Об интеграции и адаптации ведьм в иномирном обществе

– Да, господин.

– Выпрямись и смотри мне в глаза.
– приказал белый человек.

И Ильвар точно знал, что услышит в ответ:

– Нельзя, господин.

– Это мой приказ.

– Меня забьют камнями, господин. Смотреть прямо в глаза, неуважение. Пощадите, господин.

– Сэргэлэн, я белый человек, и в моём мире всё несколько иначе.

– Но мы сейчас не в мире белого человека.
– прошептала кочевница, едва шевеля губами.

И не усиль Ильвар слух магически (не может же он каждое слово переспрашивать, а девочка так тиха, что он просто не услышал бы её ответов... особенно заройся она таки лицом в ковер) он бы ничего не разобрал. Это был просто выдох. Неразличимый. Никто, кроме самой Сэргэлэн никогда не узнал бы её истинных непокорных мыслей.

Но Ильвар уже активировал простенькое заклинание, и слышал сейчас даже как в соседней палатке уважаемый Хтайёнэ получает удовольствие, что уж говорить о шепоте маленькой женщины, сидящей в паре шагов от него. Еще не до конца сломленной женщины, раз позволяет себе такие речи. И факт этот Ильвара почему-то странно обрадовал. Старый, наверное, уже стал пятый маг Совета.

Старый.

– Да, мы сейчас не в мире белого человека, - повторил он крамольные слова Сэргэлэн, и девушка заметно побледнела, - Но, по правилам твоего мира, ты должна беспрекословно подчиняться. Выпрямись и посмотри мне в глаза.

И Сэргэлэн обреченно выпрямилась. Её забьют камнями. Теперь уж точно забьют. Но может это и к лучшему? Сколько можно терпеть это... это...

– Сколько?
– повторил Ильвар, и женщина, поглощенная своими мыслями, не сразу поняла, что он спрашивает.

– Сколько тебе лет?
– медленно проговорил белый человек, глядя в раскосые, почти чёрные глаза кочевницы.

– Шестнадцать.

– Давно вдова?

– Полтора оборота Светила.

– Выдали в четырнадцать?

– Да.

Смотреть в глаза мага Сэргэлэн было неудобно, неуютно, страшно, и из-за этого ответы её были односложны и даже грубы. Было ощущение, что её разрезали пополам, положили две половинки рядом, и теперь сравнивают их. Ищут, чем они отличаются друг от друга, пытаются в сопоставлении вычленить правду.

Нет. Определенно смотреть в глаза мужчины - это пытка. Только глаза Кхади не доставляли ей боли. Тёплые, счастливые глаза.

Маг сам разлил вино, поставив перед кочевницей кубок. Положил на тарелку несколько кусочков медовой сладости с орехами, и придвинул это богатство девчонке, чей рот моментально наполнился слюной.

– Ешь.
– скомандовал белый человек, и его словам вторило голодное урчание впалого живота маленькой женщины.

Кочевница не отказалась бы сейчас от еды, кто бы эту еду не предложил. Не в её положении было выбирать.

Четвёртый раз. Боги...

Кхалди был бы счастлив такой плодовитости своей жены. Вот только... еще немного, несколько недель, и один из мужчин заметит. Значит она снова будет лежать пять-шесть дней в бреду, после того, как скинет дитя. А только встанет на ноги, вновь окажется под одним из защитников племени.

О, ушедшие к Солнцу, да за что же...

Сэргэлэн вылизала тарелку, не желая оставлять даже капли сладкого медового сока, и, подняв глаза, встретилась с задумчивым прищуром Ильвара.

– Беременная?

Раз даже белый человек заметил, значит у неё нет этих нескольких недель.

– Да, господин.

– Ладно.
– напряженно кивнул своим мыслям маг.

Ильвар пододвинул оба блюда ближе к кочевнице, приказал «Ешь», а сам начал задавать вопросы. Оказывается дневной сон Путник повелел ввести после того, как в поселении на несколько недель остановился другой белый человек. Тот человек называл это странным словом. То ли «Систа», то ли «Сиета», то ли «Сиеса».

