Очерки истории Ливонской войны. От Нарвы до Феллина. 1558—1561 гг.

Не был заинтересован в нарушении status quo и престарелый король Дании Кристиан III, чего не скажешь о короле Польши и великом князе Литовском Сигизмунде II Августе. Интерес Ягеллонов к ливонскому вопросу имел давнюю предысторию. Еще в 1526 г. герцог Прусский Альбрехт Гогенцоллерн, только что «приватизировавший» владения Тевтонского ордена в Пруссии и принесший вассальную присягу польскому королю, предложил своему сеньору, великому князю Литовскому и королю Польскому Сигизмунду I (отцу Сигизмунда II) поделить Ливонию между Москвой и Краковом [62] . Как отмечал белорусский исследователь О. Дзярнович, в последующую четверть века Альбрехт постоянно поднимал этот вопрос в переписке с Ягеллонами – и с отцом, и с сыном [63] . Характеризуя личность последнего, русский историк Г.В. Форстен писал, что «при всей своей женственности, при свойственной ему лени и умственной неповоротливости он нередко был способен на весьма удачную дипломатическую уловку, составлял любопытные проекты, проявлял и лукавство, и жестокость…» [64] . Идея Альбрехта пришлась ему по душе, и осенью 1552 г. Сигизмунд II и Альбрехт тайно встретились сперва в Крупишках, а затем в Брайтенштайне и обсудили перспективы «инкорпорации» Ливонии в состав Короны. Рассуждая о московской угрозе захвата Ливонии, они договорились, что герцог разработает план этой самой «инкорпорации» по образцу и подобию аналогичного прусского акта 1525 г. [65] . Отметим, что московит, коим пугали друг друга конфиденты, в это время все еще осаждал Казань, отразив перед этим вторжение крымского хана Девлет-Гирея, и, вынашивая идею «интеграции» Астраханского ханства, договаривался об этом с ногаями. Зададимся вопросом – до Ливонии ли было Ивану в это время? И не стремился ли Сигизмунд использовать занятость своего заклятого московского друга татарскими делами для того, чтобы по-быстрому провернуть ливонское дело?

62

См.: Попов В.Е., Филюшкин А.И. «Война коадъюторов» и Позвольские соглашения 1557 года // Studia Slavica et Balcanica Petropolitana. № 1/2 (5/6). 2009. С. 151.

63

Дзярновiч А. «Прускi» сцэнарый для Iнфлянтаў: да пытання выкарыстання катэгорый «iнтэграцыя» i «iнкарпарацыя» ў дачыненнi да XVI ст. // Праблемы iнтэграцыi i iнкарпарацыi ў развiццi Цэнтральнай i Усходняй Еўропы ў перыяд ранняга Новага часу. Мiнск, 2010. С. 87.

64

Форстен Г.В. Балтийский вопрос в XVI и XVII столетиях (1544–1648). Т. I. Борьба из-за Ливонии. СПб., 1893. С. 38.

65

Филюшкин А.И. Польско-прусский план инкорпорации Ливонии в 1552–1555 гг. // Вестник Санкт-Петербургского университета. 2011. Сер. 2. Вып. 4. С. 24–25.

Однако вернемся к Ливонии и Сигизмунду с Альбрехтом. Прусский герцог, сообразив, что король вынашивает планы, не совсем совпадающие с его намерениями, не слишком торопился с реализацией достигнутого осенью 1552 г. соглашения, но в конце концов в 1555 г. предложил Сигизмунду великолепную, как ему казалось, идею. Суть ее заключалась в том, что вакантное место коадъютора при родственнике Альбрехта рижском архиепископе Вильгельме должен был занять «многообещающий юноша» Кристоф Мекленбургский. Его назначение неизбежно должно было вызвать противоречия между орденом (который возглавлял престарелый магистр Г. фон Гален) и рижским архиепископом, и вот тогда Сигизмунд должен был вмешаться в конфликт, защитив интересы рижского своего родственника.

Королю после некоторых колебаний этот план понравился, тем более что идея назначения Кристофа уже была неплохо проработана королевскими и герцогскими дипломатами при европейских дворах. Москва же, как пола гали в Кенигсберге и Кракове, не станет вмешиваться в ливонские разборки, занятая разрешением «татарского» вопроса и войной с Густавом Васой (и не ошиблись в этом). Воодушевленный королевской поддержкой, в конце 1555 г.

