Один год из жизни Уильяма Шекспира. 1599

Эндрюс начал свою проповедь, как и полагается, цитатой из Писания, смысл которой он будет развивать: «Когда пойдешь в поход против врагов твоих, берегись всего худого» (Второзаконие 23: 9). Затем он продемонстрировал с драматической театральностью, насколько точно эти библейские слова характеризуют текущее положение дел в Ирландии. «Чтобы увидеть подобие тех дней и этих, отражение этих дней в тех, не требуется долгих объяснений. Мы слышим „когда“ и понимаем — сейчас. Мы отправимся в путь, и наше войско встретится с врагом». Стоит, пожалуй, процитировать более длинный фрагмент (как и тексты Шекспира, проповеди лучше всего прочитать вслух), чтобы услышать характерную интонацию Эндрюса — обрывистую, шероховатую, полную эмфаз, усеянную остроумными метафорами и игрой слов, — стиль, столь любимый елизаветинцами:

Наше войско отправляется в поход, в молитве и надежде наши сердца обращены к Богу, и мы просим его: пусть поход будет успешен, и втройне успешно возвращение нашей армии, исполненное победного ликования, домой, к Ее святому Величеству; с чувством выполненного долга и на радость всему народу.

Обратите внимание на ритмическое повторение фраз «это время» и «этот день»:

Обычно во время Великого Поста (this time of the fast), а также в первый день Поста (this day, the first day of it) мы стремились соблюдать Пост и воздерживаться от грехов. Этот день и это время (this day, and this time) предназначены Церковью именно для этой цели. Однако… в этом году Господь послал нам и другое испытание; на этот раз (this time) это война, время, также располагающее к покаянию и молитве… Вот конечная цель… и если мы отправимся в путь с молитвой, то быстрее продвинемся вперед и вернемся домой с честью и ликованием.

Буквально через месяц лондонская публика услышит не менее воодушевляющую речь по схожему поводу — прославление войск, идущих в бой в «этот день» («This day is called the Feast of Crispian…»):

Сегодня день святого Криспиана;

Кто невредим домой вернется, тот

Воспрянет духом, станет выше ростом

При имени святого Криспиана.

Кто, битву пережив, увидит старость,

Тот каждый год в канун, собрав друзей.

Им скажет: «Завтра праздник Криспиана»,

Рукав засучит и покажет шрамы:

«Я получил их в Криспианов день».

( «Генрих V», IV, 3; перевод Е. Бируковой )

Задача Эндрюса — поощрить, если не благословить, план разгрома Тирона, не оправдавшего доверия королевы: «Итак, различные королевские почести были оказаны и самым неблагодарным образом отринуты; помилование много раз милостиво предложено и самым неблагодарным образом отвергнуто; о да, доверие скомпрометировано, ожидания обмануты; неприязнь усиливается, ибо терпение исчерпано. И потому перед нами враг, и время пришло». И хотя Эндрюс безоговорочно поддерживает военную кампанию, это не мешает ему упрекать государство за прежние действия — отправку на войну плохо экипированных солдат. Пусть в этот раз все будет иначе: «Нужно подготовить провиант <…> А также обеспечить достойную оплату <…> Мы должны отправить в путь войско, а не скопище полуголых или голодных солдат». И вероятно, напрямую обращаясь к Эссексу (который не так давно хвалился, что для него опасность — потеха, а смерть — празднество), Эндрюс предупреждает: «война — совсем не развлечение» и «кажется таковой» только поначалу; она «в конце концов обернется горьким разочарованием», «если продлится долго». Эти слова наверняка встретили одобрение королевы.

В «Генрихе V» есть ряд фрагментов, которые Шекспир не мог почерпнуть ни в хрониках, ни в других источниках. Они связаны с двумя аргументами Эндрюса — оправданием церковью агрессивной войны и отпущением грехов всем тем, кто идет на войну. Хроника «Генрих V» открывается размышлением священника о неминуемом военном походе, за которым практически сразу следует один из самых длинных монологов шекспировских пьес, — по сути, проповедь архиепископа Кентерберийского, настаивающего на правомерности наступательной войны Генриха V против соседнего государства. Эндрюс заверяет Елизавету, Эссекса и придворных: если война «законна и не является грехом», то «не только оборонительная, но и наступательная война имеет право на существование», а епископ Кентерберийский в шекспировской пьесе утверждает, что основания для войны законны, справедливы, и церковь дает Генриху благословение.

Связь между проповедью Эндрюса и шекспировской пьесой видна и в сцене, в которой переодетый Генрих V пререкается со своим войском накануне битвы при Азенкуре, отказываясь признать свою вину, в случае если война несправедлива. В настойчивых словах Генриха о том, что «душа каждого принадлежит ему самому» и каждый солдат «должен очистить свою совесть от малейших частиц зла», слышна мысль Эндрюса, утверждавшего, что война — время сугубой молитвы: «Как же это непристойно, как низко и как глупо предаваться греху тогда, когда мы отправляемся в поход, дабы освободиться от греха. Оправляемся покарать повстанцев, а сами восстаем против Бога?» Эндрюс свято верил в то, что победа принадлежит Богу, а не человеку («что быстрое и безопасное возвращение домой тех, кто оправился в поход… зависит от того, пребудет ли с ними Господь»); эта же мысль звучит в шекспировской пьесе в словах Генриха V о том, что победа одержана только с Божьей помощью: «Твоя десница, Боже, / Свершила все! Не мы, твоя десница» (IV, 8).

