Очаровательная грешница

Шторы в ее комнате были опущены до того момента, как похоронная процессия не покинула дом, затем старшая горничная пришла и подняла их на несколько дюймов, чтобы впустить немного света.

– Прошу прощения у миледи, если темнота доставляет вам неудобства, – сказала она, – но это был приказ его светлости, чтобы все шторы были опущены.

– Ну конечно, они должны быть опущены, – произнесла Мелинда. – Не поднимайте их слишком высоко.

– Несколько дюймов никто не заметит, – сказала мисс Джоунз, – а вашей милости будет неуютно. Вы не возражаете, если мы с Глэдис займемся упаковкой ваших вещей?

– Упаковкой? – удивилась Мелинда.

– А разве ваша светлость не слышали? – с любопытством сказала мисс Джоунз. – Я думала, его светлость уже говорил вам. Он уезжает в Чард немедленно после возвращения с похорон, а вы, ваша светлость, едете с ним. Багаж, конечно, последует за вами в крытом экипаже.

Мелинда воспрянула духом.

– А как мы поедем? – спросила она.

– В фаэтоне его светлости, – ответила мисс Джоунз. – Уверена, что ваша светлость удивлены выбору такого средства передвижения. Но его светлость никогда не любил обыденности.

– Да нет, совсем нет, – пробормотала Мелинда.

Она быстро оделась, выбрав дорожный костюм из саржи цвета морской волны с небольшим обтягивающим жакетом, чтобы было тепло в пути.

Шляпка, подходившая к этому костюму, также была небольшой. А ленты, подвязанные под подбородком, как надеялась Мелинда, не дадут ветру сдуть ее с головы.

Она уже целый год не ездила в фаэтоне. Тот, что был у ее отца, не отличался ни новомодным видом, ни быстротой, но все же кататься в нем было намного приятнее, чем в закрытом экипаже, которому отдавали предпочтение тетя и дядя.

Когда Мелинда была готова, она посмотрела в зеркало. Не вызывало никаких сомнений, что морская синева ее дорожного платья как нельзя лучше подходила к ее светлым волосам и белой коже. Но радостное возбуждение, заставившее светиться ее глаза, было бы совершенно неуместно в ее облике, будь она настоящей женой маркиза и носи она траур. Она подумала, не захочет ли он, чтобы она надела черное, но в ее гардеробе не было ни одной вещи такого цвета, и она решила, что слуги воспримут ее цветное одеяние как попытку хранить ее брак в секрете.

Главная горничная и Глэдис упаковали ее одежду в несколько больших чемоданов. Они носили платья из гардеробной в спальню и опускались на колени, чтобы лучше уложить их, а Мелинда вышла на лестницу и стала прислушиваться, не приехал ли маркиз.

Она опасалась спускаться вниз, чтобы не встретиться с родственниками, и боялась, что он может вернуться с кем-нибудь из них, но, к счастью, она увидела, что он вошел в холл один.

– Я хотел бы немедленно переодеться, Ньюман, – сказал маркиз дворецкому.

Он повернулся к лестнице, Мелинде едва хватило времени скользнуть обратно в будуар, смежный с ее спальней. Она успела заметить хмурое выражение его лица, когда он поднимался наверх, и не хотела встречаться с ним, когда он в таком настроении.

Если он рассержен, то может отказаться взять ее с собой в деревню. Или ее отправят вместе с багажом и слугами в закрытой коляске. Она с нетерпением ждала, и, наконец, в дверь раздался стук. Она открыла ее и увидела лакея.

– Наилучшие пожелания от его светлости. Он хотел бы знать, готовы ли вы к отъезду?

– Да, я готова, – сказала Мелинда.

Она пошла за лакеем вниз по лестнице. Маркиз стоял в холле, переменив темный похоронный костюм на светло-серые брюки и элегантно скроенный сюртук более темного оттенка.

– Доброе утро, Мелинда! – сказал он. – Надеюсь, вы хорошо спали?

Эти обычные слова прозвучали так, что Мелинда поняла, что мрачное расположение духа его покинуло. Не сказав больше «и слова, он направился к выходу. Мелинда последовала за ним. На улице стоял самый роскошный фаэтон, который ей когда-либо приходилось видеть, – с желто-черными колесами, запряженный парой гнедых лошадей. „Тигр“ – так называл его старый грум. Лакей помог ей подняться на высокое сиденье, рядом вскочил маркиз. Он взял вожжи в руки, грум отпрыгнул в сторону, и они отправились в путь.

Молодой грум в котелке сидел за ними. Мелинде было грустно, что она не может показать отцу лошадей, которые везли их: ему бы понравилось, как маркиз правит.

Лошади были свежими, их даже требовалось сдерживать на оживленных улицах города, но вскоре они выехали в сельскую местность, и маркиз позволил им нестись во весь опор. Они уже на несколько миль отъехали от Лондона, когда он впервые повернулся к ней и сказал:

– Вы очень молчаливы.

– Меня всегда учили не беспокоить джентльмена, когда он управляет парой свежих лошадей, – ответила Мелинда.

Маркиз засмеялся:

– Вижу, у вас был хороший учитель. А вы сами умеете управлять лошадьми?

– Да, умею, – ответила Мелинда. – Но у меня никогда не было возможности попробовать проехаться на таких лошадях, как ваши.

– Неплохая пара, правда? – улыбнулся маркиз. – Я заплатил за них две тысячи гиней у Татерсолла три месяца назад, но они того стоят!

– Не всегда то, что дорого, того стоит, – сказала Мелинда. – Скаковые качества могут не соответствовать внешнему виду, не всегда их можно распознать до того, как привезешь домой.

– Я вижу, вы превосходно разбираетесь в лошадях, – весело и без усмешки сказал маркиз.

– Я их люблю, – тихо ответила Мелинда.

– А что еще вы любите? – спросил маркиз. – Или, скажем, кого?

– Я люблю деревню, – ответила «Мелинда, не обращая внимания на вторую половину вопроса. – Не думаю, что мне когда-нибудь захочется надолго поселиться в городе.

– В вас просто бездна неожиданного, – заметил маркиз.

Мелинда не ответила. Они выехали на ровный отрезок дороги, и беседу стало трудно продолжать из-за сильного ветра. Мелинда забыла о маркизе и просто наслаждалась поездкой: теплом летнего солнца на щеках, солнечными бликами на гривах лошадей, белой дорожной пылью, вздымающейся под колесами, бегущими мимо зелеными полями, темными лесами, речками и ручейками, с растущими по их берегам желтыми ирисами и золотыми калужницами.

Так они проехали почти час, пока маркиз не остановился перед старым постоялым двором с черно-белой вывеской.

– Мы тут позавтракаем, – сказал он. – Не знаю, как вы, а я умираю с голоду.

Подбежали конюхи, чтобы забрать их лошадей.

Маркиз спрыгнул на землю и протянул руки, чтобы помочь выйти Мелинде. Несколько секунд она колебалась, потом позволила маркизу снять ее. На мгновение она прижалась к нему и живо почувствовала силу его рук, увидела его лицо так близко к себе. Но тут он отпустил ее. Чувство, которое она испытала, когда он прикасался к ней, было для нее необычным и новым.