Обманная весна

Вампирша тихонько потерлась щекой об его плечо:

— Когда меня зовут. Умирающие. Чтобы я помогла им уйти с миром.

Грин вдруг улыбнулся, опасно, как на охоте, и рывком повернул к себе ее лицо:

— Тонька, — сказал он очень тихо, — да, мне нравится убивать… вас. Любовь? Не знаю, но… в чем-то ты права. И ты говоришь, что те, убитые — сами подставились? Смертники? Линия?

— Отпускаешь уставших, — ответила девка еще тише. — Это милосердно. Я слышала, ты убил кого-то, нарушившего Кодекс… Благородно… Но я думала о другом. О том обмене Силой, который… бывает только по любви, по любви и боли… по общей боли… это очень наше, экселенц. Ты ведь это еще с гор понимаешь…

Грин ухмыльнулся, причем, как показалось Иван, несколько даже польщенно. Снова облизнул губы и кивнул. Иван не выдержал и тряхнул его за плечо.

— Ты что, Грин?! — окликнул он более грубо, чем хотел. — Ты же хотел выяснить, где эти гады собираются! Ты забыл?

Грин обернулся, длинно и медленно проведя ладонью по щеке вампирши. Секунду у него был вид человека, которого внезапно разбудили, но он достаточно быстро собрался.

— Погоди, — сказал он, хмурясь. — Какая разница… Это уже не так важно. Я должен кое в чем разобраться.

Иван воздел руки.

— Грин, что ты творишь? Прости, но я уже понимать перестал.

Грин встал с пола и принялся крутить перстень. Вампирша наблюдала за ним, глядя снизу вверх светящимися глазами.

— Знаешь, Ванюха, — сказал Грин после сильно затянувшейся паузы, — нам с тобой надо поговорить. С глазу на глаз. По делу.

— А эту? — Иван показал на девку стволом. — Грохнуть?

— Нет, — отрезал Грин, и глаза у него тоже светились. — Пойдем в кухню.

— Чтоб она смылась? — спросил Иван недоуменно. — Грин, ты чего, она же смоется! Они же через стены ходят!

— Ходят. Но не с серебром в колене.

— Слушай, Грин, — сказал Иван умоляюще, — надень на нее «браслеты» хотя бы?

Взгляд Грина сделался абсолютно непреклонным, не потеплев даже от улыбки.

— Мы ей руки до костей сожгли, — сказал он. — Она до сих пор не восстановилась — смотри.

Грин нагнулся, взял девку за руку спокойно и легко, как серпентолог берет ядовитую змею, поднял к глазам Ивана обгорелое запястье. Вампирша не восстановилась, но начала восстанавливаться — кости уже не торчали так заметно — и по-прежнему не сопротивлялась. Ивана поразила Гринова отвага, граничащая с бравадой — ну зачем он показывает, что ему все нипочем? А если тварь нападет?

— Она пальцами двигает, — сказал Иван. — Ты зря думаешь, что она такой уж беспомощная.

— Без «браслетов» будет нормально, — Грин отпустил руку девки — и вдруг запустил пальцы в ее волосы. И лицо у Грина сделалось какое-то… неотмирное… — Ты же будешь тихонько сидеть, гадюка? — спросил он то ли угрожающе, то ли нежно, запрокинув ее голову назад. — Будешь ведь?

— Буду, — прошептала вампирша чуть слышно. — Разумеется, буду. Знаешь — буду делать все, что скажешь. Линия, экселенц, ты — моя линия… мне ли противиться судьбе?

В глазах Грина вспыхнули холодные огоньки. Он медленным ленивым движением отпустил волосы девки и влепил ей затрещину — вовсе не шутя, но с какой-то неприличной расстановкой.

— Пойдем, — приказал Ивану, смотрящему на происходящее во все глаза. — Пойдем, я сказал!

Ивану ничего не оставалось, как выйти за ним. Он тщательно закрыл за собой дверь, еще успев заметить лицо вампирши — задумчивое и, как будто, пьяное.

Выйдя на кухню, Грин первым делом распахнул форточку и высунулся туда чуть ли не по пояс. Иван растерянно наблюдал, как он часто и глубоко дышит. Холодная ночь постепенно катилась к утру; небо стало темнее, и ни одно окно не горело в доме напротив — наступил самый глухой и сонный час.

Грин отдышался и обернулся.

— Слушай, Грин, — сказал Иван, — что с тобой происходит, а? Знаешь, меня что-то совершенно не радует, что мы поймали живьем эту погань… потому что она на тебя плохо действует.

— Надо будет там окно занавесить, — сказал Грин, будто не слышал. — День, конечно, будет пасмурный, но солнце и за облаками солнце…

— Ты хочешь ее тут на целый день оставить? — Иван был шокирован до глубины души. — На целый день?

Грин вытащил из пачки сигарету и закурил. Несколько минут следил за перетекающими струйками дыма. Наконец сказал:

— Я хочу оставить ее насовсем.

Иван сел.

— Как?

— Просто, — сказал Грин, как всегда говорил Грин. Спокойно, уверенно и жестко. — Она моя. Моя добыча. Мне принадлежит. Я ее хочу… в смысле, себе оставить хочу. Она мне дает… сама… что у других забираю, когда отстреливаю. Это тяжело объяснить. Просто — прими как данность.

Иван почувствовал, как изнутри снова поднимается паника.

— Грин, — зачастил он, — ну что ты говоришь? Тебе ж и на живых-то потаскух было наплевать… что тебе дохлая? Слушай, давай шлепнем эту мразь и к бате сходим посоветоваться… с тобой что-то не то происходит. Ты помнишь, как меня учил?..

Грин усмехнулся, потушил сигарету, положил Ивану руку на плечо — снова пришла минутка, когда он стал самим собой.

— Знаешь, Ванюха, — сказал он грустно, — похоже, я втянул тебя… не туда.

Иван задохнулся, схватил Грина за руки, заглянул в лицо, сказал в ужасе:

— Как — не туда? Мы же столько сделали с тобой! Мы же воины света, мы спасали людей от дьявола, все так здорово получалось, и батя…

— Идиоты мы, а не воины света, — сказал Грин.

Его голос был ровен, лицо отрешенно спокойно.

— Грин, — сказал Иван умоляюще, — ну приди в себя! Ты же сам понимаешь, что это наваждение! Иллюзия! Помнишь, ты мне сам говорил и батя то же самое всегда говорит! Ты же не хочешь быть под властью дьявола, правда?

— Надули нас с тобой, — проговорил Грин, опять так, будто не слышал Ивана. — Надули.

— Очнись, Грин! Кто надул? Батя!?

— Ну почему… его тоже надули. Нас всех надувают. Все — неправда.

— А что — правда?! — выкрикнул Иван в отчаянии. — То, что эта мразь несет?!

Грин взял со стола «беретту» и принялся ее осматривать.

— Пристрелишь ее? — спросил Иван с надеждой.

Грин крутил в руках пистолет и думал. Потом медленно проговорил:

— Шел бы ты домой, Иван. Иди, подумай, и я тоже подумаю, а завтра поговорим. Сегодня, по-моему, не выйдет разговора.

— А как же вампирша? — спросил Иван потерянно.

— С вампиршей я сам разберусь, — Грин сунул пистолет в карман куртки, как в кобуру. — Не беспокойся, она меня не тронет.

— Откуда ты знаешь?