В тот день Шекспир вернулся в Лондон, чтобы подписать контракт на строительство Глобуса, и в голове у него звучали последние слова проповеди Эндрюса. Предпасхальные каникулы подарили драматургу несколько драгоценных недель — он успеет закончить пьесу и передать ее распорядителю празднеств, а затем и актерам, чтобы они выучили роли к началу марта, когда театры возобновят свою работу.

Глава 5

«Горсточка счастливцев»

Месяц спустя в Лондоне давали два спектакля — в Куртине, в Шордиче, на северном берегу Темзы, и в Розе, театре Хенслоу в Саутуорке, на южном берегу, неподалеку от Лондонского моста. Лодочники в тот день работали не покладая рук. Флаги, развевавшиеся на зданиях театров, напоминали о том, что представления возобновились, так как Великий пост уже закончился. Обе труппы — Слуги лорда-камергера и Слуги лорда-адмирала — расклеили афиши по всему городу, и лондонцы только и говорили, что о предстоящем событии. В день спектакля музыканты били в барабаны и трубили, привлекая зрителей. На той неделе очень повезло с погодой, и потому почти все спектакли играли на открытых площадках. С 22 по 27 марта «стояли ясные и солнечные дни, и было тепло, как летом», — отмечал Саймон Форман. День все прибывал; поскольку вместе с джигой спектакль длился примерно три часа (с двух по пяти), у зрителей оставался в запасе час, чтобы вернуться домой засветло.

Мы совсем ничего не знаем о тогдашней выручке Слуг лорда-камергера в Куртине, однако известно, что дела труппы лорда-адмирала в Розе шли из рук вон плохо. В дневнике Хенслоу упомянута сумма в три фунта и восемнадцать шиллингов, а затем еще одна, около двух фунтов, — мизерный заработок по сравнению с обычной недельной выручкой в девять фунтов. Незадолго до Великого поста билеты на спектакли труппы лорда-адмирала продавались хорошо, и потому полупустой зал на спектаклях в марте можно объяснить разве что высокой конкуренцией. Возможно, лондонцев все больше и больше привлекали спектакли Слуг лорда-камергера, в том числе шекспировская хроника «Генрих V», премьеру которой многие ждали с нетерпением. Но Шекспир обманул ожидания завсегдатаев Куртины — оказалось, что их любимый комик Уилл Кемп не занят в спектакле, а кроме того, нет и свадебных сцен.

Пьесы о Генрихе V не сходили с английской сцены с середины 1580-х. Самая известная из них — «Знаменитые победы Генриха V» — входила в репертуар Слуг королевы, а впоследствии и других трупп города. Записи Хенслоу подтверждают популярность этого произведения. Шекспиру пьеса была хорошо известна. В поисках сюжета для своей двухчастной хроники «Генрих IV», а затем и для «Генриха V» Шекспир прежде всего обратился к ней, позаимствовав оттуда ряд эпизодов — от сцены на большой дороге, которой открывается первая часть «Генриха IV», до свадьбы короля и Екатерины Французской в финале «Генриха V». Он хорошо помнил текст пьесы — в печатном варианте она вышла (без указания имени автора) лишь в 1598 году. Очень возможно, что Шекспир был занят в одной из постановок «Знаменитых побед…» как актер (пьеса, как и он сам, кочевала из труппы в труппу) — это вполне объясняет, почему он так хорошо помнил содержание. Излишне запутанный сюжет, безжизненность персонажей и скучная стилистика подчас утомляли публику — это Шекспир знал наверняка. Однако в старой пьесе — нагромождении комических сцен, лишенных сквозного развития, — блистал известнейший комик того времени Ричард Тарлтон. Кроме того, зрителям импонировал ее нехитрый патриотизм; французы — глупцы, и война с ними несерьезна, даже несмотря на то, что французская армия намного превосходит английскую. Пьеса не требовала интеллектуальных усилий, и, посмотрев ее, публика ни на минуту не задумывалась о нравственных ценностях. Купив билет на спектакль о Генрихе V, она рассчитывала хорошо провести время и посмеяться над шутками о своей стране и ее героическом прошлом.

Одним словом, зритель Куртины был обескуражен уже в начале шекспировского спектакля «Генрих V». В отличие от «Знаменитых побед», хроника Шекспира открывается не шутливой беседой клауна с принцем, а серьезным размышлением. Хор, облаченный в длинную бархатную мантию (эту роль, как полагают исследователи, исполнял сам Шекспир), подхватывает нить повествования предыдущей хроники, начиная с событий обновленного эпилога ко второй части «Генриха IV». Всем придется непросто. И драматургу, который жаждет вдохновения, и актерам, дерзнувшим показать «с подмостков жалких / Такой предмет высокий» (Пролог; здесь и далее хроника цитируется в переводе Е. Бируковой), и публике. Поэтому драматург и актеры предлагают зрителям действовать сообща: «Позвольте ж нам, огромной суммы цифрам, / В вас пробудить воображенья власть». Все зависит только от вас, настойчиво убеждает зрителей Хор («Когда о конях речь мы заведем, / Их поступь гордую вообразите»). Пролог просит зрителей ради успеха предприятия хорошенько напрячь свое воображение: