О ком молчала Кит
Шрифт:
1) Этот голос удивителен.
2) Киллиан больше не сидит на бревне и не смотрит на меня, а следовательно, за спиной стоит он.
Меня будто парализовало, не могу и пальцем пошевелить. А сердце окаменело. Не дожидаясь моих действий, брюнет перешагивает через бревно и садится рядом со мной, сложив руки на коленях. О как красиво падали тени от костра на его лицо... Была бы моя воля, всю ночь бы так и просидела, любуясь Джонсоном.
— Ты напугал меня, – выдыхаю я, придя в трезвый разум.
— Я настолько страшный? – Джонсон улыбнулся, и этой умопомрачительной улыбки повеяло холодом, а потом резко стало душно.
Ну как перестать смотреть на него? Уверена, если я сниму очки, он ничуть не изменится.
—
Кажется, мое высказывание его впечатлило. Тем временем, Лу и Грег сидели друг напротив друга и целовались, изредка смеясь над всей этой ситуацией. Они счастливы, по-настоящему... Разве не замечательно?
— Погляди на них, – кивнула головой в сторону сладкой парочки, — такие милые, одурманенные чувствами... Когда-то и я испытывала подобное. Да уж...
Лицо брюнета стало тверже. Улыбка сползла с мягких губ. Ему тоже есть, что вспоминать. Именно этого я и хочу, чтобы Киллиан все вспомнил и эти воспоминания начали душить его, тогда, возможно, он откроется мне. Смерть Ребекки – тайна, о которой молчит Киллиан, но тайны всегда становятся явью.
Подростки стали развязнее, музыка манила, подобно красавицам-сиренам, ноги сами неслись танцевать. Каждый из нас забыл о боли, выстроилась граница между реальным миром, повседневностью и нашим лагерем. Забывая о прошлом, люди учатся быть счастливыми. Однако у Киллиана нет шансов на это, пока в его сердце все ещё живет Ребекка. Надо уметь отпускать людей. Они рано или поздно все уйдут. Будет больно, но зато появится возможность начать жизнь с чистого листа. Грег и Людмила, радостно смеясь, побежали к остальным на танцплощадку. Теперь мы с вожатым остались наедине. Что ж, это настораживает.
— Кит, однажды ты мне сказала, что я помогаю забыть тебе одного человека. Можешь рассказать мне о нем? – прервал нарастающее напряжение парень, откашливаясь.
И вновь эти ядовитые шипы. Перед глазами лицо Алекса, его красные губы, прекрасные волосы, глаза, ямочки... Красивая обложка – гнилой внутренний мир. Боже, как я могла болеть этим человеком? Лучше умереть от рака!
— Алекс был моим лучшим и единственным другом. Он дружил со мной, а я нет. Влюбиться в человека – самая большая ошибка. В конце концов заканчивается это все соплями... – наши с Киллианом глаза нашли друг друга. — Он использовал меня. Встречался со мной из-за жалости. Днём была я, ночью другая. И знаешь, что самое мерзкое?! Об этом все знали, но никто, кроме одного человека не смог снять с меня розовые очки!
Злость. Именно это чувство захлёстывало меня. Я ощущала каждым миллиметром своего тела ненависть к этому человеку, обиду и неутолимую боль. Снова вспомнилось как мои руки сорвали медальон с шеи, бросок и свобода. Слезы, боль и море воспоминаний. После истерики наступает молчание, а в ней бушует ураган мыслей. И эти мысли для меня олицетворяли жуков скарабеев, которые заживо съедали человека изнутри. Сотни ножевых ранений по сравнению с этим – ничто. Сердце попятилось в пятки, а в горле застрял ком, но вскоре мне стало легче. Я научилась управлять чувствами.
— У предательства есть плюсы? – проглотив комок, спросила я.
Джонсон жалостливо вскинул брови.
— Да, ты начинаешь разбираться в людях.
— Неужели, чтобы понимать кто тебя окружает, надо прочувствовать боль? Нельзя без этого?
— Нет, Кит, люди усваивают уроки жизни только, когда им причиняют боль.
Мне было хорошо понятно, что брюнет прав. Но осознавать неприятную правду труднее всего.
— А ты? Что насчёт твоей истории? – обхватываю себе руками.
