Одержимость. Моя любой ценой

– Едем сразу в аэропорт, – сообщил мне Витя после короткого разговора с каким-то Арсением Валерьевичем.

Машину пропустили к самому трапу, там нас уже ждал белоснежный красавец с эмблемой компании. Никогда не летала на частных самолетах, интересно, в чем разница?

Разницу ощутила сразу, стоило подняться на борт. Приветливая стюардесса и улыбающиеся пилоты, огромный салон с мягкими диванами и плоским экраном на всю стену. Чуть поодаль шёл коридор с несколькими закрытыми дверями. Всё сверкало деревом и золотом.

Бушуев сидел в кресле и кого-то громко материл по телефону, при этом его лицо было напряжённым и злым. Я уловила фамилию Мингиров и сглотнула неожиданно скопившийся в горле комок. Твою мать! Этот Мингиров, видно, не слабо ему насолил, то-то он и пристал ко мне! Услышав слово «китайцы», я всё поняла.

Села на предложенное стюардессой место, попросила кофе и что-нибудь перекусить. Живот сводило от голода и нервов. Мингиров, Мингиров… Кто же ты такой? Почему Бушуев так уверен, что мы знакомы? По салону растянулся запах сигаретного дыма, я обернулась.

Дима курил и пристально смотрел в мою сторону. Я, наверное, никогда не смогу привыкнуть к его тёмным гипнотизирующим глазам. Сейчас он был таким красивым, что у меня перехватило дыхание. Я смотрела на его сильные руки с длинными пальцами, и мозг тут же рисовал, как эти руки ласкают моё тело, выбивая из груди дикие стоны. Чёрт! Я ненормальная!

– Как мама? – спросил Бушуев и прошёлся взглядом по моему наряду, когда дело дошло до кед, он криво усмехнулся.

– Она спала, – я намеренно закинула ногу на ногу, демонстрируя свою обувь.

Хотел поприличнее? Вот тебе кеды, а не нравится – катись в пекло!

Рядом материализовалась стюардесса и подкатила столик, на котором стоял кофейник, две чашки, сливки и разнообразные закуски. Глаза радостно засекли пирожные с кремом.

– Пожалуйста, ваш кофе, – приветливо улыбнулась девушка, а я отметила, что фигура у неё идеальная, впрочем, как и лицо, которым она напомнила мне куклу Барби, – Приятного аппетита, – она вновь улыбнулась, но я заметила какой жаркий взгляд, уходя, эта кукла бросила на Диму.

В голове тут же вспыхнули образы страстного секса между ними. Вот она в одних чулках сидит на нём сверху, а Бушуев жадно целует её грудь, его руки скользят по её упругим ягодицам…

– Ты что меня игнорируешь? – недовольный голос Димы вырвал меня из этого кошмара.

– Нет, – спокойно ответила я и откусила кусочек аппетитного бутерброда с ветчиной и салатом.

Тёмные глаза зло сверкнули, и Бушуев, в два шага преодолев разделяющее нас расстояние, сел в кресло напротив:

– Я спросил, с какой школьницы ты стащила эту обувь? – вздернув бровь, сказал Бушуев, и мне стало смешно. – У тебя, что в гардеробе либо наряды проституток, либо школьная форма?

– Пошёл ты, Бушуев! Как же ты меня достал! Не нравится? Не смотри! И отстань! Я есть хочу! – с этими словами я откусила ещё кусочек и принялась демонстративно жевать.

Я, молча, поглощала вкуснейший бутерброд и старалась не смотреть на этого гада. Дима к моему удивлению не издал ни звука, наблюдая, как я утоляю голод. Но когда дело дошло до миниатюрных кремовых пирожных, он вдруг оказался рядом и, выхватив лакомство, нагло положил его в рот!

– Нет! – мой расстроенный вскрик заставил его рассмеяться, а в следующую секунду, Бушуев схватил тарелку с пирожными и вернулся в своё кресло.

Его взгляд не предвещал ничего приличного, а слова лишь подтвердили это предположение:

– Хочешь десерт? Иди к папочке на ручки! – усмехнувшись, этот шантажист подхватил пальцами мою прелесть и закинул в рот.

Не знаю, чего в этот момент мне хотелось больше: пирожных или оказаться на коленях у Димы. Я не стала строить из себя принцессу и, обойдя столик, села к нему на руки. А дальше всё было очень вкусно и дико эротично. Дима умудрялся не только кормить меня пирожными, но и ласкать свободной рукой мою грудь, целуя жадными губами шею.

– Мы взлетаем, необходимо занять места и пристегнуть ремни, – сообщила стюардесса, больше не улыбаясь.

Вот ведь кобель! Точно у них что-то было! На душе стало противно. Я спрыгнула с колен Бушуева и села в кресло, пристегнула ремень и отвернулась к окошку иллюминатора. Мне не хотелось видеть его лицо. Казалось, что он сразу поймёт, как сильно я хочу придушить эту Барби. Понимание того, что я ревную Диму, неприятно кольнуло внутри. Беги, Варя! Беги! Вот только как? Если он не отпускает.

– Верни мою сумку. Я итак никуда не сбегу, – немного успокоившись, сказала я.

– Верну. Когда ты мне ответишь, почему Артур Мингиров названивает тебе вторые сутки? – колючие глаза прожигали меня насквозь.

– Откуда мне об этом знать? Его номер, что вбит в мой список контактов? – злость и ревность придали мне смелости.

– Нет, но…

– Вот и отвали! Верни мою сумку! Мне надо позвонить! – чувствовала, что накалилась до предела и вот-вот переступлю черту.

– Кому? Своему любовнику Гурьеву? Или бывшему мужу? С ним ты тоже трахаешься? – если бы не тон, я бы решила, что Дима шутит.

Придурок! Ещё немного и он обвинит меня в сексе с половиной Питера!

– У тебя совсем крыша поехала? Что за бред ты несёшь? Сначала Мингиров, которого я знать не знаю, теперь Гурьев!

Стоп, а что это я перед ним оправдываюсь?

– И вообще иди к чёрту! Тебя не касается, с кем я сплю!

– Значит трахаешься с бывшим мужем, да, Варя? Он поэтому тебе названивает? Цветочки вчера в офис притащил! Никак не забудет, как ты сосёшь?

В этот момент к нам вышла стюардесса:

– Можно отстегнуть ремни, – она, игнорируя моё присутствие, призывно улыбнулась Диме.

– Пошла вон! – заорал на неё Бушуев, а я решила воспользоваться ситуацией и, вскочив с места, рванула к дверям.

Мне надо было срочно остаться одной, глаза жгло от грязных обвинений. Бушуев перехватил меня у двери и, открыв её, толкнул внутрь. Это оказалась компактная спальня, почти всё пространство которой занимала кровать. Я оказалась зажата в крепких мужских объятьях, слёзы брызнули из глаз, но мне меньше всего хотелось, чтобы этот жестокий мужчина их видел. Я пыталась вырваться, билась в его руках, как раненная птица. Больше всего я не хотела, чтобы он опять повернул всё к сексу, но он лишь крепко сжимал меня в своих объятиях: