О нашем жилище

В российских условиях идея «сплошной фасады» остается неизменной, но форма ее выражения видоизменяется: практически (на этой позиции принципиально находился Александр Леблон, прибывший из Франции для руководства застройкой новой столицы России, - он считал идеалом жилища особняк итальянского образца) очень скоро рождается новый образец. Явно недостаточно богатых застройщиков, чтобы даже в центре города выдержать один стандарт жилища, и вот сначала под руководством Леблона, а после его смерти Д. Трезини, П. Еропкин, М. Земцов и другие зодчие вновь и вновь разрабатывают проекты «образцовых» домов для разных сословий горожан. Одна из таких разработок представлена на нашей иллюстрации. Как уже отмечалось в начале книги, все эти затеи остались на бумаге. Если психологическую неготовность застройщиков можно было пытаться сломать, что для эпохи Петра I не было чем-то удивительным, ибо для реализации своих идей он в средствах не стеснялся, то отсутствие финансовых возможностей, обученных мастеров, материалов и прочего компенсировать было нечем.

55. Схема плана Киева. 1695 год. Фрагмент

Выполненный И. Ушаковым и его подчиненными по распоряжению Петра I план Киева был составлен для того, чтобы точно рассчитать объем и характер фортификационных работ по схеме вобановой науки, то есть аналогично Нанси (рис. 54). Частично, как известно, программа была реализована.

Избранной нами для воспроизведения фрагмент ушаковского плана вполне точно, хотя и не в масштабе, отражает характер застройки, вплотную примыкающей к храму св. Софии, увенчанному уже главами в стиле украинского барокко. На плане ясно проступает аграрный характер города, в котором площадь застройки во много раз уступает площади садов и огородов. Если же учесть, что при сложном рельефе Киева едва ли не половина территории была занята крутыми, непригодными к использованию склонами, то разреженность городской ткани становится очевидной. В период, когда составлялись чертеж и «роспись» к нему, город находился под двойным управлением: воеводским (без вмешательства в гражданские дела) и магистрата, осуществлявшего некоторые регулирующие действия относительно застройки преимущественно на территории Подола

Реализовать программу Петру I не удалось, затем почти столетие она, казалось, была совершенно забыта, но… лучше вновь предоставить слово свидетелю и даже участнику событий Ф. Ф. Вигелю, повествующему о времени императора Александра I:

«Счастливо окончив все войны, государь захотел предаться вновь некоторым из прерванных любимых своих мирных занятий. Петербург захотелось ему сделать красивее всех посещенных им столиц Европы. Для того придумал он учредить особый архитектурный комитет под председательством Бетанкура. Ни законность прав на владение домами, ни прочность строения казенных и частных зданий не должны были входить в число занятий сего комитета: он должен был просто рассматривать проекты новых фасадов, утверждать их, отвергать или изменять, также заниматься регулированием улиц и площадей, проектированием каналов, мостов и лучшим устройством отдельных частей города, одним словом, одною только наружною его красотою. Членами в него были назначены инженеры и архитекторы». Вигель несколько сгустил краски, нам точно известно, что «бетанкуров комитет» приложил значительные усилия к решению множества практических задач градостроительства, однако в главном мемуарист прав. Отделенность фасада от дома не только не подвергается сомнению, но играет роль безусловного идеала.

56. План города Лайснига, выполненный ткачом Иоганном Кампрадом в 1753 году. Фрагмент

Воспроизведенная на нашем рисунке центральная часть древнего Лайснига (округ Лейпциг) позволяет познакомиться с редчайшим документом. Гравированный на меди план, выполненный в масштабе 1:400, детален и точен. Перечислены имена владельцев, число обитателей каждого дома и сумма выплачивавшегося ими налога. Лайсниг избежал замены стен земляными укреплениями, и хотя длительное время процветал за счет суконного производства, его обошла промышленная революция в Германии. Благодаря этим обстоятельствам город сохранил средневековую планировку и к середине XVIII века, что позволяет отвергнуть миф о затесненности средневекового города. Замкнутые, обстроенные по периметру трех-че-тырехэтажными домами кварталы сохраняют незастроенными обширное пространство внутри, занятое садами и огородами. Поскольку сукновальные мельницы были устроены на берегу реки, за чертой городских стен, состояние жилой среды можно счесть вполне удовлетворительным в санитарном отношении. Реальная драма европейского жилого квартала сопряжена отнюдь не со средневековьем, но с капиталистической индустриализацией XVII - XIX столетий

Вигель (напомним, он - секретарь Бетанкура долгие годы) продолжает, вводя дополнительное уточнение:

«В императоре Александре был вкус артиста, но в то же время пристрастие военного начальника к точности размеров, к правильности линий; и дабы регулярному Петербургу дать еще более однообразия, утомительного для глаз, учредил он этот комитет. Члены добросовестно выполняли его намерения; план всякого новостроящегося домика на Песках или на Петербургской стороне, представленный их рассмотрению, подвергался строгим правилам архитектуры. Один только Бетанкур вздыхал, видя невозможность в этом случае не сообразоваться с волею царя. Мальчиком любовался он прелестями Альгамбры и фантастическими украшениями мавританских зданий в Севилье и всегда оставался поборником кудрявой пестроты».

