Один лишний труп

— Благодарю вашу королевскую милость за одобрение и поддержку, — от чистого сердца ответил брат Кадфаэль, — и обещаю: я сделаю все, что в моих силах, для того, чтобы справедливость восторжествовала. Человеку не пристало пренебрегать своим долгом, а эту заботу возложил на меня Всевышний. Я знаю имя этого несчастного, помню его лицо — такое открытое и невинное — и мне ведомо, что его ни в чем не обвиняли, и никто не слышал о нем ничего дурного. Он встретил свою смерть незаслуженно, и я полагаю, что вашей королевской милости это не нравится, так же, как и мне. И я сделаю все, что в моих силах, чтобы доискаться до истины.

В лавке под вывеской с медвежьей головой Кадфаэля приняли с обычной осторожной любезностью, какую оказал бы монаху любой горожанин. Петронилла, кругленькая, седая и уютная, пригласила его войти, выказывая всяческое почтение, за которым скрывались подозрительность и стремление поскорее отделаться от незваного гостя. Однако Кадфаэль тут же вручил ей истрепанный клочок пергамента, на котором Годит старательной, но не совсем уверенной рукой вывела несколько строк и поставила свое имя. Стоило Петронилле присмотреться к записке, как ее охватила радость. Когда она подняла глаза на пожилого, плотного, загорелого и простоватого на вид монаха, в них стояли счастливые слезы.

— Стало быть, козочка моя, милая моя девочка, неплохо там управляется? А ты о ней хорошо заботишься — она сама пишет. Я ее руку сразу узнала — мы же с ней вместе грамоте учились. Я нянчила малышку чуть ли не с самого рождения. Она одна росла, жаль, не было у нее ни братишки, ни сестренки. Чтобы ей не было одиноко, я все время была с ней, оттого и учиться с ней вместе стала. Присаживайся, брат, да расскажи, как она там, здорова ли. Может, ей что-нибудь нужно, так я бы с тобой послала... Ох, брат, как бы нам отправить ее в безопасное место? А у тебя она долго сможет пробыть? Может ведь статься, что тут одной неделей не обойтись.

Петронилла тарахтела без умолку, но в конце концов Кадфаэлю удалось вставить словечко-другое и рассказать, как поживает ее питомица и как он собирается позаботиться о том, чтобы ей и впредь было хорошо. До сих пор монах даже не задумывался о том, как умеет эта девчушка, сама того не ведая, завоевывать сердца.

К тому времени, когда из города вернулся ходивший разведать что да как Эдрик Флешер, Петронилла уже прониклась к Кадфаэлю полным доверием и поручилась за него перед мужем, как за надежного друга. Эдрик, удобно разместив свое грузное тело в широком кресле, вздохнул с облегчением и произнес:

— Завтра я открываю лавку. Нам повезло. По-моему, Стефан раскаивается в том, что обрушил свой гнев на тех, кто не хотел ему покориться. Он запретил здесь всякие грабежи и, как ни странно, этот запрет соблюдается. Если бы его притязания были справедливы, да не будь он таким бесхребетным, я, пожалуй, встал бы на его сторону. Да только хуже нет, когда человек выглядит героем, а сам вовсе не таков.

Мясник замолчал, подобрав ноги под кресло. Взгляд его упал на жену, а затем задержался на лице Кадфаэля.

— Она говорит, что девочка тебе доверяет, и для меня этого достаточно. Скажи, что тебе нужно, и я сделаю все, что в моих силах.

— О девушке, — с живостью отозвался Кадфаэль, — я буду заботиться столько, сколько потребуется, а когда подвернется подходящий случай, доставлю ее туда, куда нужно. Что же до моих нужд — да, тут вы можете мне помочь. В церкви нашего аббатства лежит тело молодого человека, и завтра его предадут земле. Он погиб в ту самую ночь, когда, как вы знаете, были повешены и сброшены в ров защитники замка. Но он был убит в другом месте, а потом его тело бросили в ров к казненным, чтобы его захоронили с ними заодно, и все было шито-крыто. Я могу рассказать вам, как и когда он расстался с жизнью, но не знаю, где это произошло, а также кто и почему совершил это преступление. Годит сказала, что этого юношу звали Николас Фэнтри и он был сквайром Фиц Аллана.

