Обманутое счастье

– Кулачком поработайте, – совершенно обыденным тоном говорит вошедшая медсестра. В крохотном помещении становится сложно дышать. – Лишние выйдите. Это обычная процедура. Даже не забор пока. Экспресс тест, чтобы подтвердить резус-фактор.

– Какой резус-фактор?! – свирепеет отец от того, что никто не спешит ему все объяснить.

– Пап, мне надо сдать кровь…

– Для чего? Это анализы? – будто чувствует, что я собираюсь совершить не совсем разумную вещь.

– Для моей дочери, – прохладно говорит ему Яр. – Ей нужен донор. Срочно. У Лизы совпадает группа и резус.

Глаза папы распахиваются.

– Даже не вздумай! – он с таким гневом дергает мою руку, что даже медсестра в этот момент столбенеет.

– Папа… – шепчу, устаивавшись на него. – Ты… чего?

Он теряется на секунду, но потом берет себя в руки:

– Ты посмотри на себя! Какой, к чертям собачим, донор?! Ты сама еле жива!

– Папа, выйди. – Собственный голос на глазах леденеет.

Я во многом его мнение считала священным.

Но не сегодня.

Не в вопросе спасения Вари.

Он не имеет права указывать, должна ли я так поступать. Это мое решение. И моя ответственность.

– Лиза! – рычит отец разъяренно. Таким последний раз я его видела четыре года назад. Когда папа узнал, что я скрываю от него отношения с «богатым ублюдком, который хочет от меня лишь одного». – Немедленно собирайся! Мы поедем в другую больницу! А если здесь кто-то к тебе прикоснется, я вас всех засужу! – он тычет указательным пальцем в бедную медсестру. Та окончательно теряет дар речи.

– Вас. Попросили. Выйти. – Голос Ярослава звучит как приказ, но остается при этом абсолютно бесцветным.

~Глава 40~

Яр.

Но ее упертый отец продолжает стоять на своем. Закипаю внутри.

Мы невзлюбили друг друга заочно, еще четыре года назад.

Я не понимал, почему этот мужчина так яро настраивает Лизу против меня. И что я вообще ему сделал, кроме как искренне любил его дочь.

И еще меня откровенно бесило то, какой вес Лиза придавала мнению этого человека. «Папа разочаруется», «Папа будет расстроен», «Папе не нравятся мои оценки».

Но все это в прошлом.

А сейчас на волоске висит жизнь моей дочери.

Неужели, он просто не понимает, что сейчас не до семейных сцен?

Нашу перепалку прерывает охранник, больница сейчас переполнена моими людьми. Парень попытался сначала протиснуться в процедурную, но оценив ситуацию, остался стоять на пороге:

– Банк доноров. Привезли. У ворот. Уже встречают. Наши ребята с мигалками сопровождали. Быстро домчали.

С моей души будто падает огромный булыжник.

Все хорошо. Теперь все будет хорошо.

Лучшие врачи города были здесь еще час назад. Если бы мог, я бы самую лучшую клинку в эту захудалую больницу перевез. Но я не мог. Только и оставалось, надеяться, что Варя будет бороться.

Я вихрем вылетаю из процедурной. Несусь к дверям реанимации, где лежит моя девочка. Конечно же, не пускают.

Через пару минут там же оказывается Лиза, и ее поутихший отец.

Рассеянным взглядом скольжу за стекла окна. Там, внизу, уже дежурит несколько машин скорой помощи. Как только будет возможно, перевезем Варю в другую больницу. Но не сейчас. Сейчас мы здесь заперты, словно в тюрьме. И я молюсь, чтобы в этой тюрьме моей девочке дали еще один шанс на спасение.

Так же, как дала Лиза, сегодня.

По телу проходит озноб, когда в памяти всплывают фрагменты аварии.

Как бы не пытался выкрутить руль, машина уже была мне не подвластна. И основной удар пришелся по их стороне. Задняя часть машины в ошметки.

То, что обе они живы остались - настоящее чудо. Но, если тело Лизы выдержало удар, то Варя бы с этим не справилась. Этот удар для нее стал бы смертельным.

Те раны, которые она получила, после того, как Лиза потеряла сознание и так чуть ее не убили. Но цел позвоночник и голова. Это самое главное. Все остальное мы выдержим. Справимся.

Просто приди в себя, моя девочка. Об остальном я позабочусь. Я обещаю.

В горле встал ком, и от тупого бессилия, я ощутил как щиплет глаза.

– Яр… – слышу нежный голос помощницы. Она аккуратно кладет руку мне на плечо.

– Все в порядке, – сглатываю, не оборачиваясь. – Все будет хорошо.

Кулаки в карманах брюк сжимаю до боли.

– О чем ты говорила там? В процедурной?

Лиза молчит. Вынуждает меня повернуться.

Бледнеет буквально у меня на глазах. Зрачки расширяются. Тело будто бы обмякает.

Успеваю среагировать за миг до того, как она теряет сознание.

***

– Еще раз встанете на ноги, можете сразу гулять! – Отчитывает ее врач, и я ему не мешаю. Она должна понимать, что это не шутки. А у меня сейчас просто голова забита лишь Варей.

– Поняла, – хрипит, выставляя ладошки вперед. Защищается от нападок строгого доктора. Выпроваживает его.

Ее отец сидит возле кровати, сцепив руки в замок. Смотрит в пол. Челюсть сжата.

– Я ведь говорил. Говорил, – цедит сквозь зубы.

– Вас оставить наедине? – спрашиваю, глядя Лизе в глаза.

– Оставь! – ядовито плюет мужчина, но сама Лиза в это время отрицательно ведет головой.

– Да за что вы меня так ненавидите?! – срываюсь в агрессию.

Знаю, не должен. Но держать эмоции под контролем, когда внутри все взрывается - практически невозможно.

Останавливаюсь уже у самой двери:

– Я знаю, что вы тогда были против наших с ней отношений. Но я вашу дочь любил, Георгий Викторович. Люблю и сейчас.

Хлопаю дверью. Та отскакивает от удара, оставляя зазор.

Сорвался.

Кому это, к чертям, было нужно вообще?

Растираю руками лицо.

Устал. В голове какое-то месиво. Все мысли с Варькой. И хочется на стены ползти, от того, что прямо сейчас ничем ей больше помочь не могу…

– Ты ему не рассказала? – слышу из палаты напряженный голос Георгия Викторовича.

– Нет… – обреченным шепотом отзывается Лиза. Слышу, что плачет. – Но, папа… Я должна сделать еще один тест… Я уверена, что Варя моя. Моя дочь…