Очень плохой босс

— Лёля! — я аж расстроилась. — И ты туда же. Много чего говорят, но он-то врач! У него должно быть всё по-научному.

— А чем здоровая интимная жизнь противоречит науке? Это же как зарядка, как бег по утрам… Нет, мне его рекомендации определённо нравятся. Тебе давно пора встряхнуться.

— А мне не нравятся. И никакой секс мне не нужен.

— Тебе не нужен, а твоему организму нужен. А ты разве враг своему организму? — веселилась Лёлька. — Так вот и не спорь с природой. Нет, правда, Ксеня, ну вот чего ты так остро реагируешь? Зачем упрямишься? Он же тебе не на панель сказал идти. Попробуй, что проще-то? Подойди к этому вопросу рационально. Ну вот как я устраиваю раз в неделю по воскресеньям разгрузочные дни для оздоровления, так и тут.

— Это совсем другое!

— Конечно, другое! Это-то ещё и приятно.

— Кому как, — буркнула я.

Нет, я решительно не помнила ничего приятного в двухминутных дёрганьях Славика. Это не было больно, противно или мучительно, но и удовольствия я тоже никакого не получала. Я бы сказала, что это было утомительно.

Мы с Лёлькой ещё немного попрепирались. Она настойчива, но и я могу быть упряма. Так что около одиннадцати вечера, приговорив Шираз, мы разошлись по разным комнатам спать, оставшись каждая при своём.

11

Утром встала ни свет ни заря и принялась за марафет. Хотелось явиться на работу во всеоружии. По поводу назначения на новую должность соорудила новую причёску вместо привычного хвоста — гладко зачесала волосы назад и собрала в шишку. Это придало образу нужную строгость. С тем же умыслом нацепила очки. Они без диоптрий, просто для вида. Но стильные, в красной оправе — чтобы совсем уж не выглядеть сухарём. Надела прикупленные на лето красные туфли на высоченной шпильке.

С нарядами у нас особого выбора нет — в компании нерушимый дресс-код: белый верх, тёмный низ. Колени, руки, зоны декольте — всё это должно быть тщательно спрятано от чужих глаз, замуровано под слоями плотной, непрозрачной ткани.

Однако у меня имелась потрясающая блузка от Дольче Габбана, которую я ни разу никуда не надевала. Самое потрясающее в ней — это цена. Собственно, поэтому она так и висела в моём шкафу нетронутой. Стоило это чудо от кутюр две трети моей месячной зарплаты, а я на свою зарплату не жалуюсь. И сама бы себе я её ни за что не купила бы, даже если б сошла с ума.

Но полгода назад на ресторанно-деловых переговорах с местным угольным воротилой случился небольшой казус. Он так бурно жестикулировал, что, лихо махнув рукой, выплеснул вино. И несколько крупных бордовых брызг угодили мне на рукав. Неуклюжий хозяин угольных копий страшно смутился и затем вместе с извинениями преподнёс новую блузку.

Я, как приличная, отказывалась, но он и слушать ничего не пожелал. Носить её мне не позволяла гордость, а выбросить — рука не поднималась. А за полгода гордость уже успокоилась.

Вот только блузка стала мне… ну не то чтобы совсем мала, но села очень туго. Прямо стянула корсетом, даже дышать трудно. А ведь ещё осенью, примеряя её, я ощущала себя гораздо комфортнее.

Обычно я ношу свободный крой и лишние сантиметры могла и не заметить. Это что же получается? Неужели я толстею? Чёрт!

У меня же всегда была идеальная фигура, причём без всяких диет и фитнеса. Мамино наследство. У неё вон и в пятьдесят осиная талия. И я так верила в гены, что никогда не следила за весом.

Однако старенькие джинсы и узенькая юбка-карандаш подтвердили мои опасения. Я в них попросту не влезла.

Расстроенная я приехала на работу, едва не опоздав. Такой важный день — и так неудачно начался.

Правда потом я немного развеялась — потому что коллеги на каждом шагу опять поздравляли с повышением. Это приятно. Ну а с лишними килограммами ещё разберусь!

***

В обед я и вовсе развеселилась — встретилась в буфете со Славиком. Обычно мы проходим мимо друг друга, будто в упор не видим, но тут столкнулись в дверях.

Я как раз направлялась в буфет, а он, очевидно, уже отобедал.

— Слышал, тебя можно поздравить? — спросил мой бывший муж, а у самого лицо кислое и правый глаз нервно дёргается.

— Можно, — просияла я. — Но ты, так и быть, можешь не напрягаться. Ни к чему себя насиловать, Славик, это вредно, а у тебя и так вид какой-то нездоровый.

Он сморгнул, но не успел ничего ответить — я обогнула его и звонко процокола в своих красных Лориблю к линии раздачи. А там все такие милые. Мужчины пропускали вперёд:

— Ксения Андреевна, что ж вы будете в очереди стоять? Проходите, пожалуйста. Вставайте перед нами.

Женщины улыбались и одаривали комплиментами:

— Ксюша, вы потрясающе выглядите! Слушайте, вам так идёт эта причёска! Шикарные туфли! И блузка!

Даже суровая тётка-раздатчица, внезапно подобрев, заворковала:

— Ксения Андреевна, возьмите лучше вместо бигуса мясной рулет. Очень вкусный и свежий.

Я бы не сказала, что прежде у меня не ладилось с коллегами. Ладилось, с кем-то лучше, с кем-то хуже. Но вот такого фонтанирующего дружелюбия со всех сторон — не припомню. Даже как-то неуютно сделалось, аж рулет в горло не лез…

12

Вечером, минут за десять до конца рабочего дня, меня наконец призвал к себе директор.

Я уже истомилась в ожидании. Гипнотизировала внутренний телефон и всё гадала: ну что же он так тянет? Когда уже позовёт знакомиться с приказом?

А впорхнув в кабинет Павла Сергеевича, сразу поняла: что-то не то. Наверное, догадалась по выражению его лица, смущённо-виноватому, или по ускользающему взгляду, или по тому, как он беспрерывно настукивает по стеклянной столешнице дробь. Директор всегда такой, когда нервничает.

Я остановилась в паре шагов от его стола. Он жестом пригласил меня присесть. А у меня внутри уже всё обмерло. Что случилось-то?

Директор покряхтел, собираясь с мыслями, и затем выдал:

— Тут из Москвы, из головного офиса пришло распоряжение… Так сказать, спустили свыше, меня не спросили… Уже и приказ подписан генеральным. В общем, Ксения Андреевна, это касается должности коммерческого директора. Присылают к нам на это место какого-то своего человека.

Я просто сидела и хлопала глазами, не в силах вымолвить ни звука. И, наверное, напоминала сейчас беспомощную пучеглазую рыбу, заброшенную волной на берег.