Оболганный сталинизм. Клевета XX съезда
Шрифт:
На повестку дня встаёт вопрос о необходимости пересмотра роли Троцкого и троцкизма. В хрущёвских обвинениях легко отыскать следы более ранних попыток Троцкого демонизировать Сталина. Троцкизм как политическая сила к 1956 году влачил жалкое существование где-то на задворках истории, а сам его главарь, поверженный ледорубом, воспринимался не иначе, как одержимый манией величия неудачник.
«Закрытый доклад» вдохнул жизнь в мертворождённую карикатуру на Сталина, намалёванную когда-то Троцким. Наравне с антикоммунистами теперь и коммунисты стали взирать на него как на пророка. И точно: ну разве не он писал о чём-то очень похожем на «разоблачения» Хрущёва? С малочитаемых трудов Троцкого была стёрта пыль забвения. Репутация «пророка» и его последователей начала стремительно
672
Доклад Н. С. Хрущёва о культе личности Сталина на XX съезде КПСС: Документы. – М.: РОССПЭН, 2002, C. 610.
Нерешённые проблемы советской социалистической системы
Совсем нетрудно направить все критические стрелы на одного Хрущёва. Тем более что он, несомненно, заслуживает суровой оценки за разрушительную деятельность внутри КПСС, подрыв международного коммунистического движения, за умышленное искажение советской истории и потоки грязной лжи, вылитые на Сталина. Каковы бы ни были исторические условия, породившие Хрущёва и положившие начало периоду истории, прочно связанному с его именем, ничто не освобождает его от личной ответственности за собственные дела, за совершённые им поступки.
Хрущёв никогда бы не выдвинулся в члены Политбюро (Президиума) ЦК, если бы его взгляды на социализм не нашли поддержки у других партруководителей. Конечно, в какой-то степени возвышение Хрущёва объясняется его исключительной энергией и инициативностью – качествами, которые обнаруживаются у остальных членов Президиума в гораздо меньшей степени. Но он никогда бы не оказался на вершине власти, если бы Сталин или иные партийные деятели сумели распознать в Хрущёве «правого» уклониста, заметить в нём черты, порочащие имя преданного коммуниста. Между тем концепция общественной формации, которую большевики нарекали «социализмом», эволюционировала с самых первых послереволюционных лет.
Маленков, Молотов и Каганович – наиболее крупные из политических фигур, которые были связаны со Сталиным на протяжении нескольких десятилетий, – в основном согласились, хотя и неохотно, с положениями «закрытого доклада». Как очевидно, все трое не имели доступа к документам, которые готовились для Хрущёва и его сообщников. Из замечаний середины 1950-х годов и позднейшего времени следует: Маленков, Молотов, Каганович не подозревали Хрущёва во лжи. Более того, они приняли политический подтекст самого доклада.
Если бы Маленков сумел дать Хрущёву отпор и удержать в руках власть в КПСС, то «закрытый доклад» никогда бы не был произнесён, и история коммунистического движения, а следовательно – большей части планеты, возможно, развивалась бы совсем иначе. Увы, так рассуждают многие: Советский Союз продолжал бы существовать, если бы Юрий Андропов дольше стоял во главе партии и государства, а Михаил Горбачёв никогда не занял бы свой пост. Но «роль личности в истории» не дарует бессчётное количество альтернатив даже для самых сильных политических лидеров. Андроповский, как, впрочем, и горбачёвский, СССР переживал кризис; переломным для судеб страны был и 1953 год.
