Обреченные королевства

Одна Люция, одна среди всех, способна была видеть его настоящего. В том числе прежде, чем его меч впервые попробовал крови. Но тот, прежний Магнус, кажется, умер в ночь, когда он открыл Люции свои истинные чувства. Тогда его привычная маска разлетелась на куски, но с тех пор он успел нарастить новую броню, толще и прочнее былой. Надо бы радоваться такому самоусовершенствованию, но вместо этого Магнус горевал о потере.

– Любовь брата к сестре… – раздался сзади голос отца.

Магнус слегка напрягся, но взгляда от бледного лица Люции не отвел. А король продолжал:

– Воистину прекрасное чувство!

Принц сказал:

– Ей не становится лучше.

– Станет со временем, – отозвался король.

– С чего такая уверенность? – резко, как мечом полоснул, спросил Магнус.

– У меня есть вера, сын мой. Она ведь точно такая, какой ее рисовало пророчество. Волшебница, подобной которой этот мир не знал вот уже тысячу лет!

Принц сглотнул:

– Или всего лишь ведьма, что отдала всю свою силу и погубила себя, помогая тебе одержать верх над Ораносом.

Король только фыркнул:

– Магнус, вечно ты все в черном свете видишь. Завтра я намерен обратиться к моим новым подданным: им больше незачем беспокоиться о своей будущности, ибо все они становятся почтенными гражданами Лимероса. Увидишь, они станут праздновать мою победу!

– А если нет, ты позаботишься о примерном наказании недовольных.

– Именно так, потому что инакомыслящие мне не нужны. Этак недолго и дурную репутацию заработать, верно, сын мой?

– Значит, ты не предполагаешь, что кто-то начнет сопротивляться тебе?

– Может, наберется горстка мятежников. Вот их-то мне и придется, как ты выразился, примерно наказать.

Отец рассуждал совершенно безмятежно. Это бесило Магнуса больше всего.

– Ты говоришь, горстка? Мы врываемся в их страну, убиваем короля и старшую принцессу, забираем их земли… после чего еще и режем горло пелсийскому предводителю. И ты полагаешь, что люди сложа руки будут сидеть?

– В смерти принцессы Эмилии мы неповинны, – ответил король. – Как ни прискорбно, она была безнадежно больна. Разве у меня поднялась бы рука убить невинную девушку!.. Скажу даже больше: ее присутствие во дворце помогло бы завоевать сердца моих новых подданных – оранийцев!

– А принцесса Клейона? Что о ней слышно? Она ведь теперь королева.

У короля на скулах выступили желваки. Это был самый первый признак владевшего им напряжения, который Магнусу удалось заметить.

– Самое умное, что она может сделать, – сказал отец, – явиться ко мне и молить меня о защите.

– И ты предоставишь ей поддержку? Или тоже горлышко перережешь?

Король улыбнулся – очень холодно, надо сказать, – и обнял сына за плечи.

– Нет, правда, сын мой… Шестнадцатилетней девочке? Горлышко? За какое же чудовище ты меня принимаешь?

Тут что-то привлекло внимание принца. Он вгляделся и увидел, что веки Люции затрепетали. У него перехватило дыхание… Однако мгновение минуло, за ним еще и еще… и ничего больше не произошло. Король крепче сжал плечо сына, словно поняв наконец, какое глубокое горе тот переживал.

– Все будет хорошо, сын мой. Дай время, и она очнется. Это не навсегда.

– Почем тебе знать? – придушенным голосом выговорил принц.

– Потому что ее магия по-прежнему при ней, да и мне она еще нужна, чтобы отыскать Родичей… – Король уверенно кивнул, лицо у него хранило самое серьезное выражение. – Ступай, Магнус. Я сам с ней посижу.

– Но, отец…

– Я сказал: ступай.

Тон, каким это было произнесено, сомнений не оставлял. Магнус понял: уговоры бессмысленны.

Он отошел от кровати и угрюмо посмотрел на короля:

– Я вернусь…

– Не сомневаюсь.

Магнус вышел за дверь и прислонился спиной к стене в коридоре снаружи. Ему точно кинжал в сердце всадили. Если Люция не очнется, значит он навеки ее потеряет. Лишится единственного существа во всем этом мире, которое любил. И которое любило его…

Колени принца подломились. Он ощутил на лице какую-то сырость и даже руку к нему поднес: никак кровь пошла?..

Он тихо выругался, поняв, что плачет. И кромешным усилием осушил слезы, молча поклявшись, что они будут самыми последними в его жизни. Отныне – никакой слабости. Отныне – лишь сила…

Оранос

Король Гай стоял на балконе оранийского замка, глядя на тысячную толпу, собравшуюся – или собранную – послушать его речь о победе.

Люди жутко боялись и его самого, и его войска, окружавшего их со всех сторон. Они только и ждали, чтобы в какой-то миг разразилась беда. Клео стояла в толпе, чуть приподняв спадавший на лицо капюшон плаща, и видела: ненавистный ей человек произносил свою ложь, давал фальшивые обещания и улыбался при этом.

Ее силы были на исходе. Весь день и всю ночь она пряталась в темных закоулках дворцового городка, через каждый шаг шарахаясь от бесчисленных лимерийских охранников. По счастью, на девочку-подростка никто особого внимания не обращал.

Порой накатывало беспросветное отчаяние, и тогда Клео трогала рукой перстень, что вручил ей отец. Кольцо, доставшееся матери от волшебницы Эвы. Украшение, которое станет символом ее, Клео, духовной силы в нынешнем горе.

Ее королевство отобрали враги. Ее родные умерли или были убиты. Она осталась совершенно одна… Тем не менее Клео не чувствовала в себе готовности к бегству. Она уже знала, что Ник и Мира не успели вовремя выбраться из дворца и король Гай предоставил им свое, с позволения сказать, великодушное гостеприимство. Теперь они стояли рядом с ним на балконе в качестве оранийских представителей. Брат и сестра выглядели бледными и очень несчастными, но держались со всей храбростью, какую только могли позволить себе в нынешнем положении.

То, что ее друзья живы, само по себе уже давало Клео некоторую надежду: вдруг удастся освободить их? Она понимала, что без их помощи ей навряд ли удастся исполнить последнюю волю отца. А он завещал восстановить попранную справедливость. Вернуть Ораносу прежнюю славу…

Клео запрещала себе даже думать о возможности неудачи.

Неожиданно девушка щекой почувствовала чей-то взгляд, как жаркое прикосновение. Она осторожно повела глазами налево… и у нее перехватило дыхание, ибо там, всего в нескольких шагах и точно так же кутаясь в плащ, стоял Йонас Агеллон. Клео едва успела подумать о том, что он, чего доброго, сейчас укажет на нее и тревогу поднимет, – но тут Йонас поднял руку и прижал указательный палец к губам.

Юноша, который похитил Клео и засадил под замок, после чего сообщил о ее местонахождении принцу Магнусу, чтобы тот увез ее в Лимерос и сделал заложницей, – этот самый юноша сейчас призывал к тишине, скрытности и спокойствию.

Ну и дела!

Клео замерла на месте, Йонас же начал тихо-тихо двигаться сквозь толпу, пока не оказался непосредственно у нее за спиной.

– Я тебе ничего плохого не сделаю, – шепнул он ей на ухо.

Она медленно повернулась к нему:

– Хотела бы я тебе тем же ответить… – И чуть заметно кольнула его острием кинжала в живот.