Однажды в Лопушках

Он себя контролирует.

Но инстинкты не обмануть. И темная сила подалась, спеша окутать Николаева теплым облаком. И уже оборотню пришлось отступить.

– Я в крайней палатке переодеваюсь, – сказал он Ольге Ивановне и подмигнул. – Приходи, красавица…

Ольга Ивановна фыркнула и отвернулась:

– Хам!

А после, убедившись, что указанный хам все-таки удалился, вновь сделала попытку подвинуться.

– Если вы и дальше будете так ерзать, то моя половина одеяла закончится, – счел нужным сказать Николаев.

– Но тогда останется моя! – выдохнула Ольга Ивановна, пытаясь заглянуть в глаза. – Я поделюсь!

– Не стоит.

Николай поглядел на небо.

И вправду красиво. Темное. Гладкое. Звезды россыпью. В степях они больше, а в горах вот бывать пока не приходилось. В степях… там все немного иначе. И он бы вернулся.

Он бы остался.

…матушка огорчилась бы. Нет, не сказала бы ни слова, но огорчилась бы. И сестры тоже. Они все степей боятся. И нельзя сказать, что страх этот вовсе лишен оснований. Степи забрали отца. Степи… полны темноты, той, древней, которую и ныне живущие опасаются тревожить.

Но тем интересней.

А здесь… да, Москва.

Перспективы.

Лаборатория. И жизнь, к которой матушка вернулась, изо всех сил показывая, что нисколько-то по ней не скучала. Хотя… ложь.

Да.

– Знаете, а мне кажется, у нас с вами много общего! – Ольга Ивановна определенно относилась к числу людей, которые не умели отступать.

Жаль.

– Отнюдь, – Николаев поморщился.

Все-таки он не умел разговаривать с женщинами. Но придется. Лучше с самого начала расставить приоритеты, чтобы потом не попасть в неудобное положение. За прошедшие годы он уже успел убедиться, что столица ничуть не безопаснее степей.

– Вы полагаете меня удачной партией, – сказал он, отвернувшись. – Вам, верно, доложили, что я не только перспективный ученый, но и вероятный наследник одного весьма уважаемого рода. Правда, я пока не согласился принять фамилию, а с ней и некоторые обязательства, которые возлагаются на наследника. Но вы полагаете, что при вашем активном участии сумеете меня переубедить. В целом, конечно, вы неплохая партия. Не лучшая, конечно.

Ольга Ивановна слегка побледнела.

– Есть куда более родовитые особы, опять же, воспитанные согласно традициям. Вы же отличаетесь вздорным характером, капризностью, да и уровень силы для ведьмы вашего рода, мягко говоря, не велик.

– Вы…

– Привык говорить, что думаю, – Николаев поворошил угли, и над костром поднялся сноп искр. – Не знаю, сами ли вы это придумали или же с помощью родственников… ректором, кажется, ваш родной дядюшка выступает? А дед – бессменный глава Императорского комитета по образованию? Батюшка ваш тоже занимает должность при министерстве, да и матушка где-то там числится. Так уж в вашем роду принято.

– Вы не знаете, о чем говорите!

– О том, что вы вовсе не собирались поступать в аспирантуру. Более того, мне шепнули, что и документы-то вы подали задним числом. И место под вас организовали специально, вдруг выделив финансирование.

– Это обвинение?! – она пыталась играть оскорбленную невинность, но получалось дурно.

– Это реальность, – вздохнул Николаев. – И в ней под вас организовали экспедицию… недалеко. Нашли какую-то замшелую аномалию, которую вот срочно прямо надо изучить. Знаете, я впервые в своей практике вижу, чтобы экспедицию собрали буквально за месяц. Причём, при всей её нелепости, абсолютно неограниченную в финансах.

– Радоваться надо.

– Чему? – он посмотрел в ясные глаза Ольги Ивановны. – Тому, что ближайший месяц я потрачу впустую? У меня были свои дела, но увы… как можно отказать ректору?

…надо будет побеседовать с матушкой.

Объяснить, что база защищена, а прорывы – дело редкое, случайное. Отцу просто не повезло. Николай же… он задыхается в этой треклятой Москве.

– И вот мы с вами оказались здесь. Небо. Звезды. Костер. Сплошная, если подумать, романтика… таков был замысел?

Молчит.

Сопит.

Обижается. Ну и пускай себе.

– Проблема одна. Это напрочь лишено смысла.

– Почему? – не выдержала Ольга.

– Потому что вы мне не нравитесь.

– Я?!

– Вы. Вы… уж извините, слишком привыкли к здешним игрищам. И давно уже перестали видеть в людях людей. Вы полагаете, что стоите над всеми, что вам по праву рождения дано и позволено больше, чем прочим. И это отношение… оно не изменится. Даже если, не приведите Боги, мы поженимся, я никогда не стану человеком, которого вы полюбите. Я буду лишь еще одной фигурой в вашей затянувшейся игре, – Николаев поднялся. – А еще я не люблю манипуляций. И манипуляторов.

Он отвесил короткий поклон.

– Так что… извините.

Волки вновь завыли, и уже где-то рядом, но им ответил другой голос, громкий, тяжелый, и вой этот заставил Ольгу Ивановну вздрогнуть.

– Вы… вы меня бросаете!

– Ничуть.

– Но здесь же… волки!

– Оборотни, – поправил Николаев. – Но если вас что-то смущает, то вы вольны вернуться в Москву. К примеру, завтра?

Ольга отвернулась.

Не вернется. И не успокоится. Все-таки Николаев никогда не умел разговаривать с женщинами. А жаль. Жить стало бы много проще.

Олег слушал нервический щебет секретарши и пялился в окно.

Настроения не было.

Совсем.

Было желание взять что-нибудь этакое, вот, к примеру, ту каменную фиговину, которую ему то ли подарили, то ли заставили купить.

– …и таким образом… – секретарь запнулся и замолчал, уставившись круглыми испуганными глазами.

– Иди ты… – Олег добавил пару слов из тех, что давно сидели на языке, но вот высказать их кому-то было никак невозможно.

И секретарь не заставил себя уговаривать.

Выскользнул за дверь и дверь, что характерно, прикрыл.

А может, он? Трусоватый человечишко, а трусость, она всегда сродни подлости. И на Калину засматривался. Издали, конечно, но все же… с другой стороны, его проверяли, да и на Калину многие засматривались.

Олег мотнул головой и упал в кресло, сжал голову, задумавшись, что ему делать.

Нет, старый приятель прав.

Забыть.

Только не получалось.

Вот… никак. Он старался. Честно. И с Ингой в люди вышел. Опять же, в газетах о сговоре написали, так что теперь дороги назад нет. Не простят ему, если отступится.