Огненный крест. Книги 1 и 2

— У них нет реального лидера, — сказал он тихо. — Джим Хантер достаточно смел, но у него нет дара командовать людьми. Я просил его, но он ответил, что каждый должен действовать сам по себе.

— У вас есть дар. Вы можете повести их за собой.

Хасбанд выглядел шокированным, как если бы Роджер обвинил его в шулерстве.

— Нет.

— Вы привели их сюда…

— Они сами собрались здесь! Я никого не просил…

— Вы здесь. Они последовали за вами.

Хасбанд вздрогнул и сжал губы. Видя, что его слова имеют некоторый эффект, Роджер нажал.

— Вы говорили им прежде, и они слушали. Они пришли сюда за вами. Они обязательно вас услышат!

Шум снаружи хижина возрастал; толпа становилась все нетерпеливее. Она еще не горела жаждой крови, но была уже близка к этому. А что бы они сделали, если бы узнали, кто он, и зачем сюда явился? Ладони Роджера взмокли; он опустил их вниз и прижал к полам сюртука. Почувствовав милицейский значок в кармане, пожалел, что не зарыл его до пересечения реки.

Хасбанд посмотрел на него, потом потянулся и схватил его за обе руки.

— Молитесь со мной, друг мой, — произнес он тихо.

— Я…

— Не нужно ничего говорить, — сказал Хасбанд. — Я знаю, вы папист, но квакеры не молятся вслух. Если вы помолчите вместе со мной и попросите всем своим сердцем, чтобы мудрость осенила не только меня, но и всех здесь…

Роджер прикусил язык, чтобы удержаться и не поправить Хасбанда; его собственная религиозная принадлежность едва ли была важна в настоящий момент, а вот Хасбанда имела значение. Вместо этого он кивнул, сдерживая нетерпение, и сжал руки старшего мужчины в ответ, предлагая ту поддержку, которую мог.

Хасбанд стоял тихо, его голова была опущена. В хлипкую дверь хижины постучали кулаком и позвали.

— Хермон! С вами все в порядке?

— Давай, Хермон! Сейчас не время уединяться. Колдуэлл вернулся от губернатора…

— Час, Хермон! Он дал нам не больше часа!

Струйка пота пробежала у Роджера между лопаток, но он проигнорировал щекотку, не решаясь почесать спину.

Он перевел взгляд от обветренных рук Хасбанда к его лицу и увидел, что мужчина смотрел ему прямо в глаза, но в его взгляде было отстраненное выражение, словно он прислушивался к чему-то отдаленному, не слыша криков, проникающих снаружи. Даже глаза Хасбанда были по-квакерски серыми, словно вода в дождевых лужах, подрагивающая после пронесшегося ливня.

Они могли сломать дверь. Но удары становились все реже, и Роджер почувствовал, как замедляется сумасшедший бег его сердца, и возбуждение в крови утихает.

Он прикрыл глаза, собравшись читать молитву, как просил Хасбанд. Он порылся в памяти, пытаясь найти подходящую, но в голову приходили только отдельные фрагменты из «Книги общих молитв». [168]

«Помоги нам, о Господи…»

«Услышь нас…»

«Помоги нам, о Господи, — прошептал голос его отца, другого отца — священника, где-то на окраине его сознания. — Помоги нам, о Боже, помнить, как часто люди ошибаются из-за недостатка мысли, а не из-за недостатка любви, и как хитры ловушки, подстерегающие нас».

168

Официальный сборник молитв и других литургических (то есть богослужебных) предписаний англиканства.

Каждое слово коротко вспыхивало в его голове, как горящий лист, поднятый ветром с костра, и превращалось в пепел, прежде чем он смог ухватить его. Он бросил свои попытки и просто стоял, сжимая руки Хасбанда в своих и слушая низкое хрипловатое дыхание мужчины.

«Пожалуйста», — молча подумал он, хотя не представлял о чем просил. И это слово также исчезло, не оставив за собой ни следа.

Ничего не происходило. Голоса еще звали снаружи, но они казались не более значащими, чем голоса птиц. Воздух в комнате был застоявшийся, но холодный, словно по углам гулял сквозняк, не касаясь их, стоящих в центре хижины. Роджер чувствовал свое ровное дыхание и замедляющиеся удары сердца.

Он не помнил, когда открыл глаза, но теперь они были открыты. В мягких серых глазах стоящего напротив мужчины были голубые пятнышки и черные черточки. Его ресницы были густыми, и на краешке одного века краснела небольшая опухоль, подживающий ячмень. Маленькая выпуклость была гладкой и круглой, и ее цвета переливались всеми оттенками красного — от рубиновой точки в центре через малиновый до розового цвета к краям. Такая радуга могла украсить рассветное небо в день Создания.

Лицо перед ним с глубокими складками, идущими от носа ко рту, было словно вырезано скульптором. Морщины лежали над тяжелыми седыми бровями, разлетающимися, как крылья птицы. Губы были толстыми и гладкими, темно-розовыми; белые зубы блестели и казались странно твердыми по сравнению с мягкой плотью, прикрывающей их.

Роджер стоял, не двигаясь, удивляясь красоте того, что видел. Понимание того, что Хасбанд — коренастый мужчина среднего возраста с невыразительными чертами лица, не имело никакого значения. То, что он сейчас видел, было потрясающим сердце своеобразием, уникальной особенностью, удивительной и неповторимой.

Ему внезапно пришло в голову, что с такими же чувствами он рассматривал своего маленького сына, поражаясь совершенству каждого крошечного пальчика на ножке, изгибу щеки и ушка, которые заставляли его сердце сжиматься, сиянию его новорожденной кожи, сквозь которую просвечивала невинность младенца. И здесь перед ним было такое же создание, не новорожденное и не невинное, но такое же изумительное.

Он взглянул вниз и увидел собственные руки, все еще держащие руки Хасбанда. И испытал трепет, осознав красоту своих пальцев, выточенных костей запястий и суставов, восхитительное очарование тонкого красного шрама на большом пальце.

Хасбанд глубоко вздохнул и отпустил его руки. Роджер на мгновение почувствовал себя лишенным чего-то, но потом мир комнаты обнял его, снова подарив удивление перед красотой и чувство глубокого спокойствия.

— Я благодарю вас, друг Роджер, — сказал Хасбанд мягко. — Я не ожидал получить такой милости, но я ее принимаю всей душой.

Роджер молча кивнул. Он наблюдал, как Хасбанд снял с крючка сюртук и надел его; его лицо выражало спокойную уверенность. Не колеблясь, квакер поднял щеколду двери и открыл ее.

Люди снаружи отступили с удивлением на лицах, которое быстро сменилось нетерпением и раздражением. Хасбанд проигнорировал град вопросов и увещеваний и пошел прямо к лошади, которая была привязана к молодому деревцу за хижиной. Он отвязал ее, вспрыгнул в седло и только потом посмотрел на окружающих его регуляторов.

— Идите домой! — сказал он громким голосом. — Мы должны уйти отсюда, все должны разойтись по домам!

Это заявление было встречено ошеломленной тишиной, а потом криками замешательства и гнева.

— Какой дом? — крикнул молодой человек с неряшливой рыжей бородой. — Возможно, у тебя есть дом, у меня нет!

Хасбанд сидел в седле, оставшись непоколебимым.

— Идите домой! — крикнул он снова. — Я призываю вас. Здесь остается только насилие!

— Да, и мы сделаем это! — проревел тучный мужчина, вскидывая мушкет над головой под приветственные крики.