Альбрехт начал действовать. В январе 1556 г. рижский капитул избрал Кристофа коадъютором. Гален отказался признать этот выбор и содействовал тому, чтобы его заместителем-коадъютором был избран В. фон Фюрстенберг, враг рижского архиепископа и противник сближения с Польшей. В результате летом того же года в Ливонии вспыхнула война, в которой Вильгельм и Кристоф потерпели поражение. Сигизмунд, как и ожидалось, получил повод вмешаться и летом следующего года придвинул свои войска к границам Ливонии со своей стороны, а Альбрехт – со своей. Фюрстенберг, наследовавший умершему к тому времени Галену, был вынужден пойти на заключение соглашения с Сигизмундом в городке Позволь [66] .

66

О договоре и обстоятельствах его заключения см. подробнее: Попов В.Е., Филюшкин А.И. «Война коадъюторов» и Позвольские соглашения 1557 года… С. 157–167.

Среди статей Позвольского договора была и та, что в особенности задевала интересы Москвы, – согласие ордена на союз с Польшей, нацеленный против Русского государства [67] . И здесь уже не так уж и важно, полагали ли в Москве факт заключения этого договора тем самым casus belli, что открыл путь к войне, или нет. Позвольские соглашения и открытое вмешательство Польши и Литвы в ливонские дела наложились на возникшие к этому времени осложнения в отношениях между Иваном IV и ливонцами.

67

Там же. С. 181–182.

Для Москвы точкой отсчета можно считать уже упоминавшиеся выше переговоры 1550 г. вокруг условий продления перемирия между Новгородом и Псковом с одной стороны и Ливонской конфедерацией с другой. Обративший свой гнев на ливонцев Иван IV не велел своим псковским и новгородским наместникам, посредством которых он общался с ливонцами, «дати перемирья» последним. Поспешно прибывшее посольство получило от Ивана годовую отсрочку на «исправленье», но ни в 1551 г., ни в последующие годы «исправленья» не последовало. Москва же, занятая казанской проблемой, не настаивала на своем требовании и вспомнила об этом лишь в 1554 г., когда начались переговоры о возобновлении русско-ливонского перемирия.

На этих переговорах Москва четко озвучила три основных требования, которые должны были удовлетворить ливонцы. Первое – русские обвиняли ливонских ландсгерров в том, что они «из заморья людей служилых и всяких мастеров» не пропускали во владения Ивана IV [68] . Второе было четко зафиксировано в обоих, новгородском и псковском, договорах соответственно с магистром и дерптским епископом. В соглашениях был ясно и недвусмысленно прописан перечень товаров, которые имели первостепенную важность для московитов и пропуск которых в Московию имел бы особое значение (хотя бы потому, что этих товаров в ней самой или не было вовсе, или производилось мало и невысокого качества). Так, в псковском договоре было прописано условие предоставить купцам и гостям «горою и водою путь чист», «приехати и отъехати безо всякие зацепки, и у заморцов золото и серебро, и медь, и олово, и свинец, и сукна, и иные тавары, опричь одных пансырей (выделено нами. – В. П.)…» [69] . Таким образом, выходит, что «пансыри» для Ивана были менее важны, нежели сукно и цветные металлы! И еще любопытно, что список стратегических товаров, которые нежелательно пропускать в Московию, из «суппликации» фон дер Рекке [70] , чуть ли не дословно совпадает со списком Ивана Грозного!

68

См., например: Договор новгородских наместников с ливонским магистром, 24 июня 1554 г. // Филюшкин А.И. Изобретая первую войну России и Европы… С. 638.

69

Договор псковских наместников с дерптским епископом, 24 июня 1554 г. // Филюшкин А.И. Изобретая первую войну России и Европы… С. 645.

70

Напьерский К.Е. Русско-ливонские акты. С. 378.

И наконец, требование третье, которое и сыграет спустя четыре года роковую роль. Москва затребовала от дерптского епископа так называемую «юрьевскую дань». Происхождение этой дани и по сей день остается предметом научных дискуссий [71] , но на переговорах 1554 г. неожиданно для ливонцев выяснилось, что московиты считают ее выплату давней обязанностью «вифлянских немцев». Более того, окольничий А. Адашев и дьяк Посольского приказа И. Висковатый, представлявшие интересы русского царя на переговорах, не только затребовали выплаты дани, но и заявили о необходимости выплатить недоимки, накопившиеся за минувшие десятилетия. Когда ливонские послы услышали об этом, у них, по словам ливонского же хрониста Ф. Ниенштедта (который, кстати, участвовал в подготовке поездки этого посольства в Москву), «чуть глаза изо лба не выскочили и они решительно не знали, как тут быть: условливаться и сговариваться о дани они не имели никакого наказа и не смели также просить о сбавке» [72] . Да и как тут просить о сбавке, не говоря уже об отказе платить вовсе, если Адашев и Висковатый более чем прозрачно намекнули, что, ежели договориться о выплатах не получится, их государь сам придет и возьмет то, что причитается ему по праву и «по старине».

