Одна беременность на двоих

Она вновь зарылась в бумаги.

— Ой, слушай, тут про мигрень спрашивают… А то, что у меня постоянно голова болела последнее время, это хроническим считается?

Мне вдруг показалась, что Аманда по уровню развития вернулась в детский сад. Я снова приобняла её за плечи и ткнула пальцем в квадратик рядом со словом «нет». Через десять пунктов она вновь запнулась.

— Про марихуану писать?

Показалась даже, что она покраснела. Я зашептала ей в самое ухо, чуть ли не касаясь мочки губами:

— Мы ж в Калифорнии. Здесь каждый марихуану пробовал. Это не означает, что ты наркоманка. Не надо ничего отмечать.

Наша близость доставляла мне радость, но с какой-то дурацкой подоплёкой. Мне вдруг понравилось видеть сильную Аманду беспомощной. Она будто почувствовала исходящие от меня негативные флюиды и принялась заправлять за ухо вылезшую из хвоста прядь. Пришлось вернуться к рассматриванию беременных. Они мне не нравились, совершенно не нравились. Неужели ребёнка нельзя засунуть в живот поменьше? Такие шары противоречат человеческой природе! И вот Аманда вновь схватила меня за руку.

— Кейти, тут вопрос про краску… Мы же дышим всей этой дрянью. Это ведь нельзя, да?

Пришлось стать серьёзной. Мы наконец перешли от фантастических вопросов к реальным.

— Поставь «да» и спроси у врача, ладно?

Она кивнула, чиркнула в форме ручкой и снова вскинула на меня испуганные глаза.

— Ну что ещё?

— Я не помню, чем болела в детстве. Как быть?

— Может, маме позвонишь?

Аманда даже губы сжала.

— Нет, — ответила она жёстко. — Ты же знаешь, что она потребует аборт.

— Ну давай у доктора спросим, что делать, если мы не знаем… Ты же написала, что не знаешь, кто отец… Думаю, это тоже не так важно, как и тот вопрос про мать. Откуда, например, я могу знать, принимала ли мать гормоны, когда вынашивала меня, если мне спросить не у кого. Папа, наверное, не знает…

Стало не по себе, глаза защипало, и я поняла, что могу разреветься, хотя не плакала уже пять лет, с самих маминых похорон. Я схватила со столика новый журнал и уставилась на открытый разворот ничего не видящими глазами. Мне безумно захотелось, чтобы Аманда сейчас обняла меня так же, как обнимала её я, но она уже вернулась к бумагам и не заметила моего состояния. Ну и ладно, ну и обойдусь… Совсем скоро она, как дура, будет наглаживать свой арбуз и вообще забудет, кто её из токсикоза три недели вытаскивал.

— Кейти, ты что там читаешь? Ты лучше это прочитай! Как мне на это ответить?

Аманда сунула мне в руки очередной лист.

— Ну и в чём проблема? Не можешь ответить счастлива ли ты, что беременна? Пиши — да!

Я чуть не бросила лист ей на колени, но взгляд мой вдруг упал в середину опросника, и по мере прочтения вопросов, мои волосы начали жить собственной жизнью — зашевелились. Неужели кто-то не может нормально функционировать, если мужа нет дома? Или кого-то обижает муж и они не жалуются в полицию? А вопрос, счастливы ли вы в браке, какого хрена вообще должен волновать акушера-гинеколога!

— Ну, если про мужа я могу всё опустить, но что ответить на вопрос, было ли моё детство счастливым?

— Конечно, было! У нас у всех было счастливое детство, потому что тогда эти бумажки заполняли наши мамы! Ты лучше подумай, что ответишь на вопрос о наших финансах.

— Опять? Мы, кажется, голодными не ходим, на бензин денег хватает и вообще… Найдём получше работу. Давай не будем о грустном, а?

Аманда вновь уткнулась в бумаги и вдруг заломила уголок одной из них. Я увидела это краем глаза, когда делала вид, что читаю статью про йогу для беременных.

— Кейти, я ведь пьяна была, когда мы ребёнка сделали… А если ребёнок…

Я похолодела — почему же подобный вопрос до сих пор не пришёл мне в голову?! Я отбросила журнал в сторону и повернулась к Аманде. Она смотрела на меня глазами маленькой девочки. На этот раз я не обняла, а стиснула её плечи со всей силы.