Хрущёву удалось прийти к власти, выступить со своим взрывоопасным, нашпигованном ложью «закрытым докладом» и застолбить свои идеи только потому, что он смог склонить на свою сторону советскую партийную элиту, а вместе с ней – большинство населения СССР и (хотя и не без ощутимых потерь) значительную часть коммунистов во всём мире. Но эти факты тоже нуждаются в объяснении. И корни всего случившегося нужно искать в предшествующих периодах советской истории, когда страной руководил Сталин, а до него – Ленин, и, собственно, в условиях, которые привели к Великой Октябрьской революции и победе
в ней большевиков.У хрущёвского доклада свои исторические и идеологические корни, и их тоже следует искать в советской истории. С большой настойчивостью Сталин стремился применить ленинский анализ к условиям тогдашней России и к тому, что происходило в мировом коммунистическом движении. В свою очередь Ленин хотел воплотить в жизнь своё понимание идей Маркса и Энгельса, пытаясь найти в работах основоположников современного коммунистического учения ответы на насущные вопросы строительства социализма в России.
Не претендуя ни на какие новшества в теории, Сталин следовал указанным Лениным принципам, насколько это было возможно. Между тем и Троцкий, и Бухарин, и многие другие оппозиционеры находили подтверждение правильности предлагаемой ими политики в тех же ленинских трудах. И Хрущёв, и все его эпигоны вплоть до Горбачёва использовали ленинские цитаты, чтобы «левой» фразеологией прикрыть исповедуемые разнонаправленные политические идеи и курсы.
Иначе говоря, в работах Ленина и в трудах его учителей Маркса и Энгельса есть нечто такое, что способствовало совершению ошибок, которые допустил их честный последователь Сталин и которыми воспользовался его лукавый преемник Хрущёв, чтобы замаскировать своё предательство.
Но это тема для другого исследования и, возможно, для новой книги.
Приложение
Шестьдесят одна неправда Никиты Хрущёва [673]
Одна из самых необычных новинок последнего времени в жанре non/fiction – вышедшая в 2007 году в русском переводе книга американского историка, профессора Университета штата Монклер Гровера Ферра, в которой «по косточкам» разбирается знаменитый доклад Н. С. Хрущёва на XX съезде КПСС. В короткий срок с книгой успели познакомиться тысячи читателей, она попала в категорию бестселлеров в некоторых магазинах, была обругана и обласкана в отзывах первых читателей-критиков и даже в наше рыночное время успела стать библиографической редкостью…
673
С небольшой правкой печатается по: «Литературная Россия». № 24. 13.06.2008.
Вот почему нам показалось интересным обратиться к самому профессору Ферру, чтобы получше познакомиться с самим автором, узнать его мнение, что называется, из «первых рук».
– Профессор, скажите, как и почему вы, выпускник Принстона, чья диссертация на степень доктора философии была посвящена французскому Средневековью, заинтересовались советской историей, эпохой Сталина?
– Моя основная специализация – медиевистика. Какого-то особого сертификата, «удостоверяющего» право на изучение истории сталинского СССР, у меня нет. Зато благодаря Средним векам удалось получить профессиональные навыки исторических исследований: например, читать и исследовать неанглоязычные первоисточники, никогда не полагаться на «общепринятые» взгляды и не доверять мнениям «признанных авторитетов», если не убедился в чём-то сам.
Будучи аспирантом, я в 1965–1969 годах участвовал в акциях протеста против войны США во Вьетнаме. И вот однажды кто-то сказал мне: вьетнамские коммунисты просто не могут быть «хорошими парнями», все они «сталинисты», а «Сталин уничтожил миллионы невинных людей».
Замечание запомнилось. Наверное, поэтому в начале 1970-х я ухватился за первое издание «Большого террора» Р. Конквеста. И был потрясён прочитанным!
Надо сказать, что уже в те времена я читал по-русски, поскольку изучать этот язык начал ещё в школе. И тщательнейшим образом проработал конквестовское сочинение. До сих пор никто, наверное, не проделывал с книгой маститого советолога ничего подобного. Тут-то стало понятно, что исторические свидетельства в «Большом терроре» использовались автором откровенно жульническим образом. Сделанные им выводы просто не соответствуют тому, что Конквест приводит в качестве доказательств в ссылках своей книги. Ну, а в целом все его источники подбирались по степени их враждебности к Сталину, независимо от надёжности каждого из них.