Новый год со спецэффектами

Машуне приходилось трудно. В основном она мычала и рычала. Попробуйте говорить, когда все время прорываются нервные злые рыдания. Несмотря на то что они были вызваны именно моими словами, мне пришлось снова, так сказать, «разинуть рот»:

– Помнишь, вернувшись из больницы, ты спросила наше мнение о том, выживет ли Ренат? Была уверена, что он умрет после операции? Отвечай кивком головы, твое «вму-у-у…» можно расценить по-разному.

Машуня кивнула…

– Тебе позвонили и пропищали об этом, когда ты вернулась домой?

Новый кивок головы.

– Замечательно! И после этого ты куда-то зашвырнула свой мобильник!

Машуня опять кивнула и даже пожала плечами.

Это порадовало. Я решила, что наша девушка активизировалась и вполне может говорить своими словами. Так и вышло.

– Какая-то сволочь, – хлюпая носом, начала она, – сейчас по телефону заявила, что четыре гроба уже заждались жильцов нашего дома. Мой будет готов к трем часам ночи. Покойные родственники просили меня не задерживаться на этом свете. А вы якобы позаботитесь… о похоронах, – Машуня всхлипнула и собралась зареветь с новой силой.

– Тебе с натяжкой отпущено полтора часа! – заорала Наташка, окончательно оторвав ее от стены. – Но за это время мы здесь сможем такого наворотить! Честно говоря, меня вдохновляет мысль о том, что нам с Иркой надо позаботиться о ваших похоронах. Без глаз и ушей мы не сможем активно этим заниматься, верно? Я что-то не то сказала? – удивилась подруга, глядя на заново впавшую в прострацию Машуню и приглашая меня присоединиться к этому зрелищу. – Ир, а что я такого сказала? Только то, что мы с тобой вроде как должны остаться в живых и здоровых. А отсюда вывод – кто ж из нас позволит угробить Машуню? Машка, очнись!

Вместо Машки очнулась я, решив оставить на потом очень важный вопрос.

– Василиса Михайловна! Надо спасать Машунину мать. Сдается мне, она спит не совсем здоровым сном.

7

Василиса Михайловна бессмысленно таращила на нас сонные глаза и никак не могла сообразить, что ей была уготована участь вообще не проснуться.

– С какой стати? – спросила она, начиная немного соображать, и заявила, что выпила на ночь только две таблетки снотворного. – Дайте воды. Что-то меня подташнивает. Странные у тебя приятельницы, Маша. А где отец? Мне приснился про него ужасный сон.

Последние слова женщина договаривала уже не очень внятно. Она всхрапнула, голова свесилась на грудь.

– Кажется, здесь пахнет не двумя таблетками снотворного, – изрекла Наташка, старательно встряхивая Василису Михайловну. – Нет, она определенно решила досмотреть сон ужаса про папу Карло до конца. Имеется в виду, до собственного конца. Что стоите?! – рявкнула подруга во всю мощь своего голоса. – Тащите воды и емкость для слива ее обратно! Чего застыли? Что тут непонятного?! Заливаем воду в емкость, именуемую Василисой Михайловной, а потом вызываем ее искусственное извержение. В другую емкость. Машка, ты балбеска! Ни одной бутылки в комнате не трогаем, понятно? Везде может быть подмешано снотворное. Эх, где бы разжиться шлангом?

– Есть поилка из Ессентуков. Даже две. С носиком. Для минеральной воды, – засуетилась Машуня.

– Тащи. Ирка, помоги ей.

Я с такой готовностью пришла на помощь, что вылетела из комнаты, не задумываясь, что тащить вдвоем практически нечего. И пока Машуня искала на полочках поилки, я судорожно размышляла, какую емкость использовать под воду, а какую под «слив». В результате остановилась на трехлитровой банке из-под соленых огурцов и большой кастрюле из холодильника с остатками салата. Салат пришлось вытряхнуть в ведро для отходов. К тому моменту Машуня отыскала поилку.

Больше часа велась борьба за выживание Василисы Михайловны. Причем, чем больше она приходила в себя, тем активнее было ее сопротивление и тем больше выходили из себя мы. Честно говоря, у меня иногда мелькала мысль, что бедная женщина действительно употребила на ночь всего две таблетки снотворного. В результате я не выдержала и остатки воды из трехлитровой банки употребила сама, вызвав огонь Наташкиного гнева на себя. В общей суматохе не сразу разобрала, что на улице заливается обиженным лаем Денька. Точнее сказать, это Наташка узнала родной голос и от растерянности пригнула отнятой у меня пустой трехлитровой емкостью голову все еще спасаемой Василисы ближе к кастрюле: бедняжка только собралась с силами от нее оторваться…

– Кто выкинул собаку на улицу? – севшим голосом спросила подруга неизвестно у кого. Мы промолчали, ибо просто не знали ответа. Тянуло заявить «никто!», но ведь это неправда. Собака-то на улице, и это при том, что дверь мы закрывали на ключ, лежавший у Натальи в кармане.

– Ну, хватит! – Это прозвучало у Наташки весьма решительно. Только мы не поняли, чего именно ей хватило с лихвой – заботы о возвращении к бессоннице охающей Василисы Михайловны или чего еще.

Стеклянная банка вновь перекочевала ко мне, чувствительно стукнув по передним зубам, Василиса Михайловна насильно кувыркнулась на подушку, а кастрюля со «сливом» навынос была вручена Машуне. Как самой близкой родственнице Василисы. Все действия заняли у Наташки секунд пять, и она моментально выкатилась из комнаты с намерением собственными руками растерзать надоевшего невидимку. Злодея или злодейку, все равно. И в этот момент ее не остановил бы никакой фантом. Ругаясь всеми известными ей словами, в том числе и неизвестными по смыслу научными терминами типа «плюрализм», она подлетела к входной двери, за которой надрывалась Денька, жаждавшая домашнего тепла и общения с родными людьми, рванула за ручку и чуть не врезалась в нее лбом. Дверь была закрыта! В замочной скважине по-прежнему торчал ключ. Раздавшийся из каминного зала скрип заставил нас дружно вздрогнуть и обернуться. На пороге невозмутимо сидел Бармалей и, позевывая, укоризненно смотрел на нас большими умными глазами.

– Ты выпустил собаку на улицу? – неуверенно спросила у него Наташка, и я выронила банку на пол. На полном серьезе ждала от кота положительного ответа. Трое, включая Бармалея, взвизгнули и бросились в стороны. Только я с опущенными руками молча стояла на месте, созерцая крупные осколки. «Надо убрать подальше, – закралась умная мысль, – получился мини-арсенал холодного оружия».

– Не двигайся! – заорала Наташка. – Либо шлепнешься на эту кучу, либо нечаянно отфутболишь – на всех йода не хватит. Машка, давай ведро. Я все сама соберу, а ты впусти собаку. Непонятно, как и когда она выскочила? Неужели сверху из какого-нибудь окна сиганула? Может, его ветром случайно открыло?

– Чего тут непонятного? – потихоньку пятясь назад, пробурчала я. – Ясное дело, в который раз отмечаем – в доме, кроме нас и Василисы Михайловны, находится еще одно лицо… Преступной национальности.

– Какое такое «лицо»?! – Наташка выпрямилась и гневно указала последним подобранным с пола стеклянным осколком в сторону лестницы: – Да это чья-то морда с наглой рожей по полной программе над нами издевается. Нормальные привидения так себя не ведут. Нормальные привидения вильнут хвостом, я имею в виду саваном, и растают, чтобы вильнуть в другом месте. Предлагаю коллективно обследовать все помещения, включая котельную и чердак, а тебе, Мария Карловна, следует срочно вспомнить, кому и чем ваша семейка крепко насолила.

– Да кому мы могли «насолить»? Честно говоря, то, что здесь творится, напоминает мне плохую трагикомедию. Надо отыскать папу, хотя подозрения в том, что он является главным режиссером и одновременно исполнителем главной роли этого фарса, тают на глазах. С другой стороны, я уверена, что в доме нет посторонних.

– А вот мне глубоко наплевать, с какой стороны смотреть!

Даже волосы у Наташки воинственно торчали, как острия каменных копьев у сплоченной команды далеких предков, объединенных целью завалить мамонта.