— Всё будет хорошо, всё будет хорошо, всё будет… Слушай, ну ты что, первая такая? Ну не может такого быть, чтобы у всех дети больными рождались… Сейчас вот с доктором поговорим. Ты только не плачь, не надо…

И вот, когда она почти расплакалась, медсестра назвала её имя. Аманда тут же вскочила, смахнув с колен доску с клипсой, и все заполненные бумажки разметались по полу. Я кинулась их подбирать.

— Вы вдвоём идёте?

Я всё ещё была на корточках. Аманда вопросительно смотрела на меня, медсестра тоже.

— А можно?

Медсестра кивнула, и я, прижав к груди собранные листы, шагнула в коридор. Медсестра протянула руку, и я не сразу сообразила, что она хочет забрать заполненные формы. Пока Аманду взвешивали и измеряли ей давление, я стояла, прижавшись к стене, не зная на чём, кроме подруги, остановить взгляд, и при этом боялась, что медсестра заметит моё наглое разглядывание и подумает что-нибудь плохое.

— Ты идёшь?

Я проскользнула в кабинет. Медсестра положила на кресло смотровую рубаху и вышла, прикрыв за собой дверь. Аманда начала раздеваться, а я, чтобы занять себя, принялась развешивать одежду по крючкам.

— Завяжи.

Пальцы не слушались, бантик не получался, и я даже несколько раз царапнула ей шею.

— Прости, — шепнула я, затянула наконец узел и облегчённо выругалась.

— Да брось ты его, сойдёт.

Она шагнула к смотровому креслу, и завязанная только на шее рубаха полностью раскрылась на спине. Я поспешила отвернуться к зеркалу с вешалкой, ругая себя за то, что не осталась в зале ожидания. Аманда уселась на кресло и вытащила из настенного пластикового кармашка журнал.

— Слушай, классная у тётки кофта. Надо такую же купить, когда живот немного подрастёт. Вообще, я тут недавно на одной женщине такой классный сарафан из лоскутков видела — «Дезигуаль» подобное делает. Надо глянуть, налезет ли из их коллекции что-то на беременных.

Я промолчала. Какой «Дизегуаль» к чертовой матери! Радуйся, что тебе дали страховку на беременность, ведь наша студенческая ни фига не покрывает! Как вытянуть беременность, не сообщая родителям? Чокнутая!

Ожидание доктора приводило меня в бешенство. С каждой перевёрнутой журнальной страницей из Аманды безвозвратно утекали мозги. Похоже, у беременных, как и у мужиков, на два органа крови не хватает — вырастет один, опустеет второй. А у некоторых первый прекращает работать ещё до того, как второй начинает расти. Хорошо, что тут в дверь постучали, а то я бы что-нибудь да сказала!

На вид доктору было лет сорок пять. С широченной улыбкой, в голубой униформе, весь такой загорелый калифорнийский парень — он мне не понравился. Но только лишь потому, что собирался вести беременность Аманды. Её беременность вдруг снова начала раздражать меня до дрожи в коленях.

— Присядь пока.

Врач указал на табурет, и я покорно шлёпнулась на него.

— Сестра? — спросил он.

— Подруга, — зло ответила я и отвернулась к зеркалу.

Я и так слышала всё, что он говорил Аманде про мазки, положение матки, сердцебиение… А вот на то, что он делал, я глядеть не желала. Хотя, наверное, всё равно ничего не увидела бы из-за рубахи. Неожиданно в дверь постучали, и медсестра вкатила аппарат для ультразвука. Вот тогда я вся превратилась в зрение, даже ладони вспотели. Врач снова взглянул на меня длинным взглядом и предложил придвинуть мой стул к своему. Он уже смазал абсолютно плоский живот гелем и начал водить по нему датчик. На экране то появлялись непонятные очертания, то снова исчезали, и наконец после очередной манипуляции с датчиком, я увидела чёткую картинку непонятно чего. Если верить словам доктора, это была женская матка, а в ней слой плаценты и маленькое пятнышко, которое и было ребёнком. Врач развернул экран в сторону Аманды, чтобы та тоже могла увидеть, что там живёт у неё внутри.