Обними сеня завтра

Здесь были кости. Безумное количество костей и черепов. Сюда со всего Парижа переместили старые захоронения, но лично для меня это было дико. Люди должны покоиться под землей, найти там свой дом, свой покой, свое последнее пристанище, а здесь… Все эти кости были выставлены на всеобщее обозрение и сложены как стена. Около двух метров в глубину и выше моей головы. Здесь даже черепа детей были, и лично для меня это место несло только негатив, желание взорваться в истерике, накинуться на тех, кто все это придумал, с кулаками. Это не музейные экспонаты, это некрасиво и бестактно, это жутко и неправильно, в конце-то концов!

– Здесь размещены останки более шести миллионов парижан, – как ни в чем не бывало рассказывал экскурсовод. – Сюда частенько приходят с детьми, но выдерживает это зрелище не каждый. Кого-то выворачивает, а кто-то спокойно фотографируется на фоне костей. Все эти останки попали сюда еще в восемнадцатом веке, когда остро встал вопрос с переполненными кладбищами. Людей буквально негде было хоронить. Дошло до того, что одна из стен, отделявших кладбище от городской улицы, под натиском останков не выдержала и рухнула, а останки, тела и нечистоты заполнили подвалы домов. После этого инцидента хоронить в Париже было запрещено, кладбища закрыли, а останки перевезли в катакомбы, заранее продезинфицировав и обработав их. Все эти стены выкладывали в ручную и, как вы можете заметить, даже пытались проявить креатив, сделав подобие узоров из черепов.

– Только у этих людей, которые некогда были живыми, никто не спросил разрешения сделать из их останков это непотребство, выставленное на всеобщее обозрение. Представляете, если бы ваши кости положили сюда, а из вашего черепа сделали бы узор? А какой-нибудь турист пришел бы и проковырял в вашем черепе дырку. Вам бы это понравилось? – взъелась я на экскурсовода.

– Как я уже и говорил, не все морально выдерживают нахождение здесь.

В голову лезли тревожные мысли. Если бы это была одна стена, возможно, эффект не был бы настолько сильным, но мы ходили по коридорам, и каждый из них был выложен человеческими останками. Запах убивал все рецепторы, холод сковывал движения, а свет ослеплял. Зачем на это смотреть? На что здесь смотреть? На людей, чей покой нарушили? Так просто нельзя. Даже мертвых нужно уважать.

– Я хочу выйти отсюда, – обратилась я к пожилому мужчине, прерывая его рассказ.

– Вика, подожди, еще немного осталось, – вмешался Артем, с удовольствием разглядывающий каждую стену.

И тут свет исчез. Лампы мигнули еще раз, вынуждая меня захлебнуться всепоглощающим страхом. Еще раз, и мы остались в кромешной темноте. Тишина обескураживала. Где-то капала вода, а я слышала свое прерывистое дыхание. Никто не говорил, да и я потеряла дар речи. Только шарила руками в воздухе, пока не натолкнулась на что-то мягкое и… Будто кошачья шерсть.

– Артем? – шепотом произнесла я. Свет мигнул, и в эту самую секунду, пока темнота вновь не обрушилась на меня, я увидела перед собой оскалившуюся волчью пасть.

Честное слово, я действовала на голых инстинктах. Ударив рукой туда, где, по моему личному мнению, был живот, я резко схватила нечто за голову и со всего размаха припечатала ее о свое колено, чтобы вдарить локтем и по спине этого страшилища. Стон, рык, и вот свет включили. Вокруг, как и прежде, стояла съемочная группа, шокированные Артем и Сергей, экскурсовод, а у моих ног лежал паренек, из чьего носа хлестала кровь. Он-то и стонал, облаченный в костюм волка. Да только зубастая голова лежала в нескольких шагах от него.

– Я хочу сейчас же выйти отсюда!

По узкому длинному коридору я шла в компании с одним оператором. Здесь было мокро и сыро, а еще до безумия холодно. Меня никто не пытался догнать, не пытался остановить. Слезы сами собой потекли по щекам. Гнев и ярость клокотали в груди. Я зло утирала соленые капли ледяными ладонями, а оператор то и дело скакал вокруг меня.

– Да хватит снимать! – психанула я, резко отталкивая камеру. – Ни разу не видел, как женщины плачут от бессилия?

