Одна на Троих

Боже, пусть у Никиты все получится!

Открываю дверь квартиры собственным ключом, захожу, сталкиваясь с отцом нос к носу и его тяжёлым, пристальным взглядом.

– Привет, пап.

– И когда ты собиралась сказать нам с матерью правду? – бьют в меня молнии прямо из его глаз.

– Папа, я все объясню, – стараюсь придать своему голосу больше значимости.

– Что? Что вместо работы, которой прожужжала нам все уши, ты работаешь секретаршей сразу у трёх мужиков? И где? На, мать её, Мусорке! И с кем? Ты не постеснялась притащить к нам в дом Черновского сынка, а я, старый дурак, поверил, что парень и сам с головой. Как же! Кончит так, как и его папаша!

И хрен с ним! Но это!

У меня перед глазами оказывается телефон, с той самой фотографией из ресторана, где мы вместе с Никитой сидим за столиком, и я даже. . . улыбаюсь.

– Я понимаю, тот хоть смазливый, но это, Маша?! ! Чему я учил тебя больше двадцати лет? Должен же быть хоть какой–то инстинкт самосохранения!

– Папа, все не так, как ты думаешь, дай мне рассказать! – повышаю голося, чтобы хоть что–то сказать в свою защиту.

– И что? Твои слова как–то исправят то унижение от звонка коллеги и вопроса, как я себя чувствую, когда мою дочь . . . Соболев?

– Это ложь!

– Ты с ним не работаешь и это фальсификация?

– Нет, но. . .

– Молчи! Не знаю, чем ты там думала, но чтобы в понедельник же уволилась! Никаких контактов! А раз ты согласна на работу секретаря, будешь варить кофе у меня под носом. С понедельника же! И никакого Соболева за километр! – грубо выговаривает он, а у меня внутри всё замирает.

Я могу уволиться.

Я могу варить кофе, в качестве основной работы.

Но. . . без. . . Никиты. . .

Дрожь возникает где–то в районе сердца, распространяясь с такой скоростью, что через пару секунд я еле держусь на ногах.

– Папа, постой, – бросаю ему уже в спину охрипшим от напряжения голосом.

Останавливается. Поворачивает голову со всё тем же презрением в глазах.

– Он. . . не такой. Как и Чернов, и Воронов, и Мусорка уже другая, папа! А с Никитой у меня ничего не было. . . Но. . . извини, пап, я хочу. . . чтобы. . . было. . .

Резкий разворот, распахиваю все ещё незапертую дверь и стремительно выбегаю на площадку, слыша себе в спину команду "стоять".

Из глаз уже вовсю текут слезы.

Господи, ну почему именно так приходит осознание ценности человека?. . Тогда, когда всё становится сложно. . . И сердце бьется с такой силой, что, того и гляди, начнет расползаться по швам. . . И боль, чтоотца никогда не устроит мой выбор.

Выхожу на улицу, прислоняясь спиной к прохладной стене дома.

– Спокойно, – вытираю я слезы ладошкой, – нужно собраться и решить, что делать дальше, – тянусь в сумочку за телефоном и чуть ли не подскакиваю от тихого женского голоса, зазвучавшего прямо рядом со мной.

– Мария, здравствуйте. Мы незнакомы, но я думаю, у нас есть кое–что общее.

Она держится в тени, не попадая даже под неяркий свет лампы над дверью подъезда.

– Кто вы? – выдвигаю руку вперёд, словно опасаясь удара.

– Я – Стелла, – делает она мне шаг навстречу, и я вижу, что да, она. Та самая девушка из шоу пятилетней давности.

– Что вам нужно?

– Видите ли, Маша. Вы сейчас оказались в очень похожей ситуации, как и я пять лет назад.

– Ничего подобного, – возражаю ей я.

– Я знаю, что Никита рассказал вам правду, но дело в том, что он и сам не знает её до конца. Я вынуждена была участвовать в том ужасном фарсе, потому что на кону стояла его жизнь.

– Как? – непонимающе переспрашиваю я.

– Мне нужно многое вам объяснить, Маша, у меня машина и, если честно, я бы выпила чего–нибудь горячего. Всегда, когда переживаю, начинаю мёрзнуть. Пойдёмте.

– Стелла, что конкретно вы хотите мне рассказать? – не сдвигаюсь я с места.

– Кто стоит за всем этим кошмаром, исковеркавшим столько жизней.

– Кто?

– Ваш несостоявшийся босс, Крапивин. И это неголословное обвинение, у меня есть доказательства.

– Стелла, но тогда почему вы не обратились напрямую к Никите?

Она резко дёргает головой при упоминании имени бывшего жениха, заставляя меня вновь вздрогнуть.

– Всё не так просто, Маша, но именно у вас есть возможность разорвать этот адский круг. Пойдёмте, мне нужно присесть.

Мы подходим к машине, она открывает дверь, позволяя мне убедиться, что салон пуст. Садимся, трогаемся с места, замки не заперты, и я немного расслабляюсь.

– Маша, а насколько вы близки с Никитой? – через пять минут езды паркуется она со стороны бизнес зоны проспекта.

Странно. Тут вообще нет кафе.

– Стелла, здесь негде присесть, нам нужно через мост на ту сторону, – игнорирую я её вопрос.

– Я знаю, но там вечная проблема с парковкой, а прогулка по мосту хорошо успокаивает нервы, не бойтесь, Маша, я не кусаюсь. Так что насчёт отношений? – и впервые за всю нашу беседу в ее голосе проскальзывает звон металла.

Она быстро переходит дорогу, увлекая меня за собой на мост, освещенный круглыми матовыми фонарями.

– Люблю этот мост, здесь очень красиво и всегда можно полюбоваться на мерцание воды в реке.

Маша, я понимаю, что мой вопрос может быть неуместен, всё же это слишком личное, но вы должны знать, что бы между вами ни было – это несерьёзно. Потому что наша с ним любовь – навсегда, несмотря на всю ту боль, которую причинил мне Никита.

Это его природа, Маша, темная, доставшаяся от отца и, если вы ещё ни разу не были её свидетельницей, не питайте иллюзий. Он монстр, но мой!

Твою ж мать! А здесь, похоже, клиника. . . Быстро возвращает меня в реальность её речь, и я последними словами кляну свою доверчивость. Бросаю беглый взгляд по сторонам, оценивая обстановку вокруг – как на зло ни единой души, расстояние до начала моста, откуда мы пришли меньше, но там глухо, вторая же сторона мигает огоньками открытых кафешек, но расстояние до неё больше раза в два. Смотрю на носочки своих лодочек на восьми сантиметровом каблучке. Если их сбросить. . .

– Ты меня поняла? – в один миг голос Стеллы становится совершенно другим – грубым, циничным и дерзким.

– Да, Стелла, как скажешь, – киваю я ей в ответ, вспоминая правила поведения с душевнобольными, но в то же время незаметно ускоряю шаг. – Но, если он монстр, может быть, всё же стоит попытаться разорвать с ним связь?

– Тебе, да! – резкий болезненный толчок в бок, она хватает меня за талию, отпихивая к перилам и вцепившись в платье, начинает приподнимать в попытке сбросить с моста.