Обманутое счастье
Шрифт:
Георгий Викторович пьет один большой глоток минералки за другим.
Минут пятнадцать делает вид, что слушает дочь. На меня поглядывает изредка. Исподлобья. Зло. Ненавидяще.
Мне на это плевать.
Пусть хоть проклянет. В аду из нас двоих гореть будет он.
– Лиза… – хрипит наконец. Та замолкает, понимая, что отец хочет сказать что-то важное. Это ощущается почти что физически. Даже воздух в беседке становится напряженным. – Я должен тебе что-то сказать…
И именно в этот момент я получаю настоящее садистское удовольствие.
От его выражение на лице. От тяжелого
Вижу, как он по-настоящему мучается.
И точно знаю, что признаться во всем для ублюдка будет гораздо больнее и тяжелее, чем два десятка моих ударов по его морде.
~Глава 50~
Яр.
– Па-а-ап? – взволнованно тянет Лиза, распахивая глаза.
– Нет, нет, – сипит тот в ответ. – Все в порядке. – Снова оттягивает тугой ворот свитера. Мотает головой. Моментально вспотев, хватает салфетку, утирая со лба капли пота. – Лиза, тогда… – кряхтит, почти стонет.
Я сверлю его взглядом.
Не вздумай пойти на попятную.
Но произнести он больше не может ни слова. Физически.
Кажется, не может больше даже дышать.
– Пап! Папа!
Лиза подскакивает на ноги, но что делать дальше не знает. Ее отец тоже пытается встать, но ноги его подгибаются.
Он выпучивает глаза.
Хватает рукой скатерть, и вместе с ней падает прямо на землю. Туда же с раздражающим грохотом сыпется еда и посуда.
– Папа! – Лиза бросается к нему, падая на колени на землю. Обхватывает лицо. – Яр! Яр! Помоги!
Я в этот момент уже вызываю скорую помощь.
Понятия не имею, что за спецэффекты он решил тут устроить. Театр с представлением я не просил.
Одна из гувернанток, увидев все это в окно, тут же выбежала во двор. Велел ей забрать Варю и увести ее в дом.
Подхожу ближе к Лизе.
Старик лежит на спине, смотрит в небо широко распахнутыми глазам, что-то хрипит.
Да. Не может дышать. За сердце хватается.
– Скорая будет через две минуты, – сухо констатирую я.
– Пап, папочка, держись, – плачет Лиза. – Яр, не знаю, что делать…
Присаживаюсь на корточки. Беру кисть мужчины в руки, считаю пульс.
– Черт… – цежу сквозь зубы.
Это не представление. Пульс зашкаливает.
Через пару минут у въезда в дом слышатся сирены скорой помощи.
Медики работают быстро, без слов.
Девушка и мужчина в ярко-синей рабочей форме останавливаются рядом с Лизином отцом. Ставят на землю оранжевый чемодан. С какой-то сверхскоростью проводят необходимые манипуляции.
– Предынфарктное состояние, – без каких-либо эмоций говорит девушка. – Мы его забираем. Глеб, носилки! – кричит она водителю, выглядывающему из окна скорой помощи.
Лиза панически всхлипывает. Утыкается лицом мне в плечо. Обнимаю.
– Я с вами поеду! Мне можно? – будто опомнившись, бежит за врачами, пока те катят ее отца к скорой.
– Вы ему кто?
– Дочь!
Доктор кивает, укладывая мужчину в салоне и надевая ему на лицо кислородную маску.
Забираюсь следом в машину.
–
Это мой… – начинает объяснять врачам Лиза.– Муж, – заканчиваю за нее.
– Только родственники, – бесцеремонно обрубает нас доктор.
– Одну ее не пущу, – так же строго и бесцеремонно отвечаю ему.
Врач с секунду глядит на меня, а потом, видимо решив, что спорить будет бессмысленно, все-таки разрешает.
Я бы мог поехать сзади за скорой на моей тачке. Но оставлять Лизу одну в такой момент не хочу.
Ублюдок ведь не мог выбрать более подходящего времени для своего сердечного приступа, – исступленно злюсь на него, понимая, что сам скорее всего его спровоцировал.
Георгий Викторович то открывает, то закрывает глаза, шаря взглядом по потолку. Он наверняка мало что сейчас понимает в таком состоянии. Врачи то и дело пытаются ему что-то вколоть, чтобы довезти до больницы.
– Папуля, я рядом, я с тобой, – шепчет Лиза, сжимая его руку.
В какой-то момент, прибор, подключенный к ее отцу докторами, начинает истошно пищать.
Лиза замирает, словно пораженная громом. Смотрит на врачей умоляюще.
Естественно, на нас они сейчас не обращают внимания. Хладнокровно и собранно выполняют свою работу. Лишь девушка - доктор бесцеремонно отталкивает Лизу чуть дальше.
– Пульс падает, – сосредоточенно произносит второй медик, включая приборы.
– Папа… – выдыхает Лиза на грани истерики.
Георгий Викторович отрывает глаза. Осмысленным взглядом находит дочь.
Сам тянет к ней руку.
Лиза хватает. Сжимает до побелевших костяшек.
– Папа, папа, папочка… – шепчет она.
Он переводит взгляд на меня.
И перед тем, как визгливый прибор начинает пищать одним беспрерывным сигналом, он рывком стягивает с себя кислородную маску, и тихо хрипит:
– Я. Тебя. Умоляю…
В машине повисает оглушающий молчание.
Но лишь на мгновение. Через секунду слышится собранный голос врачей:
– Разряд… Еще один…
~Глава 51~
Яр.
– Родная… – шепчу, подходя ближе к кровати. Ставлю на тумбочку стакан воды.
Окна в нашей спальне плотно зашторены. Лишь немного сквозь щели проникают лучи вечернего солнца.
Лиза лежит на кровати, свернувшись клубком. Обхватив колени руками, тихо плачет в подушку.
Сажусь рядом с ней. Кладу руку на спину.
Что говорят в таких ситуациях? Как утешают? Где люди берут все эти слова, чтобы поддержать близкого человека?
В моей голове сейчас абсолютная пустота.
Ее отца не довезли до больницы. Смерть зафиксировали сегодня в 17:55 по местному времени.
– Родная, тебе надо поспать… – произношу ровно, – хочешь, я принесу тебе таблетку снотворного?
Трясет головой, отказываясь от любых моих предложений. А у меня сердце за нее разрывается.
Так и мечусь между двух комнат. Детской, в которой весь вечер сидит необычно притихшая Варя, будто чувствует что-то. И спальней, в которой неподвижно и молчаливо лежит Лиза уже три часа.