Наслажденья распутников слишком не хороши —Это какое-то пошлое наважденье.Счастье – это здоровье тела и безмятежность души,Живи незаметно, тогда и придет наслажденье.Пустые удовольствия человеку не впрок —Расчесывай мысли грязные гребнем частым.А шагнешь за неблагоразумных желаний порог,Сразу, мой друг, сделаешься несчастным.
2
Боги живут в промежутках между мирами,Их блаженный мир не так уж и бестолков,Но они заняты лишь собой – созерцаньем, пирами,Поэтому не бойся богов.И смерти не бойся. Когда мы живем на свете,Ее
еще нет – закон природы таков.А когда она есть – любовь ведь одна в ответе! —Тогда нету нас, напыщенных дураков.
Демокрит
1
Все это и нас касается —Грусть о жизни рассей! —Атомы расползаются,Как вши, по вселенной всей.Вот ты, вот смешная смоковница,Вот звезд обнаженный ряд,Все они, как твоя любовница,Из атомов состоят.
2
В житейской нашей глупой переделкеПорой бывают важные чины,Но все они всегда смешны и мелки,Лишь атомы большой величины.Аристократом будь иль демократомИль воспевай тирана своего,Всему началом будет только атомИ радостные сущности его.
Диоген
1
Он в бочке жил довольно долго,Над ним всегда плыла луна,Плыл желтый Нил, а дальше – Волга,А бочка глиняной была.Он был наглее век от векаИ с фонарем средь бела дняХодил: «Ищу я человека —Но кто тогда б нашел меня?!»
2
Он был рабом – куда деваться! —Без крыши был и без ветрил.«Ты будешь мне повиноваться!» —Хозяину он говорил.Он с Александром долго бился,Глядел на солнце не дыша,И в Диогена я влюбился —Родная все-таки душа!
Фантазии на темы Рильке
Я очень люблю этого «Орфея двадцатого века». В юности я пытался переводить Рильке и одно из переведенных стихотворений даже включил в свой первый сборник «Часы с кукушкой». Потом мне попалась на глаза «Книга образов», изданная в 1999 году, и я подумал: зачем мне мучиться – и так все переведено. Я был от «Книги образов» в восторге. Это была юность.
Недавно я перечитал эту книгу еще раз. И мне стало немножко совестно за Рильке. Многие переводы косноязычны, а некоторые переводчики даже рифмовать толком не умеют, не говоря уже о том, чтобы сохранить неповторимую интонацию поэта, его поэтический пафос, его философию, наконец. Особенно это касается «мелких стихотворений», вошедших в сборники «Жертвы ларам», «Ранние стихотворения», «Сочельник». Вот я и попробовал сочинить заново те «мелкие вещи», переводы которых мне показались не совсем удачными. Я не претендую на то, чтобы назвать мои попытки переводами, это, скорее, фантазии на темы Рильке. Как бы Мандельштам в одном из своих эссе ни ругал так называемые вольные переводы и требовал абсолютной точности оригинала, но позвольте… Самым гениальным переводом в «Книге образов» является шестистишие Анны Андреевны Ахматовой.
О святое мое одиночество, – ты!И дни просторны, светлы и чисты,Как проснувшийся утренний сад.Одиночество! Зовам далеким не верьИ крепко держи золотую дверь,Там, за нею, желаний ад.
Не знаю, кто тут ближе к оригиналу – Рильке или сама Ахматова. Но, по крайней мере, никто из других переводчиков не осмелился взяться за этот текст. Хотя другие тексты переведены сразу двумя, а то и тремя переводчиками. Ни один из этих
переводов не лучше другого.
Еще один пример. Вряд ли Марина Ивановна Цветаева знала испанский. Но ее Лорка:
Начинается плач гитары,Разбивается чаша утра… —
останется в русской поэзии на века.
Ну и последний классический пример. «Горные вершины спят во мгле ночной…» У Гете в подлиннике последняя строчка звучала так: «И ты обретешь покой». Так и пытались перевести ее русские поэты. А Лермонтов взял и выдохнул совсем по-русски: «Подожди немного, отдохнешь и ты». Мысль та же, но выпрямлена по отношению к русскому читателю и русскому менталитету.
Вот и я попробовал сделать Рильке не по-немецки, а по-русски. Поэтому я не осмеливаюсь назвать сделанное мной переводами – слишком много общероссийских аллюзий тут обнаруживается. Я так и назвал все это хозяйство – «Фантазии на темы Рильке». Кому-то это «хозяйство» может не понравиться, кто-то будет морщить лоб, а кто-то грозить мне пальцем. Но что сделано, то сделано. Право слово, я никого не хотел обидеть.
Автор
«Ангел долго со мной остается в тиши…»
Ангел долго со мной остается в тиши,Меня послушаньем терзая.Он стал как ребенок, я вырос большим,И во мне проснулась борзая.И я возвратил ему небеса,Он в плену, я из плена вернулся,И трубили трубы на все голоса,Но ни разу я не обернулся.
«Я в старом доме. За окном лежит…»
Я в старом доме. За окном лежитЗаветный город, радостный и кроткий.И вечер неожиданной походкойОбходит улицы и Прагу сторожит.А там вдали, веселый, как Сезам,Неутомимой плесенью пылая,Стоит собор Святого НиколаяИ купола возносит к небесам.Туманна синева, дрожат огни,И все полно истомой городскою,И старый дом мне говорит с тоскою:«Не хмурься – мы с тобой одни, одни…»
«Ах, вечеря! Простая неизбежность…»
Ах, вечеря! Простая неизбежность —Апостолов неслыханная нежностьТут ни к чему, поскольку мир во тьмуУшел, и даже совестно Ему.За то, что Он остался одиноким,Окутывающий взглядом многоокимТех, кто Его, казалось бы, любил,Потом предал, а после и забыл.Не думал Он о хлебушке насущном,Он думал только радостно о сущем,О стае птиц веселых, со столаТащивших крошки. Тут настала мгла.И голуби, как будто побирушки,Вино клевали из церковной кружки.Апостолы, вспорхнув со всех сторон,Нахмурились и дружно вышли вон.
«Венеция, ночь, гондола…»
Венеция, ночь, гондола,Мраморные дворцы,Скользят по сваям престолаНаши дети и наши отцы.Так еще там бывает —Жизнь, как всегда, добра.Ночь невнятно всплываетИз собора Святого Петра.Не нужна мне чужая обительИ ни белый, ни черный хлеб —Завтра мой сумрачный повелительПовезет меня в темный склеп.
«Мне по нутру негромкие слова…»
Мне по нутру негромкие слова,Я их раскрашу и услышу смех,Они мне подмигнут едва-едва,И стану я тогда счастливей всех.Негромкие слова всегда в печали,С судьбой они не затевают спор.Ты можешь знать, о чем они молчали,О чем молчат, родные, до сих пор?