Очень смертельное оружие
Шрифт:
– Вся эта философия хороша лишь до тех пор, пока зло не коснулось лично тебя. Если бы просто так, без всякой вины, убили кого-либо из твоих близких, вряд ли ты захотела бы сидеть сложа руки и рассуждать о законах природы. Лично я не желаю смиряться и принимать мир, таким, какой он есть. Я уверен, что могу кое-что изменить.
– Что, например?
– Не важно. Зря мы затеяли этот разговор.
– Я понимаю тебя, – сказала я. – Даосы считают, что у каждого человека есть своя правда. Бессмысленно спорить о том, чья правда правильнее и лучше. Такие споры не приводят ни к чему, кроме конфликтов.
– Значит, у убийцы тоже есть своя правда?
– Как и у всех.
– И ты могла бы оправдать убийцу?
– Я не суд, чтобы оправдывать кого-либо. Убийца убийце рознь. В некоторых случаях у человека бывают веские причины для убийства, а иногда причины просто кажутся ему вескими. В Испании одного человека страшно выводило из себя то, что кто-то регулярно отодвигал от дверей его квартиры коврик для вытирания ног. Пару раз хозяин квартиры вывешивал на дверь записки, где требовал оставить его коврик в покое, но это не помогло. И тогда он установил в квартире напротив двери заряженное ружье и протянул от курка к коврику веревку. В следующий раз, когда соседский ребенок сдвигал с места коврик, ружье выстрелило сквозь дверь и убило его.
Логику убийцы можно понять. Он полагал, что никто не имеет права трогать его коврик. Прежде чем взяться за оружие, он просил оставить его в покое. Некоторым образом он боролся за свои права и восстанавливал справедливость. Все горе в том, что во многих случаях то, что нам кажется чрезвычайно важным, на самом деле всего лишь очередной коврик для вытирания ног, который кто-то отодвигает от нашей двери.
– Ты ставишь все с ног на голову, – сказал Стив.
– Или, наоборот, с головы на ноги.
– Жареная мурена, – напомнил Иродиадис, доставая из корзины пакеты с едой и пластиковую посуду. – Не забудь загадать желание.
Мурена оказалась на удивление вкусной. Мы запивали ее шампанским, а потом, разомлев от жары, просто молча лежали на песке, прислушиваясь к мягкому шороху волн.
– Пойдем поплаваем, – предложила я. – Иначе я окончательно расплавлюсь и превращусь в медузу.
Океан был теплым, как парное молоко, но все-таки в воде было прохладнее, чем на воздухе. Я выбралась на берег и, взяв полотенце и расческу, стала приводить в порядок волосы.
Стив расстегнул сумку и вынул из нее фотоаппарат.
– Давай я сфотографирую тебя.
Я с удивлением посмотрела на мощный телескопический объектив. Это тебе не туристическая «мыльница».
– Ты что, увлекаешься фотографией?
– Это одно из моих хобби. Я даже подумываю о том, чтобы устроить свою персональную выставку.
Шакал, если, конечно, это был он, удивлял меня все больше и больше. Нет, все-таки русские киллеры далеко не так ограничены в своих интересах, как их обычно представляют.
– Боюсь, я не слишком фотогенична.
– Ошибаешься. В этом деле все зависит от фотографа. На моих снимках ты будешь выглядеть не хуже, чем профессиональная фотомодель.
Стив со знанием дела давал мне указания, как и где стоять, как улыбаться, о чем думать и что
представлять. Похоже, он действительно разбирался в том, что делает.– Ладно, теперь я тебя сфотографирую. – Я протянула руки к камере.
– А вот я действительно не фотогеничен.
– Не скромничай. Это тебе не идет.
– Серьезно. Ненавижу фотографироваться. Ты не поверишь, но у меня нет даже детских фотографий.
«Ничего удивительного, – подумала я. – В отличие от фотомоделей киллеры предпочитают, чтобы их лица не мелькали на обложках журналов».
– Дай я тогда хоть море сфотографирую. Никогда в жизни не держала в руках подобное чудо техники. Я пользуюсь исключительно автоматическими камерами, рассчитанными на полных идиотов. Кстати, какое увеличение у твоего объектива?
– Пятидесятикратное, – похвастался Иродиадис.
– Здорово. А как его регулировать?
– Сейчас я тебе покажу.
Камера оказалась на удивление тяжелой. Я села на землю, для удобства оперлась локтями о колени и, наведя объектив на маячивший на горизонте корабль, отрегулировала его на максимальное увеличение.
В кадре мелькнули лопасти сине-белого вертолета. «Абу Захид», опустив камеру вниз, прочитала я надпись на борту.
– Потрясающий фотоаппарат! – восхитилась я. – Представляешь, я даже название корабля смогла прочитать: «Абу Захид». Не знаешь, кому он принадлежит?
– Судя по названию, какому-нибудь богатому арабу, – пожал плечами Стив.
Врет, конечно, что не знает. И правильно делает.
Я перевела объектив на верхнюю палубу, гадая, находится ли на корабле знаменитый Халед Бен Нияд и как он может выглядеть.
– Интересно, куда он направляется? – задумчиво произнесла я.
– Кто?
– «Абу Захид». Не возражаешь, если я немножко понаблюдаю?
– Зачем тебе это?
– Издержки профессии. Ты не представляешь, как скучно сидеть целыми днями и придумывать детективные повести. Гораздо приятнее чувствовать себя героем детектива.
– Это зависит от того, чем заканчивается повесть.
– Мои истории обычно заканчиваются хорошо.
– Для кого хорошо? У тебя там что, никого не убивают?
– Убивают, конечно. Иначе бы их не напечатали. Кому нужен детектив без трупов? Мои издатели – как киллеры: зарабатывают на крови.
– И ты, конечно, всегда убиваешь плохих парней и оставляешь в живых хороших?
– Скажем так: в силу необходимости приходится ликвидировать некоторых персонажей, преимущественно наименее симпатичных. Я пишу веселые детективы, а не ужастики.
– Значит, ты, как ты выражаешься, «ликвидируешь» преступников и убийц?
Вот ведь привязался! Какая ему разница, кого я ликвидирую? Нет, у этого парня явно какие-то проблемы. Совесть его, что ли, начала мучить? Только этого мне не хватало. Убийцы, страдающие от угрызений совести, не были мне особо симпатичны, как, впрочем, и прочие личности, терзающиеся от неразрешимых внутренних противоречий. «Достоевщиной», как и корью, я с успехом переболела в детстве. С тех пор я успела пообщаться с таким количеством психопатов и личностей с психологическими проблемами, что утомилась от мутных глубин душевных терзаний и стала предпочитать людей с нормальной устойчивой психикой.