71

См., например: Selart A. Der «Dorpater Zins» und die Dorpat-Plescauer Beziehungen im Mittelalter // Aus der Geschichte Alt-Livlands. Festschrift fur Heinz von zur Muhlen zum 90. Geburtstag. Vunster, 2004. S. 11–37.

72

Ниенштедт Ф. Ливонская летопись // Сборник материалов и статей по истории Прибалтийского края. Т. IV. Рига, 1882. С. 10.

Деваться было некуда, и послам пришлось согласиться с требованием настырных московитских дипломатов, хорошо подготовившихся к переговорам (в отличие от ливонцев). В текст договоров, заключенных между ливонцами и наместниками Новгорода и Пскова, были внесены ставшие затем роковыми положения об обязательствах Ливонии выплачивать Ивану IV «дань свою Юрьевскую, и старые залоги со всее Юрьевские (Дерптское епископство. – В. П.) со всякие головы по гривне по немецкой», и, собрав требуемую дань «как изстари бывало», прислать по истечении трехлетнего срока [73] .

73

Договор новгородских наместников с ливонским магистром, 24 июня 1554 г… С. 639.

В тексте договоров, подписанных в июне 1554 г., были и другие статьи, касавшиеся и свободы торговли, и обязательства ливонских ландсгерров «не приставати никакими делы» к Польше или Великому княжеству Литовскому. Но именно вопрос о «юрьевской» дани стал тем камнем преткновения, из-за которого в конечном итоге все и началось. Три года, отведенные Адашевым и Висковатым для «исправленья» ливонцев, истекли в 1557 г., и под конец года в Москву прибыло новое ливонское посольство, желавшее продлить перемирие на очередной срок.

Эти переговоры проходили в весьма напряженной обстановке. Накануне прибытия ливонской делегации в Москве решили, чтобы партнеры по переговорам были более сговорчивыми, провести внушительную военную демонстрацию на границах Ливонской конфедерации. Заодно была заготовлена и «разметная» грамота, в которой, среди прочих причин, вызвавших войну, снова звучал мотив «неисправленья» «германов» в торговых вопросах и вопросах свободного пропуска в Московию военных и мастеровых людей. Кстати, о мастерах – любопытное указание содержится в наказе Ивана новгородским дьякам, датированном февралем 1556 г., то есть временем Русско-шведской войны, – какие специалисты требовались в первую очередь. Царь требовал от дьяков, чтобы те сыскивали у детей боярских, возвращающихся с фронта, «немецких полоняников», которые «умеют делати руду серебряную, и серебряное дело, и золотное, и медяное, и оловянное и всякое», велев тем детям боярским ехать с этими полоняниками на Москву, где их, детей боярских, за таких специалистов, если они «годны будут к нашему делу», пожалуют «нашим государским жалованьем» [74] .

74

Дополнения к актам историческим, собранныя и изданныя Археографическою Коммиссиею. Т. I. СПб., 1846. С. 151.

В ходе самих переговоров Иван демонстративно поигрывал «мышцей бранной» и, надо полагать, вряд ли случайно некий англичанин оказался на ежегодном смотре московской артиллерии и стрельцов. Правда, ливонские послы на самом смотре не присутствовали, но были осведомлены о нем. Как писал член посольства Т. Хернер, расставшись с Адашевым и Висковатым, он и другие члены посольства, возвращаясь на выделенное им московское подворье, обратили внимание, что «перед царским дворцом сидело на конях множество военачальников Г. Вел. Князя. Вслед за нами отправился в поле на коне Вел. Князь, сопровождаемый огромной толпой стрельцов; наш же пристав не позволил нам смотреть на Вел. Князя и его толпу, но понуждал (нас) ехать прямо на подворье. После сего через час времени Вел. Князь приказал открыть пальбу из больших и малых орудий, которая продолжалась целый день» [75] .

75

Дневник ливонского посольства к царю Ивану Васильевичу // ЧОИДР. 1886. № 4. IV. Смесь. С. 18.