Офсайд

Я бросил на него быстрый взгляд и заметил, что он смотрит на меня краем глаза.

– Может быть это произошло во время нашего столкновения, – я пожал плечами.

– Я тоже об этом подумал, – ответил Джереми, – но и удар пришелся не туда.

– У тебя очевидно глаза, как у арбитра, – сказал я, вновь отворачиваясь к окну. – Такой же слепой, как гребаная летучая мышь. Рентген показал, что у меня сломано ребро, так что ты похоже что-то пропустил.

Джереми ничего не ответил, но резко свернул с трассы на подъездную дорожку к моему дому. Он дал полный газ и поднялся по холму через аллею. Когда он притормозил у моего дома, я открыл дверцу и машинально выпрыгнул из машины. Поморщился и с минуту подержался за бок, пока снова не смог нормально дышать.

Джереми обошел машину и приблизился, чтобы помочь, но я отмахнулся от него.

– Эй, Томас?

– Да? – ответил я, открывая входную дверь.

– Я ничего не пропустил, – сказал он. Когда я обернулся, его глаза были сфокусированы на мне, и мгновение мы просто стояли и смотрели друг на друга. Наконец Джереми чуть наклонил голову и открыл дверцу машины, а я зашел в дом.

Моя голова немного затуманилась после таблетки обезболивающего, которую папа позволил мне принять. Он ни слова не сказав, просто принес одну таблетку и стакан воды вместе с сэндвичем и сказал сначала поесть. Я знал, что отец неважно себя чувствует из-за произошедшего – обычно всегда так, когда я реально травмируюсь. Хотя такого не случалось с прошлого года.

Папа постучал в мою дверь, и я вытащил себя с постели, чтобы отпереть ему.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросил папа.

– Да, я в порядке.

Он остался стоять в дверях, в то время как я прошел и сел на черный кожаный диванчик под окном. Он вел себя нервозно, и это могло означать лишь одно. Я не хочу этого слышать. Это не имело значения.

Но он все равно начал говорить.

Мямлить… едва различимо.

Я знал, что он сожалеет. Знал, что он этого не хотел. Мне не нужно было слышать, как он это произносит:

– Я никогда не думал… я имею в виду… когда она была тут… я никогда не думал, что мне придется делать это самому. – Он снова посмотрел на меня. – Иногда я немного увлекаюсь. Я знаю это… но я не хотел. Ты же знаешь, да?

– Конечно, пап, – ответил я. Мне нужно было, чтобы он просто остановился и ушел. Я не хочу об этом говорить. – Это была моя вина. Мне не следовало пропадать на всю ночь.

– Верно, – согласился он, хотя я сомневался, что он вообще помнил об этом. – Да… нужно будет поговорить о твоем комендантском часе.

– Конечно, – кивнул ему.

Я знал, что на самом деле он никогда не вернется к обсуждению комендантского часа. Для меня никогда не устанавливались какие-то настоящие правила, во всяком случае не такого рода. Играть в футбол – это было единственным настоящим требованием ко мне.

Он прошел в комнату и сел рядом со мной. Я постарался не вздрогнуть.

– Я больше так не сделаю, сын, – тихо сказал он. – Я просто… слишком много выпил. Ты же знаешь, каково это… в этот день.

– Знаю, – ответил я, не глядя на него и сфокусировав всю свою энергию на том, чтобы оставаться совершенно неподвижным.

– Хотя ты суровый малый, – сказал он. – Так… ты в порядке, да?

– Конечно, пап, – повторил я. – Я в порядке.

– Хороший мальчик. – Он похлопал меня по спине и встал. Я не дышал, пока он не вышел из комнаты, и я не запер за ним дверь, после чего забрался в кровать, стараясь не сильно задеть левый бок. Во сяком случае резкая боль перешла в тупую. Когда я провалился в то состояние разума, когда ты не совсем бодрствуешь, но и не совсем спишь, мой мозг восстановил события дня. Я замедлил картинки сегодняшнего утра, некоторое время упиваясь воспоминаниями, а затем постарался не обращать внимания на остаток дня, когда он проносился у меня в мозгу.

На следующий день в школе было… ужасно.

Все началось хорошо: я встал и отправился на пробежку. Мой темп был отстойным, из-за того, что бок чертовски болел, но папа на это ничего не сказал. Я собрал вещи, накинул джерси и отправился в школу.

Пока все идет хорошо.

Как только я вылез из джипа, начались комментарии.

– Эй, Мэлоун! – Ко мне подошел кто-то из старшеклассников и протянул руку для «дай пять». – Хорошая работа!

– Спасибо, – ответил я, не имея представления, о чем он. В прошлую пятницу я играл посредственно.

– Ты крут, чувак! – хлопнул меня по спине другой парень, зайдя в здание школы. Я встряхнул головой и направился на урок.

Внимание ко мне продолжалось все утро. Разные ребята регулярно обращались и бросали фразы с поздравлениями. Они обычно просто пробегали мимо, народ старался вовремя попасть в свой класс или еще куда, так что до ланча я так и не смог выяснить, что за хрень происходила.

– Святое дерьмо, к нам пожаловал сам король-любовник! – Проходя мимо, Мика ударил меня в плечо.

– Какого хрена, Клосав?

– Это все ты, мужик! – он заржал и плюхнулся на соседний стул. – У тебя, должно быть, яйца размером с Техас!

– Ты собираешься сказать, о чем на хрен ты вообще говоришь? – спросил я. – Или мне сначала выбить из тебя все дерьмо?

Клосав рассмеялся.

– Я говорю о тебе, чувак! – завопил он. – Кто же еще провел выходные трахая дочку шерифа в его отсутствие? К тому же в доме самого шерифа! Припарковал свой джип прямо перед домом? Ни хрена себе!

О, нет.

О, блядь, нет.

– Кто блядь сказал тебе это?

– Клинт, – пожал плечами Мика. – Он сказал, что ты трахал ее всю ночь, пока ее отца не было в городе. Сказал, что видел, как ты полуодетый выходил из ее дома, при этом выглядел как кот, нализавшийся киски.

– В этом нет никакого гребаного смысла, – ответил ему, в то время как моя голова шла кругом. Я совершенно забыл о Клинте, но когда вспомнил, как должно быть, выглядел выходя утром из дома Николь: рубашка расстегнута, туфли в руках – я точно знал, о чем он подумал.

И, ясное дело, растрепал всем.

Дерьмо, дерьмо, дерьмо.

– Ты должен мне все рассказать, – заговорщицки наклонился Клосав. – Ты трахал ее в постели шерифа? Потому что если ты сделала это… твою ж мать!

Слышала ли Румпель что-нибудь из этого?

Вот дерьмо! Как она могла не услышать этого?

– И ты провел там все гребанные выходные? Потому что Пол сказал, что видел там твою машину в субботу, а Клинт видел тебя…

Дерьмо, дерьмо, дерьмо.