57. Два варианта застройки жилого района. США. Архитектор В. Грюн. 1961 год

Вся первая половина нашего столетия ознаменована упорным состязанием двух концепций застройки, восходящих к одной идее «города-сада», выдвинутой в 1898 году Эбенизером Говардом.

На рисунке Грюна представлены обе крайние позиции. На верхнем - реализация схемы Ле Корбюзье, известной под названием «лучезарный город»: высокие здания, расположенные в большом, совершенно свободном от застройки парке. На нижнем - реализация схемы Ф.-Л. Райта, согласно которой единственно приемлемая форма жилой среды - это собственный одноэтажный дом на участке в I акр (около 0,4 га).

Число жителей на обеих схемах идентично, но верхняя схема предполагает общественное пользование озелененным пространством, нижняя же расчленяет его полностью на мелкие участки. В абсолютном большинстве случаев государственное или муниципальное строительство опирается на схему Ле Корбюзье, частнокапиталистическое - на схему Райта. К концу 60-х годов достоинства и недостатки обеих схем выявились достаточно полно, и в настоящее время повсеместно разрабатываются варианты, сочетающие достоинства каждой из них, при освобождении от недостатков; одним из главных пороков обеих схем, доведенных до абсолюта, оказывается удручающая монотонность

В Петербурге как-то удавались хотя бы попытки жестко регулировать прихоти застройщиков (хотя при недостатке средств и утвержденный к исполнению проект серьезно нарушался на практике), однако в Москве, не говоря уже о провинциальных городах, новая попытка приводила к ничтожным результатам. Более того, в виде специфического протеста наибольшее внимание богатых домовладельцев отдано в это время их имениям, усадьбам, на которые не распространялись городские правила. Возникает и надолго закрепляется своеобразный разрыв между идеалом, от которого на Невском проспекте удалось сохранить лишь постоянную высоту карнизов зданий, и практикой жилищного строительства. По невозможности воплотить идеал в строительстве единообразных жилищ эта символическая функция как бы перепоручается казенным, то есть общественным по назначению зданиям.

На известной панораме Петербурга, завершенной Анжело Тозелли в 1820 году, жилых зданий почти нет, но зато очевидно, насколько, скажем, здание Двенадцати коллегий на Васильевском острове воспроизводит характер обстройки площади Вогезов. В действительности же в застройке и Петербурга, и особенно Москвы, восстанавливавшейся после пожара 1812 года, утверждается стереотип дворянского небогатого особняка в «стиле ампир» (на наших иллюстрациях).

Боковые фасады деревянных по преимуществу домиков с мансардой не обязательно даже оштукатурены поначалу, парадный же фасад тщательно штукатурится и изображает каменную кладку, обрастает непременными знаками сословной принадлежности дома. Если в больших усадьбах портик был настоящим - под него въезжали экипажи, то в городских особняках портик являет собой лишь знак престижа. Поэтому он может быть фактически изображен рельефом, когда колонны заменялись полукруглыми или плоскими пилястрами, или имитирован, когда круглые колонны отстоят от стены на полметра или менее. Если для больших усадеб скульптурный декор создавался индивидуально крупными художниками, то особняки украшались типовыми гипсовыми отливками с хороших, впрочем, образцов (львиные маски Жилярди повсеместны). В наиболее скромных особнячках обходились даже и без портика и без штукатурки, но в углах, по крайней мере, дощечки обрезались так, чтобы означать собой отсутствующую каменную кладку. «Сплошной фасады» не получилось, но «одна фасада» при бесконечном множестве вариаций деталей стала общепринятой нормой, воспроизводившейся во всех уголках страны безотносительно к условиям климата или местной традиции.

Каждый момент исторического времени, как известно, несет в себе следы уходящего прошлого и предстоящего, - так и в начале прошлого столетия символический «ампир» городских и внегородских дворянских жилищ (словно перенимаемый позже по эстафете купеческими домами) не только воспроизводил уходящие вкусы. Дело в том, что наряду с жилищем как таковым и его фасадом появляется третий чрезвычайно важный компонент «фасада улицы» - зелень. Когда-то в средневековых городах зелени было много, но это была утилитарная зелень огородов и фруктовых садов на задних дворах, в глубине кварталов. К XVII веку застройка уплотняется настолько, что в большинстве городов Европы от зелени не остается и следа. Снос оборонительных стен, потерявших смысл с развитием артиллерии, а затем - к XVIII веку - заравнивание и земляных валов порождает первый вариант публичного озеленения: бульвар, как правило кольцевой, по прежней линии укреплений. В русских городах хозяйственной зелени было множество, однако общественная появляется точно таким же образом (мы не обсуждаем здесь частных дворцовых парков).

Оставался уже только один шаг к тому, чтобы жилая улица соединилась с бульваром, и во второй половине XVIII века этот шаг делается почти повсеместно. Если быстрый рост этажности жилой застройки бульваров в XIX веке свел роль зелени скорее к украшению сплошного «фасада» улицы, то в России повсеместно, в Англии и США в пригородах пропорция с очевидностью переворачивается: живое, постоянно меняющее облик дерево соразмерно жилому дому, упрощенный декор его фасада во многом компенсируется декоративной сложностью стволов, крон, ветвей. В общей системе эстетического восприятия города с середины и во всяком случае с конца XVIII века возникают весьма непростые, взаимоконфликтные устремления.