Одно касание

Старое сено, рассыпанное по полу, занялось весёлым пламенем. Огонь хрустел тонкими стебельками и травинками, распространяясь по небольшому помещению. Вскоре языки пламени лизнули балку, подпирающую крышу.

С губ срывались ругательства, пока я безуспешно пыталась освободиться из тесных пут. Но они, казалось, лишь сильнее затягивались. Едкий горький дым, поднимающийся от сена, наполнил лёгкие и не давал сделать ни вдоха. Слёзы лились по щекам, а из горла вырывался сухой кашель. Голова кружилась. Но желание жить, бьющее неиссякаемым фонтаном, держало сознание в теле.

Балка за моей спиной загорелась, опаляя спину жаром. Огонь взвился к крыше, весело похрустывая старым деревом. В голове родился план – глупый, безрассудный и рискованный. Отталкиваясь ногами и подпрыгивая, я переместилась на полметра назад. Пламя бушевало за спиной, жгло обнажённые участки кожи и опаляло волосы. Дышать было нечем, по щекам покатились крупные слёзы, смазывающие картинку до одного сплошного оранжевого пятна.

Я чуть наклонилась вперёд, приближая запястья к пламени, лизнувшему кожу. От боли тело бросило из жара в холод и обратно. Я зажмурила глаза, воя не своим голосом, пока голодный огонь пожирал тонкую кожу. Но вместе с плотью горели и верёвки. Боль была настолько сильной, что не позволила сразу понять, когда верёвки лопнули, и руки повисли вдоль тела.

Пока сознание находилось в агонии, телом управлял инстинкт самосохранения. Осторожно, стараясь не беспокоить обожжённые запястья, я достала из декольте шёлковый платок и прижала его к лицу. От дыма это не спасло, но делать короткие рваные вдохи стало немного легче. Второй рукой я подняла обломок деревяшки и пережгла верёвки, стянувшие ноги у щиколоток и коленей. Оставался последний слой пут, на талии. Спешно потушив пламя, я прижала тлеющий уголёк к толстому витку верёвки и вскоре была свободна. Каким-то чудом платье не загорелось, избавляя от необходимости тушить и его.

Негнущиеся ноги сами понесли к двери, а в мыслях звучал лишь рёв пламени. Я молилась отцу-Солнцу и всем стихиям, чтобы эти идиоты оказались достаточно самоуверенными и не подпёрли ничем дверь. Не останавливаясь, непослушное тело буквально влетело в дверь. Ноги по инерции понесли дальше от злосчастного сарая, но спустя десять шагов я споткнулась, упала на землю и взвыла от боли в руках.

К горлу подкатил ком и ужин вместе с выпитым пивом оказался на траве. Желудок болезненно сжимался, будто пытался избавиться от дыма, лёгкие болели, голова кружилась, жжение в запястьях сводило с ума, а сознание грозило покинуть тело. Не обращая на это внимание, я сжала зубы и кое-как встала. Мир перед глазами троился, а земля вращалась с такой скоростью, что в какой-то момент больно ударила в бок. Спустя несколько долгих минут, когда тройные очертания предметов сошлись в один размытый контур, я предприняла новую попытку встать. Ноги едва держали, но выбора не было. Где-то вдалеке послышались крики горожан, живущих на краю города. У сарая загорелась крыша и огонь привлёк внимание тех, на чьи дома могло перекинуться пламя. Стараясь не попадаться никому на глаза, я поспешила убраться подальше, пока люди не высыпали на улицу.

Прохладный ночной воздух прояснил сознание. Вскоре я чувствовала себя несколько лучше. Кашель почти пропал, но привкус дыма оставался во рту. Лишь благодаря чуду я наконец оказалась на втором этаже своей лавки. Запястья требовали внимания: нужно было нанести мазь и осторожно перебинтовать раны. Лишь закончив с этим, я привалилась к стене, сползла по ней и тихо заплакала. Слёзы, вызванные не дымом, но болью, полились по щекам, смывая следы сажи. Я свернулась клубочком и выла. Весь страх, что был надёжно заперт в момент отчаянья, вырвался на волю, проходя по ослабевшему телу крупной дрожью. Постепенно всхлипы начали рваться из груди, грозясь перерасти в рыдания. Неизвестность пугала. Вскоре Фил поймёт, что слова о камине были обманом и придёт мстить. Нужно было срочно придумать очередной безрассудный план, но разум то и дело возвращался к пламени: дикому, непредсказуемому и горячему. Приносящему боль. Вместе с этими тяжёлыми мыслями уставшее тело вскоре накрыл беспокойный неглубокий сон без сновидений.

