Облака и звезды

Время от времени Иван Иванович поглядывал вдоль косы. На влажном песке еще видны следы артельной полуторки, что третьего дня ушла порожняком в райцентр.

Кара заметил, подумал: Иван Иванович хочет поехать в райцентр — договориться в правлении, раздобыть шпагата, только напрасно: скоро не придет полуторка — незачем…

— Они с утра всегда приезжают, — сказал Кара, отвечая своим мыслям, — сегодня уже не будет. Может, завтра придет…

— Завтра? — Иван Иванович поднял голову. — Завтра им тоже тут делать нечего. Сети нет — рыбы нет. Правление ваше само кругом виновато. Молодые кадры надо обеспечивать хорошей техникой в первую очередь. А начальство зажралось, плюет на рядового человека. Ну ничего! Проплюется! Прошли их времена. Поеду — поговорю на «ты». Парторганизация у вас есть? Сколько в артели коммунистов?

— Не знаю, — сказал Кара.

— Ты комсомолец?

— Нет. В школе пионером был, выбыл по возрасту.

— Плохо! Ваш отец — защитник родины, герой, а вы что ж — отставать, плестись в хвосте? Нельзя, брат! В жизни, в труде надо всегда идти впереди.

Кара и Овез молчали и старательно нанизывали бычков.

Иван Иванович кончил свои крючки, сказал весело:

— Ну, кого на буксир взять?

— Мы сейчас кончим, — отозвался Кара.

— Давайте, давайте. Да за качеством следите. Поврежденный бычок — не живец: сразу уснет. А красная рыба дохлятиной брезгает. Ей свежинки подавай!

Снарядив перемет, Иван Иванович и Кара сели в баркас. Овез оттолкнул его. В надвигающихся сумерках на лиловой воде старый баркас казался черным, быстро уходил от берега. Иван Иванович сидел на веслах, греб сильно, размеренно, направляя баркас к месту, облюбованному еще накануне.

6

Ночью неожиданно распогодилось. Ветер утих. Серые сплошные тучи разошлись, пропали. К полуночи на чистом, по-зимнему высоком небе заискрились, заиграли зимние созвездия, богатые самыми яркими звездами, — Большой Пес, Орион, Телец.

Утром тяжелого, серого Каспия как не бывало, всюду простиралась голубая, спокойная Большая вода. Только на востоке стояла высокая белая стена тумана. Она была непроницаемая, почти твердая и заслоняла весь горизонт. Но вот у подножия стены слабо проглянуло что-то тусклое, размытое, жалкое. Оно не росло, не увеличивалось, только слабо мерцало. Когда наплывали густые туманные слои, оно совсем пропадало, потом опять слабо светилось, трудно борясь с плотной мглой, поддаваясь, уступая ей и все же незаметно увеличиваясь, разгораясь. И вот над невидимым, не обозначившимся еще горизонтом заколыхался зыбкий, вытянутый багровый шар. Он висел так очень долго, потом стал еле заметно подыматься; тело его вдруг прожгло белую стену, и она начала бесшумно рушиться, исчезать в море. А солнце постепенно округлялось, светлело, меняло цвета: и вдруг разом все вспыхнуло, засветилось длинными, слепящими, еще не жаркими лучами.

Восход застал Ивана Ивановича и братьев Давлетовых уже в море, за работой. Когда баркас приблизился к перемету, Иван Иванович наметанным глазом заметил: палки по обоим концам снасти качаются в спокойной голубой воде. Кара тоже заметил это, снял стеганку — подхватывать рыбу.

Иван Иванович обмотал тряпками обе руки и ловко, без опаски выхватывал из воды осетров и севрюг. Шли двух-трехкилограммовки. Рыбы было много, один, два, три голых крючка — и снова поводок звенит, ходит по кругу, режет воду.

Иван Иванович больше не волновался — спокойно, умело вытаскивал из воды красную рыбу, Кара подхватывал ее мокрой, тяжелой стеганкой, бросал на дно баркаса, прижимал сапогом. Иван Иванович уже тянул за новый поводок.

