Огненный крест. Книги 1 и 2

Это странное чувство благоговения оставалось с ним, скрытое, но доступное, как гладкий камень в его кармане. Он думал об этом, пока пробирался к реке, не обращая внимания на цепкие заросли ежевики на своем пути.

«Как удивительно, — думал он. — В сущности ничего особенного не произошло, все случившееся было весьма обычно, ничего сверхъестественного». И все же он никогда не сможет этого забыть. «Интересно, сможет он объяснить это Брианне?»

Свисающая ветвь коснулась его лица; он взялся за нее и, отодвигая, почувствовал слабое удивление от гладкости зеленых листьев и изящества зубчиков по их краю, острых как ножи, и легких как бумажки. И снова слабое эхо воспоминания о том, что он видел эту хватающую за сердце красоту. «Клэр видит это? — внезапно подумал он. — Видит ли она прикосновение красоты в телах под своими руками? Не потому ли она и является целительницей?»

Хасбанд тоже видел красоту. И это утвердило его в своих квакерских принципах, вот потому он уехал с поля, не способный не совершить насилие, не одобрить его.

А как с его собственными принципами? Он предположил, что они не изменились. Если он и раньше не собирался ни в кого стрелять, то теперь и подавно.

Весенние ароматы все еще витали в воздухе, и маленькая синяя бабочка беззаботно порхала возле его колена. Все еще был прекрасный весенний день, но иллюзия спокойствия исчезла. Запахи пота, грязи и страха, висевшие в лагере регуляторов оставались в его ноздрях, смешиваясь с чистыми ароматами триллиума и воды.

«А как с принципами Джейми Фрейзера?» — задался он вопросом, поворачивая к зарослям ивы, отмечающим брод. Он часто задумывался о том, каковы мотивы Фрейзера, как из-за личной симпатии к этому человеку, так и из-за более отстраненного любопытства историка. Роджер решил для себя, что он сам никогда не причинит вреда человеку, хотя предполагал, что может сделать это, защищая свою жизнь. А Джейми?

Он был практически уверен, что симпатии Джейми находятся на стороне регуляторов. Он также полагал, что у его тестя нет никакого чувства личной преданности Короне; ни один человек, переживший Каллоден и то, что за ним последовало, не почувствует себя обязанным хранить верность английскому королю. Нет не Короне, но возможно Уильяму Трайону?

Никакой лояльности, имеющей личный характер, но, без сомнения, какие-то обязательства были. Трайон вызвал Джейми Фрейзера, и тот явился. В данных условиях у него практически не было выбора. Но явившись, будет ли он драться?

Как он сможет отказаться? Он должен вести своих людей, и если дело дойдет до сражения — Роджер оглянулся назад на лагерь регуляторов, над которым, казалось, висело видимое облако гнева — да, он будет драться, независимо от того, каковы его мнения по данному вопросу.

Роджер попытался представить себе, как нацеливает мушкет на человека, к которому не испытывает никакой вражды, и нажимает спусковой крючок. Или хуже, бросается на соседа с мечом в руке. Например, разбивает голову Кенни Линдсея. Но воображение его подвело.

Неудивительно, что Джейми пытался привлечь в помощь Хасбанда, прежде чем это началось.

Однако Клэр рассказывала ему, что Джейми, будучи юношей, дрался во Франции, как наемник. Он, по-видимому, убивал людей, к которым не питал ненависти. Как…

Он вошел в заросли ивы и услышал голоса, прежде чем увидел людей. Группа женщин занималась стиркой на берегу реки. Некоторые с голыми ногами стирали белье на отмели, другие относили его на берег и развешивали на кустах. Его взгляд мимоходом скользнул по ним, потом вернулся назад, уловив что-то знакомое. Что это?

Вот. Он не мог сказать, как он сумел вообще различить ее; в ней не было ничего примечательного. И все же она выделялась среди других женщин, словно ее силуэт был очерчен чернилами на фоне водного потока и зеленой листвы.

— Мораг, — прошептал он, и его сердце стукнуло с радостью. Она была жива.

Он почти вышел из укрытия, когда ему пришло в голову спросить себя — что он делает, не говоря уже о том, почему он это делает. Но было поздно, он уже вышел на открытое пространство и шел к ним.

Несколько женщин поглядели не него, некоторые настороженно застыли. Но он был один и без оружия, поэтому большинство женщин глядели на него просто с любопытством.

Она стояла, не шевелясь, по колено в воде с высоко подоткнутыми юбками. Она узнала его — он это понял — но не показала вида.

Остальные женщины на всякий случай отступили назад, но она стояла неподвижно среди стремительных стрекоз; пряди каштановых волос выбились из-под ее чепца, а в руках висела забытая мокрая блуза. Он подошел к ней.

— Миссис МакКензи, — сказал он мягко. — Рад видеть вас.

Она легко, уголками губ, улыбнулась. У нее были коричневые глаза; он этого раньше не замечал.

— Мистер МакКензи, — произнесла она и слегка поклонилась ему. Его ум работал, решая, что делать. Он должен предупредить ее, но как? Не перед другими женщинами.

Мгновение он стоял беспомощный и неуклюжий, не зная, что предпринять, потом его неожиданно охватило вдохновение. Он наклонился и схватил в охапку одежду, плавающую вокруг ее ног, потом повернулся и пошел с ней к берегу. Мораг торопливо последовала за ним.

— Что вы делаете? — сердито спросила она. — Сейчас же верните мою одежду!

Он подошел к кустарнику и небрежно свалил мокрую кипу на кусты, однако постаравшись, чтобы одежда не упала в грязь. Мораг тут же подбежала к нему с красным от негодования лицом.

— Что вы думаете, воруя мою одежду? — сердито спросила она. — Отдайте!

— Я не ворую ее, — уверил ее Роджер. — Я только хотел поговорить с вами наедине.

— О, да? — она с подозрением взглянула на него. — О чем?

Он улыбнулся ей; он видел, что она все еще была худой, но ее руки загорели, а лицо имело здоровый цвет. Одета она была чисто и потеряла тот бледный затравленный вид, который имела на «Глориане».

— Я хотел спросить, у вас все хорошо? — мягко сказал он. — А ваш ребенок, Джемми?

Произнеся имя, он почувствовал странную дрожь и на долю секунды увидел Брианну в дверном проеме с сыном на руках, и тут же — Мораг с сыном на руках в полумраке трюма, готовую убить или умереть, защищая его.

— О, — произнесла она, и подозрение на ее лице ослабло, сменившись неохотным признанием его права спрашивать. — С нами все хорошо… с обоими. И с моим мужем тоже, — добавила она подчеркнуто.

— Я рад это слышать, — уверил он ее. — Очень рад, — он искал что еще сказать, чувствуя себя неловко. — Время от времени я думал о вас… задавался вопросом — все ли с вами в порядке. Когда я увидел вас, то решил спросить. Это все.