О грусти этих дней

Как у слов своезначье

Обесцветил акцент.

Окровавленным светом

И недобрым наветом

Раскаляется лето

И не верит мольбе.

Время - пагубный сыщик,

Он нас верно отыщет

Даже в блеющей тыще

Неподобных себе.

В тесном воздухе спёртом

Облюбованный чёртом,

И жарой, и подсчётом

Опустыневший дом.

В нём воздушно и слабо

Сквозь извечное табу

Тянет жёлтую лапу

Мишка - плюшевый гном.

* * *

Как скоро пеленают времена

Окрестности в надуманные роли,

Гнездятся в них чесоточные тролли,

Костыльные гортаня письмена.

Им побоку, как я на редкой воле

Смакую свой домашний алфавит

И тихо отживаю без молитв

Блужданье дрём, отчаянья, застолья

Да игры в перезрелых медвежат.

Самодовольство, головные боли,

Долгов и дней бессчётные мозоли -

Есть верный признак ниспаданья в ад.

А знаешь ли, как я хочу домой?!

Туда, где воздух разрежён и светел,

Где колкий и окостенелый ветер

Не причиняет боли. И рукой

Где ты мою в кармане греешь руку.

Мы бродим по немому переулку,

И свитер мой весь плюшевый такой.

Или где ты, на стул забравшись с книжкой,

Зовёшь меня загадочным мальчишкой,

Хотя я увалень ещё какой!

Где эта святость горьких телеграмм,

Какой же демон между нами стрясся?

Как тот монах, запутавшийся в рясе,

Я нос расквасил перед входом в храм.

19.09.93

* * *

На балконе вон всякая всячина

В угол свалена. А ветчина,

В холодильнике та что заначена,

Так шагренево обречена.

Я бы рвал свою дохлую задницу,

Кабы не было больно при том,

Иль зачислился душепродавцем,

Раз уж вовсе не годен в притон.

Коли тень моя грузная высится

Мне в насмешку, в никчемье, в укор,

Я бы вырос из собственных виселиц,

Кабы знал, как устроен топор.

Но с вуалию в мелкую дырочку

Я по насморку сон устраню,

И, как кошечка мочит опилочки,

Стану властно соплить в простыню.

И чем ближе к утру, тем натужнее

Моя сущность изыдет на пот.

Так является во всеоружии

Полугодье сквознячных хлопот.

Я не быдло, а так, переношенный,

Перезрелый бунтарь на осле.

От меня небеса не взъерошены

В идиотской своей глубизне.

Что ж, возрадуйтесь, суки-каналии,

Черти-молодцы знойных кулис.

Мятой картою шницель Австралии

Над простуженной кухней завис.

19.10.93

* * *

Известен страх вместимостью минут -

Буксуют стрелки...

Меня опять, наверное, убьют

Не в перестрелке.

А расчесав гребёнкою мишень,

Побреют чисто.

И поскользит по клавишам из шей

Кисть пианиста.

А полировка неба неспроста

Истёрлась вроде -

Там где-то бродит пришлая звезда,

Свербя в утробе.

И обувает наши черепа

Мешок набата...

А между окон звёздная тропа

Сверкнёт крылато.

1991

* * *

Вкус землицы - непраздная ноша

В тёртых чревах, вкушаюших травы.

В их числе и последняя лошадь -

Грозный вестник весёлой расправы.

Ну, а город, искомый святоша,

Вмиг насытил бисквитом растенья,

И в гористых санях запорошен,

Изменил своему назначенью.

Я же болен. Мне снятся калоши,

Скрип сирени, ночные облавы;

Словно снова я самый хороший,

Будто б ты меня поцеловала...

1991

Я НЕ ВСТРЕЧАЛ СЕБЯ, ДАВНО УЖ НЕ ВСТРЕЧАЛ...

* * *

Я покоряюсь тихо

Скандальному стремленью

К робеющему утру,

К несмелому побегу,

И время многолико,