Кочевникам было неудобно это выговаривать, они так и не запомнили слово. Зато отдыхать в самое жаркое, самое тяжелое полуденное время было удобно. Так и появился дневной сон.

Тот белый человек, что принёс дневной сон «в подарок» Прокладывающему Путь был великим шаманом. Он говорил с животными. И конь у него был удивительный. Чёрный, бархатный, словно беззвёздная ночь.

А что ещё тот белый человек принёс? Сэргэлэн не знает, потому что рядом с Прокладывающим Путь вдовам появляться нельзя: под руку со вдовами ходит мужская смерть, и если Сэргэлэн подошла бы к Путнику ближе чем на десять шагов, её убили бы на месте, а тело потом не сожгли бы, а оставили гнить на земле, чтобы мужская смерть была к этому гнилому телу привязана, и не смогла перескочить на другую женщину, не посмела бы унести её мужчин: ни мужа, ни сыновей, ни братьев.

– Какой же бред, - тихо прокомментировал Ильвар, накладывая девчонке на мясо.

Сама она так к общему блюду и не притронулась, но стоило подать ей её тарелку, жадно набросилась на уже остывшие куски.

Теперь нужно было не только склонить Путника на свою сторону, но и выяснить кто, а главное с какой целью, посещал стоянку кочевого народа.

– Господин...

Сэргэлэн запнулась, но Ильвар не торопил, и, собравшись с духом, маленькая вдова всё же спросила:

– Вы правда не возьмёте меня?

– Пока ты не хочешь, нет. Но ты захочешь.

Пожал плечами маг, и кочевница нахмурилась.

Что значит «захочешь»?

Нет, она конечно знает, что значит «захочешь». Она хотела Кхалди. Но разве можно испытывать нечто подобное по своей воле к белому человеку? Ведь все знают, что когда они взбираются на женщину, то убивают её в конце, разрывают на части, а содранную с кусков тела кожу высушивают, и пишут потом на ней свои странные буквы, вставляя эти «страницы» в «гримуары»… Что за «страницы» и «гримуары» Сэргэлэн не знала, но это и не важно. Главное, что согласиться на это с белым человеком всё равно, что попытаться это сделать с гремучником: противоестественно, глупо… да и просто самоубийство в особой изощрённой форме. Сформулировать это Сэргэлэн, конечно, не могла, но невозможность выразить эти свои эмоции заумными словами нисколько не мешала ей ощущать всё это внутри.

– Я возьму тебя если ты захочешь, потому что я могу тебя отсюда увезти.

«Ох, какой же ты стал старик, Ильвар» - поругал сам себя маг, - «Ты же не сможешь увезти всех. Зачем ты лезешь?!».

Нет. Ставить своё желание выше интересов Империи он не будет. Да и не желание это, а так, блажь. Но если эта когда-то улыбчивая девочка его попросит, он заберет её с собой. Служанкой в дом. Покорная и преданная, она ему пригодится. Да и молодая еще, сумеет приспособиться к новым условиям, сможет адаптироваться в новом мире. Возможно даже станет счастливой и вернёт улыбку на своё лицо, оправдывая данное богами в семь лет имя.

– Увезти?

– Да. К себе в дом. Мне нужно, чтобы там было чисто, и была горячая еда.

И сердце маленькой вдовы пропустило удар. Она ведь может и убирать и готовить, но... Что за жизнь там, у белых людей. Хотя, когда здесь «жизнь» не жизнь, то может ли там быть намного хуже?

– Ты сможешь родить и вырастить своего ребенка. Я дам тебе где жить, и что есть. Тебе и твоему ребенку.

Лис всегда без труда находил болевые точки. Знал куда надавить и что предложить, чтобы стопроцентно получить согласие. Прирожденный дипломат. Дипломат, который в данный момент ясно видел «собеседник готов».