За полчаса взяли двадцать три штуки. Во время лова молчали, только Иван Иванович подавал короткие команды:

— Хватай! Кидай! Прижми!

Кара выполнял все молча. Сапоги его мокро шуршали в живой гуще шевелящихся, изгибающихся в судорогах небольших костяно-твердых рыб.

Последние крючки были пустые. Иван Иванович аккуратно уложил на дно баркаса палку с булыжным якорем на конце, снял пилотку, крепко вытер ею лицо. Густой бобрик его потемнел от пота.

— Весы, безмен у вас есть?

— Здесь нет. Дома есть безмен.

— М-да… Багор дома, безмен дома… На кой хрен они там? Они тут нужны!

— Мы переметом не собирались ловить, — оправдываясь, сказал Кара, — а селедку экспедитор сам взвешивает.

— Сегодня же пошли брата в Карагель, — сказал Иван Иванович, — матери рыбы отнесет и безмен, багор прихватит. — Он устало прилег на корму, кивнул Кара: — Греби к берегу.

Рыбу сложили возле палатки. Иван Иванович отобрал десяток некрупных осетров.

— Это матери. Пускай сварит, засушит, повялит. Только чтоб не продавала — может скандал быть.

— Мать красной рыбой никогда не торговала, — сухо сказал Кара.

— А куда ж девали при отце?

Кара нахмурился:

— Отец отвозил в райцентр, там не знаю, куда девал…

Иван Иванович ничего не сказал, молча смотрел на свои солдатские ботинки, рыжие, потрескавшиеся, должно быть сроду не знавшие мази. Потом спросил:

— А ты в райцентре никого не знаешь, кому рыба нужна?

— Не знаю, — сказал Кара, — мы там редко бываем.

— Ладно, — вяло проговорил Иван Иванович, — что-нибудь придумаем, а нет — посушим, повялим, сами съедим. Верно? Нам только бы на шпагат деньгами разжиться.

За завтраком рыбы ели вволю, но много одолеть не смогли — вчера наелись.

После завтрака Овез отложил отобранных для дома осетров в рюкзак, пошел в Карагель.

Иван Иванович, сидя возле палатки, смотрел ему вслед, пока Овез не скрылся за густыми зарослями сарсазана, потом вынул из мокрого мешка оставшуюся рыбу, стал насухо вытирать тряпкой.

— Зачем вы это? — удивился Кара.

— «Сидор» вымокнет, темные пятна пойдут. Кто увидит — сразу подозрение. А так — идет человек, мало ли что у него в мешке. Верно?

Иван Иванович переложил рыбу сухими ветками сарсазана.

— Пойду в райцентр, посмотрю — как, что… Кстати в правление загляну. Может, у них шпагатом разживусь.

— В правлении у нас каждый только о себе думает, — сумрачно сказал Кара.

— А ты не суди людей, — строго сказал Иван Иванович, — может, им помочь надо, советом помочь, делом каким… Вы тут сидите на своей косе, руки опустили, плана не выполняете. Сеть дырявая! Да кто же вам ее чинить должен? Вы ж рыбаки, члены артели, обязаны о себе сами помыслить. Нельзя так! Надо дело делать! Ясно? Подержи-ка «сидор», я лямки надену.

Овез вернулся под вечер.

— Ну что мать? — спросил Кара.

— Обрадовалась очень. Говорит, теперь будут и продукты и деньги.

— Как деньги? — вспыхнул Кара. — Она что, хочет торговать рыбой?

— Да. Говорит — дома денег нет совсем. Как одну рыбу есть? Масло, мясо, сахар, хлеб тоже надо, и долги отдать надо.

Кара молчал, смотрел вдаль. Солнце, описав по-осеннему малый круг, садилось в тяжелое, багровое море. Возле берега вода потемнела, чуть слышно плескалась слабая зыбь.