После непродолжительного отдыха я проснулась раздавленной. Боль отступила, оставляя после себя пустоту, каждая клеточка тела пропахла дымом.

– Дела. – сказала я сама себе, глядя на перебинтованные руки. – Нужно помыться и всё хорошенько обдумать.

Я приблизилась к камину, находящемуся в небольшой спальне, и замерла. По телу прошла неприятная дрожь, а руки мелко тряслись. Магия так основательно вошла в жизнь, что никакого приспособления для разведения огня в доме не было. Я села перед камином и начала глубоко дышать: разум прояснился и это помогло отогнать страх.

– Огонь послушен мне. Он мне не враг. Враг тот, кто использует его мне во вред. – кончики пальцев, соприкоснувшись, были направлены к камину. Развернув ладонь медленным и бережным движением, я немного развела руки, но ничего не случилось. Десяток последующих попыток не увенчался успехом. Когда на смену успокоительным мантрам пришла брань, стихия всё же поддалась. Осторожно, стараясь её не спугнуть, я наклонилась ближе к камину и при помощи этой искры подожгла несколько тонких сухих веток. Как только озорные языки пламени начали расползаться, пожирая палочки потолще, тело, всё ещё подвластное страху, само бросилось подальше от огня.

– Вот трусиха.

Спустя час, поменяв повязки на руках, я лежала в прохладной воде, пахнущей лимонным маслом. Тело несколько расслабилось, боль окончательно ушла, но страшные раны, спрятанные под полосками чистой ткани, надолго станут мне напоминанием о произошедшем. Со слезами из тела уходило напряжение, но стоило успокоиться, как вернулись мысли о произошедшем накануне. Следовало что-то предпринимать и как можно скорее.

Сразу же возникла идея: найти достаточно могущественный клан орте, который примет меня под свою опеку. В Валансисе осталось ещё много людей из потомков стихий, и они принимают под свою опеку всех, обладающих силой. Иногда заключаются браки, чтобы сохранить могущество крови, ведь от союза человека и орте часто рождались люди, абсолютно неспособные управлять стихиями.

Только вот с лавкой придётся попрощаться на какое-то время, но если останусь, то попрощаюсь с жизнью.

Сердце болезненно сжалось: «Десидериум аква» и парочка драгоценностей – всё, что осталось от семьи. Воспоминания о отце жили в памяти только благодаря рассказам мамы, которой не было рядом уже долгих пять лет. Захотелось отправиться не в столицу, а к далёкой лесной полянке, ставшей для Альбы Деламар последним пристанищем. Мне тогда было пятнадцать. Если бы местные власти узнали, что лавкой заправляет сирота моего возраста, то забрали бы её, а меня направили в работный дом. Но каким-то чудом мне удалось целых два года врать всем, что хозяйка лавки уехала к родным, а после там же и умерла. Днями я, листая записи мамы о целебных свойствах трав, обслуживала посетителей, а ночами плакала в подушку, тоскуя по ней.

Косой луч солнца, проникнув в небольшую щель между плотными шторами, резанул по глазам, выдёргивая из омута воспоминаний.

– Нужно действовать!

Глава 3

(Виолет)

Уже через час я сидела перед дорожной сумкой, в которую собрала всё необходимое: вещи, лекарственные мази и настойки, сбережения и ценности. В голове не укладывалось, что эта ночь станет последней в отчем доме. Впереди ждал долгий день и дела, требующие внимания, но на место решительности пришёл страх всё потерять. Ведь Фил обязательно узнает об обмане и придёт поквитаться.

– И чем же я только думала, когда решила ввязаться в эти приключения? – голос дрогнул, в горле появился ком, а в носу предательски защипало. – Возомнила себя героиней: сильной, смелой. На что я надеюсь?

Разговор с собой не показался чем-то странным. Измерение комнаты шагами успокаивало, приводило мысли и чувства в порядок.

– Но ведь это на благо лавки. Я обращусь к достаточно влиятельному клану орте и, будучи под их защитой, смогу каким-то образом передать принцу информацию. Наверняка корона пришлёт в Троплет войска, чтобы избавиться от банды. – решимость всё же победила. – Соберись, Ви!