Парень напрягся. Наверное, думает как убежать от ответа.
— Знаешь, если бы любовь была школьным предметом, у меня в году стояла бы двойка, – посмеялся над собой
Джонсон, я улыбнулась, — моя девушка Ребекка Донован покончила собой двадцать шестого апреля этого года. Причина смерти никому неизвестна...Тут я резко перебиваю вожатого.
— Прямо-таки никому? Смысле... даже родителям?
— ...Даже им.
— Мне жаль, соболезную.
Его внешний вид говорил: «Лучше бы меня сегодня убили, лучше смерть, чем это». Но так надо. Мне нужна правда. Родителям Ребекки нужна правда.
— Любовь – это ставить чужие проблемы выше своих. Я ставил. Всегда. Но она этого не оценила.
Решаюсь добавить напора.
— Киллиан, ты чего-то недоговариваешь..?
Он повернулся ко мне на девяносто градусов. Расстояние между нами сократилось. Этот факт заставляет биться сердце чаще, дробя кости изнутри.
— Ты напоминаешь мне её, Кит. Когда ты произносишь мое имя, я слышу её голос... И мне чертовски плохо, меня мучает совесть!
— Почему?
Сердце бьется со скоростью звука; вот-вот и остановится, но мне не страшно, это противоположное, светлое чувство.
— Потому что ты мне нравишься, Кит, но также я берегу память о Ребекке. – Киллиан наклонился к моему лицу, я уже чувствую его дыхание. — Меня разрывает на части.
Наши лбы коснулись друг друга. Грудь горит, ладошки вспотели, а меня саму выворачивает наизнанку. Что же это...
— И как нам быть? – шепотом спросила я, переводя взгляд с глаз Джонсона на его потрескавшиеся манящие губы. Это выше моих сил.
— Если я тебя поцелую, ты влепишь мне пощечину?
Я усмехнулась, но его идея была очень заманчива.
— Думаю... я... – наши губы готовы уже соединится в поцелуе, которого я так страстно желала, но из ниоткуда появляется Миа и растеряно вскрикивает:
— Что здесь происходит?!
От этого тона я вздрагиваю и мгновенно отодвигаюсь от Киллиана, будто нас спалили мои родители. Рыжеволосая недовольно переводит злые глаза от брюнета ко мне, сложив руки на пояс. Вот и все. Сердце остановилось. Чую огромные неприятности...
====== Глава 13. ======
И когда смогу я, прикрыв веки,
Твою ладонь смерено отпустить,
Тогда, возможно, мне навеки,
Удастся о тебе забыть.
Стихотворение Киллиана «О Ребекке».
С момента нашего с Киллианом «поцелуя» прошло 14 часов 25 минут и 13 секунд. Это был бы мой первый поцелуй в жизни… В тот момент внутри меня бурлило море необъятных и необъяснимых чувств. Это как цветение сакуры в японских садах; как перевоплощение гусеницы в прекрасную бабочку, как звездопад или северное сияние. Не понимаю, что мной двигало в тот момент, но это было чудесно, словно пузырьки французского шампанского ударили мне в голову. Ничего не помню, но в то же время помню все до мельчащей детали. И лишь голос разъярённой, не ясно от чего, Мии оборвал всю идиллию этого момента. Розовые облака рассеялись, девочка проснулась ото сна, мечты обратились в пух и прах. Вообще, мне было совершенно не понятна реакция рыжей. Ей будто кто-то подсыпал энергетик в сок, и она захотела оторваться на нас с вожатым. Порой девушка ведёт себя странно, но я думала, что все люди со своими тараканами в голове, нельзя их за это судить. В итоге, Миа начала задавать нам разные вопросы и требовать от брюнета «ответственности за свои необдуманные действия». В эту секунду меня парализовало… Она думает, что я «необдуманные действия»? Что со мной не так? Почему все кто рядом со мной фальшивы? Наверное, в лицо Миа дружелюбно мне улыбается, а за спиной твердит как ненавидит меня. Мы даже не успели прикоснуться друг к другу… И правильно. Первый поцелуй не должен быть таким. По крайней мере, для меня, поцелуй — нечто волшебное; как бы доказательство чувств. И никто бы не хотел, чтобы такой момент испортили посторонние люди. Никто.