Все это монах рассказал обстоятельно и подробно, и ответом ему было напряженное молчание. Конечно, кое-что они слышали, но о смерти Фэнтри не знали, и это известие было для них страшным ударом.

— И еще я должен сказать, — добавил Кадфаэль, — что намерен выяснить всю правду об этом злодеянии и добиться того, чтобы юноша был отомщен. Сам король обещал мне, что покарает убийцу, ему эта история понравилась не больше, чем мне.

После затянувшегося молчания Эдрик спросил:

— А что, только один человек погиб таким образом? Или двое?

— А их должно было быть двое? Разве одного недостаточно?

— Их было двое, — резко ответил Эдрик, — двое, на которых было возложено одно поручение. Но откуда стало известно, что он убит? Похоже, ты единственный человек, который все это знает.

Кадфаэль устроился поудобнее и повел неспешный рассказ. Если из-за этого он и не поспеет к вечерне — значит, так тому и быть. Он никогда не пренебрегал своими обязанностями, но коли случалось так, что одни из них мешали другим, всегда знал, какие предпочесть. Главное, что Годит без него не покинет своего убежища до вечернего урока.

— Вам бы лучше рассказать мне все, что вы знаете, — промолвил монах, — а уж я, по мере сил, постараюсь и Годит не дать в обиду, и за Фэнтри посчитаться.

Муж и жена обменялись взглядами и поняли друг друга. Рассказывать взялся Эдрик.

— За неделю до того, как пал замок и город и бежала семья Фиц Аллана, мы решили укрыть девушку в вашем аббатстве. Сам Фиц Аллан задумывался о том, что будет, если он погибнет при штурме — он ведь бежал только после того, как враг прорвался в ворота — ты слышал об этом? Он еле спасся, переплыл реку вместе с Эдни и был таков. Слава Богу! Однако за день до последнего приступа он оставил распоряжения и на тот случай, если погибнет, и на тот, если спасется. Вся его казна оставалась здесь, у нас, и он хотел, чтобы, если его убьют, сокровища попали к императрице. В тот день мы перенесли золото в мой сад во Франквилле — тогда, если бы потребовалось срочно его увезти, не пришлось бы пересекать мост. И мы условились об особом знаке. Тому, кто явился бы к нам с этим знаком, мы дали бы лошадей и все необходимое — помогли бы забрать казну и скрыться.

— Вы так и поступили? — спросил Кадфаэль.

— Да, в то утро, когда пал замок. Это произошло так быстро и неожиданно, что когда эти двое явились к нам, было слишком поздно. Нам пришлось отослать их за мост, чтобы дождаться ночи. Днем все равно ничего нельзя было предпринять.

— Скажи-ка мне еще вот что: в какое время пришли эти двое, что они говорили, от кого получили приказ? Кто еще мог знать об их поручении? И когда в последний раз ты видел их живыми?

— Они пришли на рассвете. Мы к тому времени уже слышали грохот — начался штурм. У них был лист пергамента с условным знаком — на нем была изображена голова святого. Они рассказали, что в ночь накануне приступа собрался совет, и Фиц Аллан велел им, независимо от того, останется он в живых или нет, как бы там все ни обернулось, на следующий день непременно отправляться в путь и во что бы то ни стало доставить сокровища императрице, чтобы она использовала их для защиты своих прав.

—Стало быть, каждый, кто присутствовал на совете, должен был знать, что следующей ночью, как только стемнеет, эти двое пустятся в дорогу. А знал кто-нибудь, каким путем они собираются ехать? И где были спрятаны сокровища?

— Где укрыты сокровища, знали только Фиц Аллан да я — остальным было известно лишь то, что они во Франквилле. Этим двоим сквайрам было приказано явиться ко мне.

— Выходит, что кто бы ни замыслил посягнуть на это золото, все равно он не мог забрать сокровища сам, даже если знал, когда должны явиться гонцы. А значит, ему только и оставалось, что устроить засаду на дороге. Ну, а раз в окружении Фиц Аллана все были осведомлены о том, что казну повезут из Франквилля на запад, в Уэльс, то и насчет дороги ни у кого не могло быть сомнений. Река так петляет, что в ту сторону милю с небольшим можно проехать только одним путем.