Один год из жизни Уильяма Шекспира. 1599
Шрифт:
Сгнил юным, усиков не отрастив;
Загон пустует в наводненном поле,
Овечьим мором сыто воронье…
( «Сон в летнюю ночь»; II, 1; перевод М. Лозинского )
Шекспир также один из тех немногих, кто своими глазами видел далеко идущие последствия огораживания и вырубки лесов.
Путешествие домой, в Стратфорд, поздним летом 1599 года отнюдь не подарок: несколько дней пришлось трястись в тесном и жестком английском седле по изъезженным дорогам, а ночами — мириться с чужой, кишащей блохами кроватью. Указ 1555 года гласил: «Путешествовать по большим дорогам нынче неприятно, утомительно и опасно и для седоков, и для повозок». Случалось, что даже в относительно сухие месяцы в конце лета и ранней осенью дороги были непроезжими. К слову,
Шекспир примкнул к тем семидесяти активистам, кто выступили в 1611 году в поддержку парламентского билля «за более качественный ремонт дорог и устранение погрешностей предыдущих уставов». Он действовал в своих интересах, понимая, что путешествие по разбитым дорогам — нелегкий труд, о чем сказал в 27 сонете:
Трудами изнурен, хочу уснуть,
Блаженный отдых обрести в постели.
Но только лягу, вновь пускаюсь в путь —
В своих мечтах — к одной и той же цели.
Мои мечты и чувства в сотый раз
Идут к тебе дорогой пилигрима,
И, не смыкая утомленных глаз,
Я вижу тьму, что и слепому зрима.
Усердным взором сердца и ума
Во тьме тебя ищу, лишенный зренья.
И кажется великолепной тьма,
Когда в нее ты входишь светлой тенью.
Мне от любви покоя не найти.
И днем и ночью — я всегда в пути.
( перевод С. Маршака )
Обязательства, связанные с родителями, женой и ее семьей, дочерьми, а также другие дела влекли Шекспира в Стратфорд. Однако, если 50-й сонет рассматривать как личное свидетельство, то путешествие домой, возможно, время от времени вызывало у поэта смешанные чувства, так как разлучало его с тем, с кем его связывали в Лондоне очень близкие отношения:
Как тяжело, как худо мне в пути!
Ужели еду я, чтоб на чужбине
Мне к выводу печальному прийти:
«Вот столько между нами миль отныне»?
И конь мой не торопится пока,
Влача меня и все мои печали, —
Как будто чует мысли седока,
Мол, чем оно проворнее, тем дале.
Пришпориваю своего коня —
Стеная, он сбивается на шаге.
Но этот стон больнее для меня,
Чем шпор моих удары для бедняги.
И этот стон овладевает мной:
Грусть — впереди, а радость — за спиной.
( перевод С. Степанова )
Покинув Лондон, Шекспир проезжал (хотя доподлинно это не известно) предместье Холборн, Церковь святого Эгидия, минуя виселицы Тайберна, двигался через приход Ханвел к Норткоту. Дорога вела его к болотам Хиллингдона через Аксбридж к Бакингемширу. Проехав Коли и Биконсфилд, он прибывал в Хай Уиком, в 25 милях от Лондона, неплохое местечко для ночлега. Если бы его путешествие пришлось на конец лета, он бы увидел на дорогах солдат, возвращавшихся домой с войны и спешащих к своим несжатым полям — теперь, когда угроза, исходящая от Непобедимой армады, осталась далеко позади. Возможно, ему встретились бы и те, кто возвращались из Ирландии, —
раненые и дезертиры. Решение Шекспира переодеть Розалинду в солдатское платье по пути в Арден, по всей вероятности, казалось зрителям весьма уместным.Но прежде всего, он увидел бы фермеров, собирающих в полях урожай. Возможно, как и немец Пауль Хенцнер, путешествовавший по Англии в это же время года в 1598-м, Шекспир был свидетелем популярного языческого «праздника урожая», когда фермеры венчали «последний сноп зерна… цветами, представляя себе фигуру в богатом убранстве, которая для них, возможно, символизировала Цереру; так они передвигались с места на место, в то время как мужчины и женщины, слуги и служанки, разъезжая по улицам в тележках, кричали во весь голос всю дорогу до амбара». В богатой аграрной стране, по которой верхом на лошади скакал Шекспир, возможно, ему бы встретилась лишь пара праздных рук.
