Одержимый сводный брат

Ненавижу, что со мной всё повторяется.

Хочется зарычать, но последнее что-то переключает во мне. Огненная злость распаляет вены, чем больше думаю, тем сильнее разжигаю настрой, накручивая себя едва ли не до желания войти в аудиторию и выволочить Крис из неё за волосы. Если уж предстоит ходить с клеймом извращенки, то пусть оно будет обоснованно.

Вылетаю из машины на тех же парах, что в неё и залетала. У меня прям всё кипит внутри, как хочу что-нибудь разгромить. Да хотя бы на кого-нибудь накричать, чтобы больше не срываться на тех, на ком нельзя, как случайно сорвалась на отчима. Даже представить боюсь, чем всё…

Я вскрикиваю так громко, что оглушаю сама себя. Внезапно справа тормозит со свистом машина, перекрывая мне проход. Распознать какая, совсем не успеваю. Да я вообще ничего не успеваю. Одно мгновение, и меня хватают за руку, втягивая так быстро внутрь, что осмысленно закричать, чтобы хоть кто-то заметил, не получается. Я уже внутри. На коленях водителя, по инерции свисая головой почти до пассажирского. Но до конца не падаю, руки, мучающие меня обычно только в фантазиях, уже во второй раз за день держат меня так, будто никогда не планируют отпускать. В синих глазах пляшут бесята, когда Кайманов выдаёт нахальную ухмылку.

— Я привёз тебе джинсы, птичка, а то ты забыла одеться.

— Кайманов, ты сдурел? — на выдохе лепечу онемевшими губами.

У меня сердце от пережитого ужаса заходится, а этот гад улыбается. Глаза горят как никогда не горели, вот только не зверской дикостью как обычно, а настоящим весельем.

Он смотрит на меня сверху вниз, чуть нависая и намеренно оставляя в этом положении. Ещё немного, и меж лопаток вопьётся рычаг коробки передач. Если Егор отпустит меня. У самой духу не хватает подняться. Для этого нужно схватиться за него, руль не надёжно — крутится, передняя панель — скользкая, а вот серая футболка Кайманова вполне могла бы подойти, если бы я действительно могла к нему сейчас прикасаться.

«Опасно» вопят во мне все инстинкты. Контакт с ним что-то во мне переключает. Не то что дать отпор, имени своего вспомнить не смогу. У меня и так проблемы с его глазами, которые топят какую-то печку безумия во мне. А тут тело к телу, и так хватает того, что моя задница сидит прямо на его коленях. В последний раз, когда мы так тесно соприкасались, закончился тем, что его губы оказались поверх моих, потом его поцелуи спустились на шею, ключицу, живот. И ниже, и ниже…

— Егор! — воплю прямо на всю машину.

Сама зажмуриваюсь. Плохо. Дышать нечем. Начинается гипервентиляция лёгких. Совсем не думаю, что требую, вся сосредоточенность уходит на ровный голос.

— Подними меня, — говорю на выдохе и открываю глаза, думая, что немного готова с ним встретиться взглядом. Вот только не с таким. Потому что Егор в отличие меня, понимает больше.

Одно слово:

— Смело.

А я даже удивиться не успеваю, к чему это, как понимаю всё прекрасно сама. Пара движений, и Егор садит меня на себя. Прямо лицом к лицу. Глаза к глазам. Губами…

Да мы же почти касаемся ими.

Отскакиваю резко назад, и будто и так проблем было мало, бьюсь спиной об клаксон, оповещая всех до единого студентов, спешащих на пары, чем мы тут занимаемся. По крайней мере, этой позы будет достаточно, чтобы именно такие слухи и разнеслись по универу. В купе с извращенкой — самое то.

Пытаюсь скорее слезть с этого гада, но сильные руки сжимают мои бёдра, возвращая назад на свои. Сам Кайманов чуть откидывает голову назад и с удовольствием наблюдает за уровнем растерянности и отчаяния на моём лице.

— Готова к переговорам? — выдаёт придурок с ухмылкой.

А у меня наверное вена на лбу надувается от злости и возмущения.

— Какие, к чертям, переговоры!? Ты дурак, Егор? Хватит играть в свои долбанные игры! Отпусти меня или я…

— Что ты, Лина? — будто очень хочет помочь вопрошает он.

А я на мгновение теряюсь. Но потом… сама не знаю, откуда хватаю столько смелости.

— Твоему отцу расскажу, — без единого намёка на пустую угрозу, выдаю я.

Но как обычно слишком быстро проигрываю.

— А я уже рассказал, — убирает он одну руку с моего бедра, чтобы отвести её в сторону. — И ничего, как видишь. Живой, сижу здесь и всё ещё готов заключить пакт о ближайшем перемирии.

Ага, нашёл дуру.

Я прямо вслух смеюсь, ни на минуту ненамеренная ему подыгрывать.

— В жопу себе засунь свои пакты!

Но нет, я Егора вообще не злю, да в его глазах даже и намёка нет на то, что его это как-то задевает. Вот вызов — да. Он вообще ведёт себя так, будто любое моё слово или действие для него своеобразный вызов. Усмехается и как-то странно качает головой, заставляя меня занервничать.

— Эх, Лина-Лина, — выдаёт он непринуждённо, — и почему мне кажется, что ты сама хочешь, чтобы это сделал я?

Недоуменно хмурюсь. О чём он? Но у меня даже секунды нет на размышление. Внезапно Кайманов убирает единственную спасительную преграду между нашими телами, откидывая мою сумку на соседнее сидение. Я же просто только и могу наблюдать за его неспешными, расслабленными движениями, даже не догадываясь, что он мог задумать, как вдруг взгляд останавливается на моей ширинке. А почему там? Да потому что Егора пальцы там, абсолютно без заминок просто принимаются расстёгивать пуговку. Что за…

Я визжу. Или кричу. Сначала правда охаю, шумно втягивая воздух, а потом начинаю бить его по рукам, сдвигаясь назад, насколько позволяет его вторая рука. И снова, и снова упираюсь в клаксон, который гудит на всю мощь.

— Кретин! — продолжаю лупить его двумя кулаками, но уже не по руке, а со всей мощи по его каменной груди, от ударов по которой аж рёбра ладоней горят.

Но недолго, ровно до того момента, пока Егору не удаётся перехватить оба моих запястья. Он сводит их вместе, держит крепко в своих руках, а когда я поднимаю взгляд с них к его глазам, меня поражает их неописуемая серьёзность. Никакого намёка на веселье.

— Переоденься, Лина, — говорит ровно, но от подтона его голоса, слишком холодного и гладкого, внутри меня стихает вся буря эмоций. Егор кивает головой в сторону заднего сидения. — У тебя пять минут, после чего я завожу машину, и мы едем домой, где, поверь, я точно переодену тебя сам.

И именно так всё и будет. Это обещание отображается в его глазах. У меня даже дрожь по позвоночнику скатывается, только от одного представления, как его руки тянут вниз по бёдрам грубую ткань джинсы. С трудом сглатываю, пытаясь избавиться от непрошенных, но таких живых картинок.