О грусти этих дней

Словно кто раздувает костер.

Не кончается эта потеха,

Ещё много чертовских проказ!

Если б мог от себя я уехать,

Я б уехал ещё много раз...

8.02.2001

* * *

Мой гордый фрегат

Мачты все поломал и предплечья,

Обвисли канаты

На сломанных рёбрах его.

В почтовой коробке

Не смог избежать он увечья,

Ну лучше уж так,

Чем совсем б не дошло ничего.

Я долго читал

Книгу скользкую в суперобложке,

Но вдруг я сорвал её,

Сунув безжалостно в печь.

Маньяк Макиавелли

Над "и" все расставил мне точки,

И чудо-фрегату

На почте проделали течь.

Сегодня не чистил

Нам двор от огрубшего снега

Сосед, что когда-то

У нас пару ёлок спилил.

Отчалил фрегат мой

От старого, бренного брега,

А к новому берегу

Пока так и не прирулил.

* * *

Большой, как туша Фудзиямы,

Японской огненной горы,

Я сочиняю эпиграммы

В снежинках сумрачной поры.

Приделаю машине ножки,

И сквозь глубокий топкий снег

Помчим мы прямо по дорожке,

Стремя к ночлегу скорый бег.

Синицы жрут халявный ужин,

Как не пожрать, коль дармовой,

И стих мой никому не нужен,

Как в старом доме домовой.

* * *

Жизнь - скверная штука. Кстати, вы заметили, чем она заканчивается?

Все мы тут болтаемся без дела.

Стоит ли детишек обижать?

Солнце нас достаточно пригрело,

Что водой уж впору отливать.

Все мы тут на временных квартирах,

Их мы не торопимся менять.

Страх пред сводами иного мира

Старомоден, словно буква "ять".

Надо б взять нам разума и песен,

Семечек набрать на долгий путь,

Хоть пути конец не интересен,

Скоротать бы время как-нибудь.

* * *

Японцы нашли разницу в мозге оптимиста и пессимиста.

Из депрессии в депрессию

Переходим весело.

Ну, не опускать же руки

От коварной депрессухи.

Коченеет голова,

Знать, судьбина такова.

Говорят, мозг оптимиста

Весит больше грамм на триста.

Оптимист, наверно, сам,

Видно, принял триста грамм.

Оттого он и весёл,

Скачет всюду, как козёл,

Ну, а нам, всем пессимистам,

Не хватило грамм по триста.

* * *

В этой дикой стране

Нас так мало и нам одиноко,

Если есть в этой свадьбе

Какой-нибудь спрятанный толк,

Обручились мы с ней,

Неприветливой и кособокой,

Словно к выпившей бабе,

Подсунувшей с проволкой ток.

На безумном сидим

Мы её полусне-чаепитьи.

Бедный выдумщик Кэрролл,

Где мартовский заяц? Ушёл?

Что ты там ни пряди

В хитроумьи нелепых событий,

Вот где был бы твой перл

И залитый чаинками стол!

От её королев

Нам не стало просторней и чище,

Словно замкнутый блеф

Растянулся и выплеснул блажь,

Если козыри треф,

То и козырь сгодился бы в пищу,

Этот вымерзший сев,

Он не твой, он не мой, он не наш...

* * *

Шекспир созвучен нам по духу,

Он покупал поля и дом

И разгонял тугую скуку

Тем, что любил водить пером.

Глумясь, надутые британцы

Корили сына скорняка,

А он пускал в немые танцы

Огрызок старого пера.

И наконец, устав от вони

Толпы непрошенных гостей,

Уехал в Стратфорд-на-Эйвоне,

Сказав: "Не трожь моих костей!"

Сей эпитафией закончил

Усталый Вильям бренный путь,

Давайте скажем так же точно

И мы, уйдя когда-нибудь.

Ноябрь 2000 г.