И это было не только самое ужасное свидание в моей жизни. Это был самый ужасный день, который, увы, еще не закончился. Меня ждало второе свидание, которое перенести на завтра не представлялось возможным. Наверное, сейчас я ненавидела всех. Сергея, Артема, экскурсовода и съемочную группу. Даже себя ненавидела за то, что согласилась на этот бред. Господи, как это больно – разочаровываться в людях.

А еще… Мне до невозможности хотелось к Антону, но эта мысль пугала даже больше чертовых катакомб.

Глава 13.

Игра контрастов

Я не стала дожидаться Артема и Сергея. Пусть сами с собой проводят свидания. Обида клокотала в груди, слезы застилали глаза. Я даже ничего не сказала Екатерине, которая выскочила мне навстречу совсем с другой стороны. Здесь стояли и машины нашей съемочной группы. В одной из них сидел режиссер, но я не имела сил даже осмотреться, взглянуть по сторонам. Прямиком отправилась к машине, чтобы спрятаться в ней и от камеры, и от разговоров. Расспросов сейчас хотелось меньше всего.

Катя, видя мое состояние, предпочитала молчать. Она перебрасывалась короткими фразами с водителем, и именно из их беседы я узнала, что мы направляемся в ближайший отель, где нас ждут девочки гримеры и костюмеры. Следующее свидание было назначено на семь вечера, и оставалось не так много времени, чтобы подготовиться к нему. Да и возможно ли подготовиться?

Катакомбы вытянули из меня абсолютно все силы. Единственное, чего мне хотелось, так это побыть одной. Просто лечь спать и проспать до завтрашнего утра, чтобы забыть весь этот кошмар, как если бы он мне просто приснился. Но, увы, пришлось готовиться к следующей встрече.

Увидев элегантное вечернее платье насыщенного цвета морской волны, я почему-то подумала о картинной галерее. В Париже было на что посмотреть. Франция вырастила немало художников. Взять тот же округ Монмартр – до сих пор там собираются начинающие художники и зарабатывают себе на жизнь, рисуя портреты прямо на улице. Искусство и Париж неразделимы.

К вечернему платью добавился роскошный макияж. Глаза мои стали ярче, выразительнее. Обуться пришлось в серебристые туфли, покрытые блестками. Их ремешки обнимали ноги до самых колен. Очень красиво, но я к таким ярким вещам не привыкла. Думала, что на этом все, но девочки достали украшения. Они перекликались с туфлями – сотни мелких камушков в тяжелом колье и серьгах блестели под светом ламп. Выглядело изумительно. Я нравилась себе, и это хоть немного, но подняло настроение, которое пряталось где-то под плинтусом.

– Нам разрешили только одного оператора. Даже осветители не поедут, – рассказала Катя, когда я уже накидывала на плечи короткую меховую жилетку.

– То есть у меня будет более-менее спокойное свидание? – обрадовалась я. – А где?

– А вот это уже сюрприз, – загадочно улыбнулась ассистентка, довольная тем, что я повеселела. – Желаю приятно провести вечер.

Я наслаждалась. Нет ничего красивее, чем вечерний Париж. Тысячи разноцветных огней, яркие вывески. В душе рождалось предвкушение, ожидание, которое я могла сравнить с предновогодним настроением. Да только в столице моды такое каждый вечер.

Наверное, я ощущала себя принцессой, которая едет на бал. Черный лимузин, легкая музыка – какая-то симфония – и нарядный город, в котором буквально пахло любовью. Что может быть романтичнее Франции? Что может быть правильнее французского поцелуя? Что может быть желаннее мягких круассанов со сладким сыром и горького кофе на самой высокой точке Эйфелевой башни? Только пьяная ночь, проведенная на самой известной улице Парижа.

Мы оказались в районе Монмартра, а когда лимузин остановился на парковке рядом с кабаре «Мулен Руж», я и вовсе уверилась, что свидание обещает быть незабываемым. Во-первых, мы находились на улице красных фонарей. Над кабаре красными лампами подсвечивалась мельница, а народу было столько, что Владимира я нашла глазами с огромным трудом. Он ждал меня у входа, как самый галантный кавалер, удерживая в руках красные розы на длинных ножках, что не были забраны в букет или перевязаны лентой. Такая небрежность была кстати и не воспринималась как нечто неправильное.