Следующий этап путешествия занимал 20 миль — через Стокенчёрч, Астон Ровант, Тетсуорт и Уитли дорога вела в Оксфорд. Из-за финансовых трудностей семьи Шекспир, в отличие от своих школьных товарищей, лишился возможности обучаться в университете; сделать карьеру в Оксфорде ему было не суждено. Как правило, Шекспир останавливался в Оксфорде в «Таверне королевы». Ее владелец — отец Уильяма Давенанта, впоследствии известного английского драматурга. С течением времени история обросла слухами — поговаривали, что Шекспир останавливался здесь из-за любовной связи с женой Давенанта, женщиной удивительной красоты, и сам Уильям Давенант не стесняясь заявлял, что «он счастлив считаться незаконным сыном Шекспира».
Конечный этап пути, самый длинный, длиной в 40 миль, вел Шекспира из Оксфорда — через Уолверкоут и Бегброк — в королевский заповедник Вудсток, где он, возможно, останавливался, чтобы посетить комнаты, в которых Елизавета, под строгим надзором в ожидании своей участи и задолго до коронации, набросала угольком на оконном ставне стихотворение, которое в 1598 году прочитал и расшифровал Пауль Хенцнер:
Твоя извечная обманчивость, Фортуна,
смятенье вносит в растревоженный мой ум.
Так будь свидетелем: тюремный этот свод
не что иное, как судьбы прискорбный поворот…
Елизавета, узница ( перевод А. Бурыкина )
Эта история волновала воображение; жаль, что подробности жизни царственной особы были неизвестны драматургу, который мог бы написать об этом так талантливо.
После Вудстока Шекспир направлялся в Киддингтон, миновал Нит Энстоун, а затем Чиппинг Нортон. Теперь до дома оставалось двадцать миль. Это исторические места: на пути к Лонг-Комптону Шекспир наверняка проезжал Роллрайт-стоунз — местный Стоунхедж, богатый легендами. Согласно преданию, здесь во времена датского короля Роллона армия обратилась в камень. Проехав это уединенное место, он был уже недалеко от Шипстона-на-Стауре. Теперь Шекспир приближался к знакомым местам, проезжая Тредингтон и Ньюболд. Оказавшись на вершине холма, пересекающего римскую дорогу, ведущую к Лестеру, — знаменитый Фосс-Уэй, он знал, что до дома ему осталось восемь миль. Еще пять миль через Эттингтон и Олдерминстер — и он в Атерстоуне. Теперь уж он точно был в Фелдоне, богатых и ухоженных фермерских угодьях, засаженных пшеницей и другими культурами. Река Эйвон, видневшаяся в отдалении, отделяла равнину от лесного массива — мел от сыра, и это была не просто сельскохозяйственная граница, но также и граница социальная, архитектурная и экономическая. Родной город Шекспира располагался от нее по обе стороны.
Шекспир двигался в Стратфорд по Клоптонскому мосту, возможно остановившись, насколько потребовалось, чтобы рассмотреть небольшие его участки, залатанные тем камнем, оставшимся у него после ремонта дома, который он недавно продал городу. Под конец пути он проехал Миддл Роу, повернул налево на Хай-стрит, проехал Шип-стрит и закончил свое путешествие на Чэпел-стрит. На последнем участке пути он заметил, как сильно изменился Стратфорд со времен его детства и юности. Страшные пожары 1594 и 1595-го разрушили 200 домов — ущерб исчислялся в 12 тысяч фунтов. Первый пожар вспыхнул в центре города, еще один — год спустя — на северной окраине. Эти бедствия отразились в местных преданиях: исказив факты ради их соответствия провиденциальной точке зрения на историю, Томас Берд писал в книге «Театр Кары Господней» (1597), что «весь город дважды горел — за осквернение жителями праздников Господних». Скорее всего, опустошительные пожары были вызваны деятельностью небольших компаний, в особенности тех, которым для производства солода из проросшего ячменя требовались запасы угля. Город нуждался в помощи: соседние графства просили о пожертвованиях пищи и одежды, Лондон — об избавлении от немалых налогов, которых корона требовала в 1598-м, — и в обоих случаях преуспел.