Очень смертельное оружие
Шрифт:
– Кто там? – поинтересовалась я.
– Это Стив.
Похоже, отдохнуть мне не удастся.
– Заходи. Не заперто.
– Как ты? – поинтересовался он.
– Немного спать хочется, – зевнула я. – А в остальном все в порядке.
– Я хотел пригласить тебя съездить со мной в Батубулан.
– В Батубулан? – удивилась я. – Что мы будем там делать?
– Я был там вчера утром. Навестил родителей убитой девочки-феи.
– Зачем? Решил выразить им свои соболезнования?
– В Батубулане живут в основном крестьяне. Они не богаты, а кремация на Бали – дорогостоящее удовольствие. Я дал денег отцу девушки. Жрец решил, что сегодняшний день благоприятен для проведения
– На похороны? Боюсь, что нет. Это слишком грустное зрелище.
– Ошибаешься. Это настоящее торжество. Кремация на Бали – праздник, который отмечают все жители деревни. Индуисты считают, что обряд сожжения освобождает душу от земной оболочки, одновременно очищая ее огнем. После совершения обряда девочка-фея сможет продолжить предначертанный ей путь в круговороте существований и в соответствии со своим желанием когда-нибудь снова родиться. День кремации – самый прекрасный день в жизни человека, своеобразный балийский эквивалент христианского вознесения. Уверяю тебя, это будет незабываемое зрелище. Его стоит посмотреть. Ты не пожалеешь.
– Ты в этом уверен?
– Абсолютно.
Я задумалась. Ничего похожего на индуистскую кремацию мне видеть до сих пор не приходилось. Искушение было слишком велико.
– Давай решайся, – подмигнул мне Стив. – Я же вижу, что тебе хочется поехать.
– Что обычно надевают на похороны?
– У тебя есть длинная юбка?
– Есть. Только она очень пестрая.
– Цвет не играет роли. Балийские женщины в день кремации надевают свои лучшие и самые яркие наряды. Здесь нет специальных правил. В принципе ты могла бы пойти и в шортах, но будет лучше, если ты не станешь слишком выделяться на фоне толпы.
– Ладно, уговорил. Подожди, я переоденусь. Надеюсь, наша сегодняшняя поездка окажется более спокойной.
– Вчера все было спокойно до тех пор, пока тебе не пришло в голову следить за арабами, – заметил Иродиадис. – Так что не стоит меня упрекать. Не забывай, что я был против твоей затеи.
– Бес попутал, – вздохнула я. – Но теперь с меня хватит. Больше никаких приключений.
– Интересно, сколько раз в день ты повторяешь эту фразу? – с усмешкой спросил Стив.
В деревне царило необычное оживление. Внутри и вокруг кампунга Луксамана Сурьяди, отца убитой девочки, стояли бесконечные столы, уставленные всевозможными яствами. Там были пиалы с рисом, приправленным кусочками жареной курицы, блюда из овощей и креветок, какие-то остро пахнущие сладости. Вокруг столов толпились нарядно одетые гости.
Музыканты исполняли на гамеланах нежную, спокойную мелодию.
В центре площадки перед домом Луксамана возвышались многоярусная башня для сожжения тела и «небесный корабль» – громадный саркофаг в виде крылатого льва. Его основание было украшено золотой фольгой, изображениями духов, могучих змей-нагов и символическими орнаментами.
«Действительно, дорогое удовольствие», – подумала я.
Стив снова меня удивил. Не ожидала подобной щедрости от наемного убийцы. Впрочем, в былые времена мне бы в голову не пришло, что Герой Советского Союза может превратиться в киллера. Чужая душа – потемки. Или таким образом Шакал замаливает свои прошлые грехи?
Послышалось мелодичное пение, и из ворот кампунга потянулась вереница девушек в золотистых одеждах. В руках они несли миниатюрные фигурки рыб, быков, драконов.
– Куда они направляются? – поинтересовалась
я.– На кладбище, – объяснил Стив. – Фигурки у них в руках – это своеобразные повозки для путешествия на небеса. С помощью священных песнопений девушки надеются пробудить души умерших, но не кремированных людей, и дать им возможность перейти в повозки. После приношений богам и злым духам над фигурками будет совершен очень дорогостоящий ритуал пембресихан, символизирующий первое очищение, а затем фигурки предадут огню.
– Разве не всех умерших кремируют? – удивилась я. – Ты же говорил, что без кремации душа не сможет освободиться от земной оболочки.
– У крестьян не хватает средств на кремацию, – пожал плечами Иродиадис. – Поэтому они хоронят покойников на кладбище, а потом иногда в течение десятков лет собирают деньги на проведение обряда. Скопив нужную сумму, крестьяне выкапывают останки и сжигают их. В данном случае девушки с фигурками как бы присоединяют к обряду кремации девочки-феи символическое сожжение других покойников. Хочешь попробовать праздничные блюда?
– Что-то у меня нет аппетита.
– Ты обязательно должна что-либо съесть, иначе твое поведение оскорбит хозяев.
– Похоже, у меня нет выбора.
Мы смешались с шумной смеющейся толпой, окружающей столы.
– Попробуй бубур-айям, – предложил Стив, указывая на пиалу с желтоватым рисом и кусочками жаренной курицы.
– Напоминает плов, – заметила я.
– Только видом. Особые специи придают бубур-айяму совершенно неповторимый вкус. – Взяв пиалу со стола, Стив протянул ее мне. – Подожди меня, я сейчас вернусь.
Я не успела спросить, куда он собирается, как Стив уже исчез. С пиалой в руках я отошла от стола, пытаясь сообразить, что за дела у него могут быть в Батубулане.
Я обнаружила Иродиадиса около ворот. Стив беседовал со смуглым коренастым мужчиной. Балиец жестом пригласил его последовать за собой, и оба скрылись за дверью одного из строений кампунга.
С трудом подавив порыв проследить за Шакалом, я все же решила обуздать свое любопытство и с некоторым сожалением вернулась к столу. Все. Хватит с меня. Больше никакой слежки, никаких приключений. Я это твердо решила.
Стив вернулся минут через пятнадцать.
– Куда ты ходил? – невежливо поинтересовалась я.
Иродиадис усмехнулся:
– Ты же видела.
– Это получилось случайно. Я просто гуляла.
– Кто бы спорил?..
Стив явно насмехался надо мной.
– Что это за человек, с которым ты разговаривал?
– Отец девочки.
– Я так и подумала. Он как-то не вписывается в праздничную толпу. Любопытный типаж. Он не похож на остальных. В нем есть что-то дьявольское. Какое-то скрытое безумие. Может быть, он производит такое впечатление из-за того, что он очень расстроен из-за смерти дочери, хотя мне он показался не столько расстроенным, сколько зловещим.
– И после этого ты жалуешься на близорукость? Ты ведь была далеко от нас.
– Вряд ли я определила это по выражению его лица. Скорее это было чувство. Когда я впервые встречаю человека, у меня часто возникает особое чувство, связанное с ним, примерно как у собаки, которая с первого взгляда отличает любителей животных от плохих людей. Возможно, таким образом я компенсирую слабое зрение, как слепые восполняют свой дефект сверхразвитыми слухом и обонянием. В большинстве случаев это чувство слабо выражено, но иногда оно бывает очень сильным, как сигнал тревоги. От этого балийца исходит ощущение скрытой опасности.