О грусти этих дней
Шрифт:
Да шипов лихих в аршин
Размещает на ступенях
Злое воинство вершин!
Сколько складок, в самом деле,
Уместят записок скоп,
Где их прячет Марк Аврелий
Для заждавшихся европ.
Я участлив иль безверен,
Счастлив или совестлив,
В сладких яблонях затерян
Привкус горестных олив.
Всё не спится мне,
Всё воротит от души,
В грязном ворохе эмоций
Темнота и камыши.
Не забуду ль, не упомню,
Не прощу ль, не отпущу,
Мудрым лбам тупому сонму,
Я б расставил по прыщу!
Пусть мерцают звёзды в черни
И горят прыщи во лбах,
Мне Коперник не соперник,
Сам пусть мается в углах.
18 ноября 2001 г.
* * *
Если долго провожать - он уйдёт,
Страх незваный в доме запертых ставней.
Если б был бы я совсем идиот,
Было б легче и немного забавней.
Но я маюсь, как червяк на скале,
Где нет лаза и не выроешь нору,
И по самой даже скромной шкале
Мне в блаженные податься не впору.
Но блаженны те, кто ведают сны
И не знают ядовитых сомнений,
Но блаженны, кто в стеблях весны
Не узрят приближение тени!
Сокрушительно воют сердца
Тех, кто верен какой-нибудь блажи,
И судьбою своей подлеца
Не гнушатся блаженные даже.
Они ждут приближения лет,
Как достойной бесмертья награды,
И когда произносится "нет",
Они даже по-своему рады.
Но я маюсь, как трезвый индюк,
Не доросший до собственной жизни,
И внимаю усердью услуг
Всех, кто верен себе и отчизне.
Боже мой, как несчастны они,
Но как счастливы их междуглазья,
Ты блаженность мне чудом верни,
Чтоб я пасся со всеми в лугах,
Чтоб питался дурманами в травах,
Забывая, как пишется "страх"
Рукавами пустого причала.
Если горесть моя не полна,
Если стыд мой не спрятан в матрёшке,
Тихо звякни мне в колокола,
Не набатом, а так, понарошке.
18 ноября 2001 г.
* * *
Я не знаком ещё со всем, что есть средь нас,
Ослы - животные с упрямым чувством чести,
И если есть ещё в вселенной этой вести,
То эти вести не доводятся до нас.
Какие славные животные ослы,
Их голоса по-свойму даже мелодичны,
Жаль, что всегда взирают с первой полосы,
Увы, лишь те, что в человеческом обличьи.
А за кулисами уже не суета,
А так, какое-то предвестие исхода,
И зажигает перекрёстки простота
Очередного недоевшего народа.
Который раз теряя вкус и мня изыск,
Всё наступает человечество на грабли,
И, повторяясь, наши глупости озябли,
Как зябнут мухи от шампани влажных брызг.
А телевиденье всё жаждет катастроф,
А катастрофы сохнут по невинным жертвам,
И смерть давно уже считается десертом,
А не каким-то отлученьем от даров.
А наши сверстники всё ищут перемен,
Не понимая, что вся хитрость в постоянстве,
И заменяют устаревший образ пьянства
На еще более старинный культ измен.
А в ресторанах размещаются меню,
И в них обычный список прегрешений смертных,
Когда бы люди вдруг родилися бессмертны,
Они бы тут же все засохли на корню.
* * *
По статистическим мерилам бытия,
Шанс невелик найти вторую половину,
Платонов миф укутан в старую перину
Из недомолвок, склок и страха небытья.
Но бродим мы, и раны наши жгут, как прут,
Отполовиненные чьей-то ловкой саблей,
И наши нити вовсе не ослабли,
Соединенья, как прощенья, ждут.
И вопреки всех океанических мерил
Мы сочленяем несроднимые предметы,
И разрывают воздух пьяный, как кометы,
Две тени наши, маясь в проблесках перил.
30 ноября 2001 г.
Дневники Чайковского
Я дневники читаю, стыдно, но не смять