Обещание

Во всех окнах горел свет; над улицей плыла музыка, струившаяся из окна верхнего этажа. Звуки её были прекрасны; в них переплетались грустные и весёлые ноты, но все они были необычайно нежны. На каком инструменте играли, принц не знал.

Он остановился у калитки и мечтательно посмотрел на окна второго этажа. Одно из них было открыто; белые занавески, словно крылья птицы, трепетали от лёгкого дуновения сквозняка. Музыка доносилась именно оттуда.

И как будто это был не Фарендардуш-Гард, а Лиэрна, и не ведьма рождала такие прекрасные звуки, а какая-нибудь молодая баронская дочка.

— А я Вас вижу, я Вас вижу! — На первом этаже хлопнуло окно, в нём показалось смеющееся лицо Шеммы. — Заходите же, раз пришли.

Не дав ему времени опомниться, девушка показалась на пороге. На ней было синее платье с широким белым воротником, слегка обнажавшим её ещё по-детски угловатые плечи.

— Так зайдёте?

— Зайду, если Вы откроете мне калитку.

— А она не заперта! — рассмеялась Шемма. — Я специально её не закрыла, Вас ждала.

— Меня? — удивился принц.

— Да. У нас в городе так скучно, толком переговорить-то не с кем. А тут Вы… Посидите с нами, а сестра Вам сыграет.

Значит, там, на втором этаже, музицировала её сестра.

В небольшой уютной зале, обтянутой недорогой голубой тканью, было тепло. Мебель стояла только вдоль стен, середина была свободной — очевидно, для танцев.

— Не сюда, не сюда! — щебетала Шемма. — Пойдёмте наверх, к сестре.

Повинуясь ей, этой юной тоненькой ведьмочке с задорным блеском в глазах, Маркус пересёк залу и направился к потемневшей деревянной лестнице.

Ступеньки неимоверно скрипели, принц не сомневался в том, что их появление не останется незамеченным. И действительно — сладкие звуки музыки вдруг оборвались. Но на площадку лестницы никто не вышел.

Шемма подвела Маркуса к двери, украшенной венком из сухих цветов, и шёпотом предупредила:

— Не шумите. Я первая войду, а то помешаю.

Она проскользнула внутрь, оставив дверь приоткрытой, и сквозь образовавшуюся щель принц увидел часть комнаты: фисташковые стены, стул с лировидной спинкой, край какого-то бюро…

— Заходите! — послышался голос Шеммы.

И он вошёл.

За высоким столом, выкрашенным под красное дерево, склонившись над ворохом бумаг, сидела девушка. Её светлые, соломенные, волосы были собраны в высокий хвост и мягкими мелкими кудрями падали на шею. Одета она была просто, но со вкусом — в палевое платье с широким белым поясом, на одном из длинных концов которого поблёскивала полоска из страз.

— Добрый вечер, — как-то неуверенно поздоровался Маркус. Он чувствовал себя двенадцатилетним мальчишкой.

— Добрый вечер, — ответила незнакомка и обернулась. В руках она держала перо и кокетливо водила его оперением по кончикам губ.

— Моя сестра поэтесса, — с гордостью сказала Шемма. — А уж какая музыкантша!

Старшая сестра покраснела; румянец необыкновенно шёл ей. Она встала, одним движением расправив складки юбки, и с интересом посмотрела на Маркуса. Глаза у неё были зелёные — как у настоящей ведьмы.

— Льлея, — она протянула принцу тонкую белую руку с массивным золотым браслетом на запястье.

Маркус сделал вид, что поцеловал её.

— Шемма, ты уже придумала, чем мы будем развлекать нашего гостя?

— Ну, не знаю… Когда стемнеет, можно будет устроить маленький фейерверк.

— Нет, не надо! — испуганно замахал руками принц.

— Как хотите, — пожала плечами Льлея. — Это абсолютно безопасно.

— Послушайте, а Вы действительно колдунья? — В голове Маркуса родился план. Нужно воспользоваться любезно предоставленной судьбой возможностью.

Обе сестры звонко рассмеялись. Вещи в комнате вдруг запрыгали, закружились; статуэтки на бюро заплясали, парадируя придворных, танцующих модный танец. Принцу стало страшно, и он невольно отступил к двери — но, вот незадача, она захлопнулась! Нет, не надо было приходить сюда, надо было послушаться голоса разума. Сейчас эти ведьмы превратят его в какое-нибудь мерзкое существо, вроде жабы. При мысли об этом его передёрнуло. Провести остаток жизни жабой!

Губы Льлеи тронула загадочная полуулыбка; зелёные глаза лукаво, не мигая, смотрели на Маркуса. Она поднесла руку к губам и дунула на пальцы — и, порожденные дыханием, искристые, разноцветные бабочки разлетелись с её ладони.

Танец вещей прекратился, комната приняла обычный, будничный вид.

Шемма опустилась на стул и бессознательно начала теребить воротник.

— Испугались? — Льлея взяла принца за руку и подвела его к инструменту, стоящему в простенке между окнами.

— Чтобы немного загладить свою вину, я Вам сыграю. — Она погладила его по руке и, усадив на стул, опустилась на круглую скамеечку, покрытую вытершимся бархатом.

— Это клавесин, — объяснила Льлея. — Он очень популярен в Дабаре, да и не только. Надеюсь, — улыбнулась она, — я умею на нём играть.

Из-под её пальцев, ударявших то по одним, то по другим клавишам, полилась та самая музыка, которая очаровала Маркуса ещё там, на улице, та самая, что лилась из открытого окна.

Льлея всё так же загадочно улыбалась, изредка бросая косые взгляды на принца.

Искусство — великая сила; музыка, затрагивающая самые потаённые глубины души, заставляет забыть о том, кто играет. Какая разница, кто эта музыкантша, когда она играет, она всё равно богиня, даже больше, чем богиня, потому что играет не на клавесине, а на струнах человеческого сердца.

И тут Льлея запела, окончательно изгладив из головы Маркуса неприятные воспоминания вечера.

Берега туманные, далёкие, Тают в дымке голубой. Дни короткие, недолгие Дали боги нам с тобой. Ветер гладил меня ласково, За тебя слова шептал. И мучительно-прекрасно ты Руки мои целовал…

Она пела, временами то запрокидывала голову, то резко вскидывая, чуть поводя плечами. Принц слушал, затаив дыхание, и ему казалось, что лучше и чище её нет никого на свете.