и он. Идиотка!

А его обе руки снова держали стол, точно желали поднять в воздух и обрушить мне на голову. Абсолютно пустую — я хоть и думала, не могла никак понять, что же такого мы оба натворили, чтобы настолько взбесить родителя. Это что, сообщение о свадьбе, на которую я не соглашалась, пришлось плохим новогодним подарком?

— Антон! — Елена Владимировна тоже забыла все другие слова, кроме имени мужа.

— Вот ты мне скажи, Елизавета, — он точно выплюнул мое имя через щербинку между передними зубами. — Тебе действительно не противно от сознания того, что твоим мужчиной крутит, как хочет, бывшая теща, нет?