Облака и звезды

— Вот и весь секрет!

В руках Дмитрия Михайловича была обыкновенная простыня. Она висела на ветках и казалась издали белой фигурой, а теперь повисла как тряпка.

Виктория Викторовна и Галя вдруг захохотали. Они хохотали очень долго и смотрели на Лилю, а Лиля не спускала глаз с простыни и не могла понять — куда же девалось привидение? Ведь оно явно неслось за ней, неслось по воздуху, сквозь древесные стволы, потом остановилось и стояло, а теперь на его месте неизвестно откуда взялась вот эта простыня…

Со стороны дома показался Миша. Он шел с духовым ружьем под мышкой.

— Где ты был? — сухо спросил отец.

Миша молчал. Он никогда не лгал, а сказать правду — значило вконец погубить Лилю: Галя и мать начнут смеяться, что она, как дурочка, поверила в привидение. Вообще все очень, очень неудачно получилось…

— Нехорошо, — строго сказал отец. — К нам приехали гости, а ты себя безобразно ведешь — что это за маскарад с простыней?

Миша опустил голову. Он не считал себя виноватым — ему так хотелось, чтобы Лиля поверила в то, о чем говорила…

— Ничего, он больше не будет, — великодушно заступилась Виктория Викторовна, — просто неудачно пошутил. Правда, Миша?

— Просто им обоим захотелось поиграть в привидения, — насмешливо сказала Галя, — вот и пошли в ход простыни. А теперь прачке — работа, — и она ткнула концом китайского зонтика простыню, которая в жалкой позе все еще лежала на земле.

— Не смей! — вдруг крикнула Лиля. — Не смей его трогать, гадость такая! Вы все, все ничего не понимаете! — Она схватила простыню и, прижав ее к лицу, с громким плачем побежала из сада.

ПЕРСЕИДЫ

Персеиды — самый мощный поток падающих звезд.

Август начался неожиданно — совсем по-осеннему: первого числа Миша проснулся и увидел тусклое, непрозрачное окно. По стеклу, во всю его длину, сплошным волнистым тонким слоем медленно текла вода — прямо как на витрине магазина овощей… Значит, дождь шел давно. Верно, он начался еще ночью.

В комнате было прохладно. Миша спал в одних трусах. Зябко поеживаясь, он на цыпочках подошел к градуснику. Ого! — всего пятнадцать, а вчера утром было двадцать три… Неужели конец лета?

Он выглянул в окно. Старый сад, как в сумерки, был хмурый, потемневший. На мокрой зелени лип кое-где резко выделялись редкие желтые листья. Над садом совсем низко опустилось небо — глухое, неподвижное, серое, без отдельных туч, все затянула сплошная пелена — стратусы, слоистые облака; из всех видов облаков они одни — нелюбимые, противные…

Миша нехотя проделал физзарядку, умылся, вышел в столовую. В открытую дверь кабинета было видно, как отец в зеленой пижаме бреется перед зеркалом. Не оборачиваясь, он увидел Мишу в зеркале, кивнул молча.

Миша строго взглянул на его намыленное лицо.

— Опять твои синоптики прогноз завалили?

— Почему завалили? — Отец, открыв рот, осторожно подбривал верхнюю губу, и у него получилось — «заваили».

— Потому что только сегодня к вечеру обещали переменную облачность без осадков, а стратусы еще ночью все небо заволокли.

— Что делать, — вздохнул отец, — прогнозы, сам знаешь, дело такое… — Он стал еще раз намыливать лицо. — А чего ты против дождя? Весь июль стояла жара, все пересохло…

— Как чего? Персеиды скоро. А циклон на две недели может зарядить. Не прояснится к десятому — все пропало.

— Стой! У меня мелькнула мысль, — серьезно сказал отец. — В ночь на одиннадцатое мы вызовем специальный самолет: он пролетит над нашим домом и сбросит наэлектризованный песок; небо сразу очистится, как на Красной площади на Первомай. Идет?

— Да ладно, хватит тебе смеяться, — уныло проговорил Миша.

После чая он ушел в свою комнату: надо делать съемку карт отдельных созвездий августовского неба. На эти карты будет нанесен путь летящих метеоритов.

«Звездный Атлас» Мессера лежал на столе отдельно от остальных книг. Он был очень старый — издание тысяча восемьсот восемьдесят восьмого года, — небольшая квадратная, неожиданно тяжелая книга в гладком черном переплете. На внутренней стороне наклеена картинка: на глобусе сидит сова. Называется «экс либрис» — «из книг» по-латыни. Такие совы есть на всех книгах отцовской библиотеки. Рисунок этот сделал Мишин дед — академик Михаил Семенович Осокин. Он умер, когда Миши еще не было на свете.

Миша стеснялся атласа: очень уж он серьезный, строгий, даже в руки неловко взять. Напечатан ровно семьдесят лет назад, а переплет как новый, золотые буквы на черном корешке прямо светятся, и карты совсем чистые, даже, справа в нижнем углу, где перелистывают страницы, нет пятнышка от пальцев. Только кое-где на полях рукой деда тонко, без нажима острым карандашом написаны какие-то цифры, или стоят латинские буквы «NB». Отец объяснил: это значит сокращенно «нота бене» — «хорошенько заметить». Так в старину отмечали нужное место в книге.

Все созвездия на картах названы по-латыни. Поэтому каждый раз надо смотреть особую таблицу в конце книги. Где ж запомнить, что, скажем, «Урса майор» — это «Большая Медведица», «Боотес» — «Волопас», «Аквила» — «Орел».

Но особенно нравились Мише слова на заглавной странице: «Составил, начертил и описал Яков Мессер». Слова эти были удивительные. В атласе огромная общая складная карта всего неба северного полушария и еще двадцать шесть карт отдельных созвездий. Звезды нарисованы до шестой величины — все видимые простым глазом — три с лишним тысячи черных кружков и точек; каждая отмечена или греческой буквой, или своим отдельным номером. И все это срисовал с неба, вычислил масштаб, подробно рассказал о каждом созвездии, о каждой большой звезде один-единственный человек — какой-то Яков Мессер. Кто он был — молодой или старый, в каком городе жил, кем работал — ничего не известно. Даже отчество свое постеснялся назвать — только имя и фамилия. А наверно, он много лет составлял свой атлас, может даже всю жизнь…

В передней раздался длинный звонок, потом два коротких — позывные Ромки Букова. Миша открыл дверь. Ромка был без шапки — на голову враспашку наброшен отцовский брезентовый дождевик с подвернутыми рукавами.

— Заходи, — сказал Миша, — ноги о скребок чистил? Давай почисти, а то мне потом за тобой с тряпкой ходить.

Ромка сбежал с крыльца, раз-другой ударил подошвами о железный скребок. Когда он шел через переднюю, за ним отпечатались серые следы в елочку.

— Что, новые тапки? — спросил Миша.

— Ага, отец вчера купил из получки. Осень скоро, в сандалиях мокро ходить. А тут подошва литая, как автопокрышка. — Ромка движением плеч сбросил мокрый дождевик, и тот встал на негнущиеся полы, сделался похож на человека, стоящего на четвереньках. — Эти тапки как рыбацкие сапоги — воды совсем не пропускают. — Он кивнул на Мишины сандалии: — А в такой обувке только посуху ходить.

— Я могу надеть ботинки с калошами, — сказал Миша.

— Ну, калоши, брат, — это мало радости. — Ромка заправил в штаны вылезшую наверх тельняшку, подошел к столу. — Ух какая книга! — Он раскрыл атлас, увидел сову на переплете. — Это что, про птиц?